– А вы приехали из Красноярска?
– Да… Может, перейдем на «ты»?
– С удовольствием. А это правда, Ира, что ты продала там квартиру и все деньги отдала Учителю?
– Нет. Я их храню в банке. – Она вдруг рассмеялась, непонятно почему.
Вернулся Волков через два часа. Семеныча он не нашёл.
– Может, хотел побольше грибов собрать, – встревожено сказал Волков. – Увлекся, далеко зашел, в глушь. А там и кабаны водятся, и волки, и медведи.
– Когда мы расстались, у него уже полная корзина была, – взволнованно произнесла Юля.
– Да реально он в деревне, – сказала Оксана. – Завтра явится, вот увидите.
За ужином Даша спросила:
– А что, в Климовке киргиз живет?
– Жил, – ответила Ира. – И не киргиз вовсе. Русский. Кличку ему такую дали. Они с женой из Киргизии сюда переселились.
– Беженцы?
– Он говорил, что их там не притесняли. Просто хотели среди своих жить, среди русских. Дом хороший построил, всем на загляденье. На зависть, вернее. Усадьбой его называл. Хозяйство большое завел. Они с женой любили и умели работать. Скоро зажиточными стали. За это их и возненавидели. Все в Климовке бедные, а они – богатые! Подожгли. Все сгорело. Они обратно в Киргизию уехали.
Говорила Ира толково. Даша пока не заметила в ней никаких странностей, если не считать беспричинный смех в разговоре о банке.
– Не называл бы усадьбой, может, и не подожгли б, – усмехнулась Оксана. – А так ведь им обидно: у них у всех типа дома, избы, а у него, видите ли, усадьба!
Волков принял глубокомысленный вид.
«Сейчас очередную сентенцию выдаст», – подумала Даша.
– Если хотят подняться до уровня того, кому завидуют – это зависть созидательная, полезная. Если хотят того, кому завидуют, низвести до своего уровня – что гораздо легче, – это зависть разрушительная, отвратительная. Сожгли именно от этой зависти.
– Теперь Усадьбу Киргиза шпана местная облюбовала, – добавила Ира.
После ужина она заботливо спросила:
– А что вы такой задумчивый, Учитель? – Волков действительно казался погруженным в себя.
– На остановке обрывки разговора слышал. Девушка с собой покончила. То ли в Сосновске, то ли в Желтом Яре. – Он помолчал. – Самоубийство всегда потрясает. Люди так борются, так цепляются за жизнь! И вдруг человек добровольно расстается с жизнью!.. Это было бы для нас непостижимо, если бы нам самим – многим из нас – не приходила, хоть раз в жизни, мысль о суициде. – Он снова помолчал и важно произнес: – Самоубийцы реже всего встречаются среди очень сильных и среди очень слабых людей. У очень сильных хватает сил самоубийство не совершить, а у очень слабых не хватает сил его совершить.
Вечером Даша решила прогуляться.
– Только далеко не уходи, – сказала Ира. – И держись каких-нибудь ориентиров.
За сарайчиком Даша наткнулась на курившую Оксану.
– Учитель не одобряет, – объяснила та. Она дымила сигаретой и смотрела на Дашу недобрым, дерзким, оценивающим взглядом. Вдруг выпалила: – Уезжала бы ты назад! Ничего хорошего тут тебе не будет. По-любому. Мошкара реально заедает. Если в платье или юбке, из избы без толстых колготок лучше не выходить. И что тут за люди? Юлька – дура. Умная дура. За уголовника вышла. А в Сосновске у ней конкретно классные женихи были. А он даже расписываться не захотел. Потом вообще выгнал… К нам вот прибежала. Плохо она кончит, реально… Мозги у нее набекрень… А эта очкастая вообще чокнутая. В Красноярске квартира двухкомнатная была, работа хорошая. Все, короче, бросила, сюда явилась. Типа правде учиться. – Оксана усмехнулась.
– Вроде нормальная…
– На нее временами находит. Раз в месяц. Крыша, короче, совсем едет. Тогда ее реально без присмотра оставлять нельзя.
– Деньги за квартиру она Учителю отдала?
Несколько секунд Оксана молча смотрела на нее.
– Типа того… А что?
– Я в автобусе об этом слышала.
– А… Семеныч, короче, на зоне отсидел… Хотел на работу устроиться – нигде не взяли. К нам прибился.
– А ты сама откуда?
– Ниоткуда, – криво усмехнулась Оксана. – Детдомовская я!
– Что же ты не уходишь?
– А мне и здесь хорошо!
Оксана вернулась в избу.
Конец ознакомительного фрагмента.