от осаждённой столицы. И всё же, звуки сражения не смолкали очень долго.
Всё это время беглецы старались уйти от погони. Через пару часов Анита уже не выдерживала темпа: сказывались поход через моховое болото и скудный солдатский паёк. Ноги подкашивались, идти Анита больше не могла. Дальше лейтенант нёс её.
В сказках принцесс непременно носят на руках. Но таким образом даже самую хрупкую принцессу далеко не унесёшь, а держать походный шаг вовсе невозможно. Эйн взвалил Аниту на закорки и для верности привязал ремнём, как во время полёта со скалы. При этом он бормотал про себя:
— Эх, ни единой приличной горки, местность, что тарелка, а то бы взлетели — и лови нас. Это, если мы от шаманов оторвались, а то ведь опять посадят.
Ранец, в котором не оставалось ничего, кроме подзорной трубы и еды для принцессы, лейтенант повесил на грудь и пошёл спорым шагом, словно двигался налегке. Анита беззвучно плакала, уткнувшись в лейтенантское плечо. Потом она уснула, а проснувшись, обнаружила, что наступила ночь, а лейтенант продолжает идти, ориентируясь лишь по ему ведомым приметам.
Под утро он остановился, спустил Аниту на землю и, пока она разминала затёкшие ноги, что-то высматривал в степи, покрытой редкими перелесками.
— Бесполезно… — сказал он, наконец. — Они идут за нами, как привязанные. Наверняка, они знают, где мы, и я не могу понять, как им это удаётся. Мы окружены уже с трёх сторон. Хорошо, что у противника нет летунов, иначе бы нас давно сожгли. Был, конечно, ночной мрак, но, похоже, ему не поздоровилось после встречи с Карлеоном. А где сам Карлеон, я тоже не знаю. Остаётся последнее. Теперь моя очередь стоять в заслоне. Дальше ты пойдёшь одна. Видишь на горизонте горы? Их вершины уже освещены солнцем. По ту сторону гор начинаются наши земли, там можешь просить помощи. А до тех пор остаётся надеяться на чудо.
— Эйн, — попросила Анита, — не прогоняй меня. Я буду сражаться рядом с тобой и, если надо, рядом с тобой умру.
— Умереть легче всего, но каждый из нас должен исполнить свой долг. Беги, принцесса, беги стремглав, не заботясь об этикете, а я буду сдерживать врага. Сегодняшний день у нас ещё есть. Постарайся, чтобы это был не последний день.
Анита бежала, что есть сил и прислушивалась, что творится позади. Там было непривычно тихо. Потом ахнул взрыв и второй. Так бьют огненные мечи гвардии. И немедленно донеслась частая трескотня, должно быть, это палили ползуны.
Ну же, Эйн, почему молчишь? Неужели они достали тебя?
И в ответ донёсся грохот огненного меча.
Анита представила, как Эйн мечется, переходя с места на место, сбивая ползунам прицел и лишь изредка стреляя сам.
Бессмысленно стараться убить несколько ползунов, когда их там собралось много тысяч. Куда важней, хотя бы на минуту задержать всю армию, чтобы Анита сумела эту минуту прожить.
И принцесса бежала, выполняя приказ лейтенанта.
Остановилась, когда позади наступила мёртвая тишина. Лейтенант Эйн мёртв, и, значит, тишина мёртвая.
Где-то по её следам ползёт неминуемая гибель, а здесь царят тишина, покой, умиротворение. Ивы обступили маленький полузаросший пруд. Такой же водоёмчик был в сквере перед приютом. Там водились тритоны, головастики и водяные скорпионы, на которых с азартом охотились мальчишки. Потом они пугали этой живностью девчонок, Аниту в том числе. Анита боялась членистоногих до судорог, и вздрогнула, когда и здесь, на чистую, свободную от ряски воду выплыл большущий водяной скорпион. С его устрашающих клещей свисало тельце убитого головастика.
«Ты не принцесса, — вспомнила Анита слова болотного князя. — Ты головастик. У тебя есть ротик и хвостик, но нет рук, чтобы держать шпагу».
Не думая, что делает, Анита выхватила драгоценную королевскую шпагу и пронзила медленно плывущего скорпиона.
— Тревога! Тревога! — послышались беззвучные голоса.
Ил на дне взмутился, оттуда, и из зарослей водяной травы полезли хищные обитатели пруда: личинки стрекоз, водяные скорпионы, клопы-водомерки, все те, кого Анита ещё недавно так боялась. Вёл войско кусачий жук-плавунец, чёрный, с красной генеральской полосой по бокам.
Анита била, словно доказывая самой себе, что шпагу держать может. Отличное применение церемониальному королевскому оружию: колоть жуков и пиявок. Труднее всего обстояло дело с плавунцом. Закованный в броню жук размером с пол-ладони, такой, если вопьётся в ногу, так похуже иной собаки.
Когда генерал остался один, Анита перехватила клинок двумя руками и ударила, как била допотопного зверя, оживлённого великим червём. Жук оказался наколот на шпагу, словно на булавку. Он скрёб лапами, устрашающе двигал жвалами, но уже ничего не мог поделать. Анита выковыряла из прибрежной глины камень и одним ударом добила жука.
— Ура! — услышала она. — Победа! Жук-пожиратель мёртв!
Сотни головастиков, скрывавшихся среди водорослей, выплыли на свет и с обожанием смотрели на Аниту.
— Великая воительница, будь нашей королевой!
— Эх, малыши, — с горечью сказала Анита. — За вашей королевой по пятам идут враги, и уже сегодня меня убьют.
— Квак так? — вскричал самый большой головастик. — Мы этого не допустим, не будь я Квон. Братья, королеву надо спрятать. Мы не умеем сражаться, но прячемся мы лучше всех на свете. Королева, снимайте волшебную одежду и полезайте в пруд.
Надежды не было никакой, но Анита послушно принялась раздеваться.
— Ночнушку тоже снимать?
— Не обязательно. Она же не волшебная.
— А эти вещи волшебные?
— Ты не болтай, враги твои уже близко. Одежду быстренько сложи и в воду суй; жалко будет, если пропадёт. И сама в воду лезь. Ну, что ты осторожничаешь, тут никого кусачего не осталось, сама же всех перебила.
Дно в пруду было илистым, неприятным для ног, Анита провалилась в ил по щиколотки. Но вода оказалась тёплой и поверху чистой.
— Нырять с головой? — спросила Анита.
— С головой.
Анита зашла поглубже и окунулась с головой. Вынырнув, увидела, что Квон, у которого уже были задние лапки, выполз на лист кувшинки и нравоучительно вещает:
— Твоя одежда, несомненно, волшебная. В ней не холодно, не жарко, она не промокает, и случайный уголёк от костра её не прожжёт. Жалко отдавать хорошие вещи противнику.
— Помилуй, Квон, откуда ты такие слова знаешь?
— Сами в голову лезут. Я же головастик, башка вон какая, а к ней в придачу хвостик. Ни рук, ни ног нет. Вот и остаётся умные мысли думать. Но ничего, у меня уже задние лапки проклюнулись, так умные мысли уходят, сменяются на хорошие, спокойные мыслишки о комарах, гусеничках. Настоящие лягушки ни о чём другом не думают.
— Я-то зачем здесь сижу? Хоть в пруду, хоть где — найдут меня.
— Тише… Твои
