Я рыкнул в ответ, моментально прекращая любой спор.
— Без твоих зеленых соплей решу кому мне надо звонить, а кому-нет.
Степка нахохлился, тонкие светлые волосики на загривке вздыбились, но обиду на меня прожевал и проглотил.
Подрастет — все в лицо выплюнет. Я уже морально подготовился. Только обидой жгло! Прямо до костей. Не умею я с детьми общаться. И никогда не умел. Сам сирота. Только благодаря Быстрому чего-то и достиг в стае. А так прибился бы к московским шестеркам.
От недобрых мыслей отвлек все тот же ласковый аромат черники, что пробивался через запахи жареного мяса и яблочного пирога. Я еще раз втянул его носом и пошел мыть руки.
На кухне меня ждал вкусный ужин: жареная картошка, кривые бутерброды с бужениной, овощной салат и запеченный цыпленок. Ярослава сидела за столом и скромно улыбалась. Ждала моей реакции. Глупышка, как я могу среагировать как-то иначе, чем встать перед ней на колени и обнять ее ноги, положить голову на коленки и дождаться ласки от ее рук. Зверь во мне скребся и тихо выл, чтобы я позволил так и сделать.
Но человек во мне слишком хорошо знал, как коварны люди, поэтому я просто сел за стол и спокойно сказал:
— Выглядит очень аппетитно. Есть хочу зверски.
— Приятного аппетита, — улыбнулась Яра. — Мне Степа помогал готовить, мы старались сделать все съедобно, — улыбка у нее стала шире. Я не удержался и сам заулыбался, а потом заметил, как и Степа лучится от радости. Мальчишка с ним так не расслаблялся никогда, а тут прямо расцвел ребенок.
Это задевало и где-то в глубине души вызывало ревность. Мне хотелось, чтобы Степан меня признал. Не как отца — об этом я и не мечтал, — но хотя бы как близкого. Я откусил от куриной ноги большой кусок и принялся жевать. Вот правильно, лучше есть и молчать, чем нечаянно сказать совсем не то, что хотелось бы.
Так и доели ужин по-семейному тихо, только за ушами трещало.
А потом как-то так и повелось: общие завтраки с шутками Степки и моим суровым баритоном, крепкая хватка волчонка за руку Ярославы, чтобы отвести ее в комнату, разговоры про людей и волков, чтение вслух вечерами, прогулки с Джоем, обеды, на которые я приезжал почти каждый день, за которыми мальчишка разбалтывал все мои «секреты», и ужины в спокойной обстановке втроем.
Словно настоящая семья.
Я стал замечать, как хочу быстрее закончить дела и рвануть домой, как думаю, что сегодня приготовить и какой помощью нагрузить Яру, которая участвовала в нашей скучной семейной жизни со Степкой с большим удовольствием.
Вскоре она перестала носить очки дома, и я наконец-то узнал цвет ее глаз — голубой в утренней дымке. Степка называл ее эльфийской принцессой, и ведь не погрешил против истины. Ярослава действительно была до рези в глазах солнечной и воздушной.
Но по ночам я слышал, как она тяжело дышит во сне и мечется по кровати. В такие моменты я пулей устремлялся к ее комнате, но замирал на пороге, будто там пуд соли рассыпали, не давая пройти такой нечисти как я.
«А если я напугаю ее больше? А если страхи ее из-за нас, волков? А если...»
Я мог до бесконечности перечислять все возможные причины, из-за которых боялся войти в комнату, как однажды, спустя где-то месяц нашего совместного проживания у них Ярославы, ко мне не спустился Степка. Волчонок выглядел сердитым, аж глазки желтизной блестели в темноте, выдавая в нем древнюю проклятую кровь настоящего вервольфа.
— Чего не заходишь? Нравится слушать, как она мучается?
Я оскалился, показывая, что еще чуть-чуть — и Степа перейдет черту, но тот ощетинился, светлые волосенки на загривке встали дыбом, а потом он меня укусил за руку до крови.
![]()
Глава 4 (2) . Ониксим![]()
— Ах ты, щенок непослушный! — прорычал я и выдернул руку, зло уставившись на приемного сына, и хотел договорить, но дверь в комнату распахнулась, а на пороге замерла полуголая Яра, а в ногах у нее встал Джой.
— Что случилось? — хрипловатым ото сна голосом спросила она у меня, и я бы и рад ответить, но взгляд так и приклеился к желтым трусикам, которые кокетливо открывали линию стройных бедер, еле-еле прикрытые моей же футболкой, которую я отдал Яре для сна еще в первый день, но несмотря на то, что мой помощник забрал ее вещи у Выстроцких. И глядя на эту эро-фантазию, я сглотнул и открыл рот, чтобы ответить, но мелкий меня опередил:
— Яра, Ярочка! — слезливо проныл десятилетний актер. — Помоги! Я Ониксиму руку прокусил... нечаянно. Испугался.
Ярослава молча схватила меня за руку, угадав с первого раза какая, и нежно огладила пальцами, ища рану, а когда нашла, также молча повела в ванную. Степа уже не «плакал», довольно улыбаясь, а напоследок показал язык и ускакал к себе в комнату, забирая с собой Джоя.
Я же шел за Ярославой, как на эшафот, не в силах отвести взгляд от милого рисунка на трусиках и от слишком (слишком!) аппетитной задницы, по которой я так и хотел провести языком.
Пары вервольфа и человека не осуждались, хоть и не всегда приносили потомство, но Зверь должен быть спокоен, остальное значения не имело. А кто еще может подарить такой покой и счастье, как ни любимая Пара ?! Но, идя послушно следом, я сомневался, что Яра когда-либо подарит мне эту пресловутую гармонию, она будила в моем Звере такие мысли и такие желания, что я отчетливо понимал — человек Ярослава никогда не согласится быть Парой моего Зверя. Но какая ведь злобная Судьба у вервольфов?! Заставит полюбить ту, кто ничего к тебе не чувствует.
«Зато ты за двоих стараешься. Вон уже колом стоит», — огрызнулся я про себя и попытался успокоиться: не хватало еще, чтобы Яра заметила.
В ванной я постарался прижаться к большой раковине, усадив на край ванны Ярославу, но та сразу потребовала дать ей руку, как только услышала, как я выключил воду. Тонкие длинные пальцы нежно прошлись по запястью, обвили его легонько, подушечки пальцев ощупали рану. Сердце у меня бухало уже в горле, пытаясь выпрыгнуть наружу, прямо в эти нежные пальцы. Клыки стали удлиняться, вытягивая за собой остатки здравомыслия.
— Достаньте, пожалуйста, хранитель и бинт. Я сейчас обработаю...
Ярослава не договорила, будто почувствовав повисшее удушливым ароматом напряжение. Она замерла, но мое чутье уже кричало, что Яра возбуждается: частое дыхание, приоткрытые губы, пульс, что так лихорадочно бьется в жилке на шее под тонкой кожей. И настолько нежной, что ее нестерпимо хотелось попробовать на вкус.
Я очнулся от чужого судорожного вдоха. Яра была сдавлена в моих объятиях, а губы мягко касались нежной кожи за ухом. Она не вырывалась, но теперь к запаху возбуждения отчетливо примешался страх. Зверь внутри заворочался, напружинился и прыгнул, не в силах устоять перед такой желанной капитуляцией Пары. Как же это невероятно сладко ощущать! Теплый, пряный аромат желания и острый, мятный аромат страха.
Я тихо зарычал и прижал Яру сильнее, уже грубее целуя ее в шею, облизывая ключицу, покусывая сладкие губы, а потом напористо проникая внутрь языком.
Ярослава постанывала, вцепившись мертвой хваткой в предплечья. Мне на краю сознания показалось, что она отталкивала меня, но ведь такого быть не могло! Пара сама признала во мне сильнейшего и лучшего, ведь желать могут только такого волка. Я стащил Яру на пол, оседлав ее сверху, и принялся вылизывать все, что попадалось в поле зрения: торчащие бусинки сосков, родинки, пупок.
Преграду в виде трусиков я преодолел быстро и сразу же стал тереться щекой о низ живота, пытаясь как можно больше впитать в себя этот дурманящий аромат. Ярослава тяжело дышала и мелко дрожала, но не шевелилась, а я только и радовался, вылизывая все, что хотел.
Глава 4 (2) . Ониксим