улицу выбежала женщина. Одежда взметнулась вокруг нее, когда она устремилась к воротам, и одежда эта была короче, чем носили обычно варази. Темноволосая, взъерошенная, женщина не имела порядка и в своем многослойном платье. Это, однако, не делало ее неряшливой; было простым следствием бившей через край жизненной силы.
— Ты кто? Тебе кого надо? — налетела на него женщина. Хотя ростом и сложением она походила, скорей, на мальчишку. — Я тебя не знаю. Зачем ты пришел?
Их разделяла решетка ворот, но Ати невольно попятился. Столько напора было в ее словах.
— Я Атех Кориса, сын Болуса Кориса. Хозяин должен знать моего отца. У меня к нему письмо и просьба.
— Торговля? — прищурилась женщина. — Ты по торговым делам к нему пришел?
— Нет, — он отвел взгляд. — Не по торговым. Он может провести… обряд.
Ответ озадачил женщину, и она сразу потеряла половину той угрозы, которая чудилась в ней Ати. Старше него на несколько лет, она все еще была достаточно молода. Недостаток опыта, видимо, и мешал принять решение сразу.
— Так ты к нему по похоронным делам? — уточнила женщина, без всякого стеснения разглядывая Ати. Человек не из их народа по такому вопросу к ним был явиться не должен. Это она давала понять хорошо.
— Да. Можно мне с ним… поговорить?
Она запустила пальцы в и без того спутанные волосы и дернула за них, а потом обернулась к дому. Подвижность, оставив на секунду черты, увела с собой и половину суматошливого очарования.
— Поговорить, говоришь?
— Да, — кивнул Ати. — Если господин Зарат не очень занят.
Женщина расхохоталась, и жизнь снова наполнила ее.
— Не очень занят? Не очень занят? Господин Зарат занят всегда. — Смех оборвался. — Но заходи. Пусть он сам решит, сколько будет тебя слушать.
Она потянула ворота на себя и заперла их, стоило только Ати войти.
— Меня зовут Карраш. Иди за мной.
И они пошли. Вблизи, не ограниченный рамкой ограды, дом подавлял. Сложенный в форме креста, он имел всего один просторный этаж и, в центре своем, над самым перекрестьем, надстройку, которая и казалась с улицы башней. Монолитный, с толстыми стенами, он походил на крепость. Ей, возможно, и был. А еще, под землей, — мертвецкой. Этих помещений Ати, впрочем, надеялся не посетить.
Карраш хрипло шепнула что-то слугам перед тем, как открыла для гостя дверь. Ати не решился рассматривать их, но почувствовал с обеих сторон неприязнь, давящее нежелание пускать постороннего.
Внутри было неожиданно светло. Высокий потолок и белые без росписи стены.
— Жди меня здесь. Я сейчас, — наказала Карраш и исчезла.
Даже в мыслях Ати не ослушался бы ее.
— Он согласен тебя видеть, — объявила она минуту спустя. — Иди.
И убежала, будто ее и не было.
Одиночество охватило Ати в этом просторном пустом коридоре. Он выглянул в окно, но тут же отвернулся: так мало было видно дня. Тогда, крепче сжав дядину шкатулку, он двинулся вперед. К комнате, в которой до того исчезала Карраш.
— Болус не говорил, что у него будет ко мне дело. Хотя мог бы сказать.
Меддем Зарат встретил его на пороге: силуэт по ту сторону занавеси.
— Мог бы…? — Ати разом забыл слова, которые приготовил. — Вы с отцом друзья?
Как же глупо звучало произнесенное.
— Друзья? — вторя его мысли, переспросил Зарат и откинул занавесь. — Нет. Он знает, кто я, я знаю, кто он, и мы были в одном месте перед его отъездом. У ростовщика. Он видел меня и мог предупредить. Но не стал.
Бальзамировщик не насмехался, не выговаривал, просто фраза за фразой восстанавливал прошлое. Пока то не встало рядом с ними, такое же реальное, как тогда.
— Приветствую почтенного Меддема Зарата! — поклонился Ати и извинился: — Отец не знал, что нам нужны будут ваши услуги.
— Как так — не знал?
Черные глаза Зарата смотрели испытующе. Ати никогда не стоял к нему настолько близко, видел только издалека. Невысокий, смуглый, тот походил на пирата — и говорили, с пиратами водился. Не потому, что был причастен их ремесла, потому, что имел с него выгоду.
— Человек, который умер, не известил о приезде.
— Он что же, приехал сюда для того, чтобы умереть?
Ати хотел отринуть предположение, но запнулся. Ведь получалось, оно было правдой. Солгать же он не мог.
— Он знал, что смерть близко, но не думал, что настолько.
Меддем Зарат отступил, пропуская его в комнату.
— Кто этот человек, что ты пришел просить за него? И почему ко мне?
— Он мой дядя, — ответил Ати, оглядываясь по сторонам. — Он завещал это мне.
Пол устилали ковры. Комната не была гостевой, но не была и личными покоями Зарата, иначе он вряд ли бы принял посетителя в ней. Ати все искал что-то, знак или предмет, который оправдал бы ворочавшийся внутри страх, и не находил. По правде говоря, вокруг оказалось чересчур мало вещей. Кроме ковров — несколько скамеек и стол. Хозяин писал за ним перед тем, как его потревожили, но писал на языке, которого Ати не учил.
Он отвел взгляд, но слишком поздно. Зарат заметил интерес и дал знать, что не понимает его.
— Разве у Болуса есть брат? — Бальзамировщик наклонился и убрал бумагу. — Да, я слышал что-то вроде того.
Больше он не сказал ничего, и, вынужденный этим молчаливым ожиданием, Ати вынул из-за пазухи письмо, протянул шкатулку.
— Он сказал передать вам.
Зарат поднял бровь, но предложенное взял. Поставил шкатулку на стол и принялся читать. Ати, который надеялся просто отдать их и уйти, понял, что по-другому быть и не могло. Принял бы сам он в дом мертвеца, не узнав о нем ничего?
Бальзамировщик все читал. В этой полупустой комнате, позади которой остался пустой коридор, он единственный нес на себе несомненный отпечаток того, что предвещал снаружи дом. Отпечаток преотчетливый. Густая синева одежд Зарата, обсидиан перстней и масло в его волосах — масло, пропитавшее, казалось, кожу даже и на руках, — принадлежали местам, далеким от Фер-Сиальце.
Хотя Ати не ответил бы, где находится родина варази. Они всегда казались ему странствующим народом.
Странствующим и все же оседлым.
— Вот оно как, — Зарат сложил послание. — Твой дядя странный человек.
Настал черед шкатулки. Ати вдруг показалось, что сейчас он вернет письмо и плату и попросит уйти. Но наваждение рассеялось.
— Впрочем, не бедный.
Зарат, похоже, остался доволен суммой. Его внимание, до того безличное, обратилось к посетителю, и несколько секунд Ати кожей чувствовал это прикосновение. Тяжелое и бесцеремонное.
— Я подготовлю его к погребению, — согласился бальзамировщик. — Сделай так, чтобы тело принесли к закату. Мне нужна будет
