его родной обителью, и тревога исчезла. Всё здесь имело совершенно иную силу, и не имело ничего общего с привычными выступлениями на публике. Потоки звука пронизывали пространство, в воздухе сыпались искры. Ударяя по струнам, Анте чувствовал, как сквозь него молниями ветвится электричество, но он твёрдо стоял на ногах и продолжал играть. Он понимал, что если остановится, что-то важное оборвётся в тот же миг.
Только раз он поднял веки, чтобы увидеть публику. Заворожённый взгляд короля, прикованный к пальцам Анте, потерялся в волшебных отзвуках Уны. Не в силах усидеть на троне, он вскочил на ноги, и вот один шаг, другой… И король, и вся его свита, и придворные пустились в пляс…
Никто из них уже не мог остановиться. Погрузившись в свою страсть целиком, Анте больше не стоял на месте. Зал вторил ему, слушатели топали и хлопали в ритм. Что-то великое и сокровенное рвалось у него изнутри. Анте не знал этой мелодии, но всё играл и играл, пока на грубых пальцах, закалённых часами репетиций, не проступила кровь.
Синие молнии тока оплетали тронный зал паутиной. Знать заполнила его мигающим хороводом. Гвардия, побросав оружие, пустилась за ними следом. Весь дворец загудел, замычал, запел, и хоровод превратился в смертельный водоворот, затягивая короля и всю его свиту в тесную гущу измотанных бессознательных тел, проглатывая каждого с головой. И как бы Анте ни хотел остановиться, он уже не мог этого сделать.
И как только он понял что натворил, голову его пронзила острая боль, а перед глазами всё померкло.
Очнулся он в темнице. И хотя тело не слушалось, а от любого движения ломило кости, первым делом Анте огляделся, чтобы найти Уну. Но гитары не было. Как не было и волшебных ботинок, и никаких ботинок вообще.
Но в камере он был не один. Сидя на матрасе у стены напротив, сокамерник не сразу заметил, что Анте пришёл в себя, а когда заметил, ослепил его жемчугом улыбки. Анте понял, что заключённый здесь недавно, либо преступников регулярно посещает удивительно хороший дантист.
— Я Эмилио, — представился парень, но видя, что Анте шевелился-то с трудом, руку ему протягивать не стал. — И тебя тоже сюда за "выступления" упекли?
Анте вяло представился и еле-еле сел. Всё тело скрутило, будто он сунулся в бассейн с электрическими угрями.
— Выступил перед Его Величеством, — хохотнул он сквозь слёзы. После случившегося только и оставалось, что смеяться.
— Так это ты пробрался из другого мира… — присвистнул Эмилио, и во взоре его проступила глубокая оценка.
— Откуда ты знаешь?
— Твоя гитара. Здесь таких не делают.
— Уна? Ты её видел?! — несмотря на боль, Анте вскочил на ноги, и его понесло в сторону, прямо на соседа по камере.
Тот воздел руки, останавливая его, и тяжело вздохнул:
— Эх, прости, друг, но эту красавицу ты больше не увидишь. Здесь инструменты долго не живут.
— Я не понимаю…
— Её пустили на дрова, — прямо, без подготовки ответил Эмилио, и Анте ощутил, как холодный камень уходит у него из-под ног.
И всё, что произошло до этой самой секунды, навалилось на него и придавило его обломками, как обрушившееся здание. Если до сего момента Анте лелеял надежду выбраться и вернуться домой, то теперь, представляя жалобный треск грифа, объятого пламенем, звон лопающихся струн, он признал, что всё пропало. Он сел, но тело словно не принадлежало ему. Воздух будто бы проходил насквозь, не попадая в лёгкие. Пальцы онемели.
Уна, его Единственная. Её больше нет.
— Что мне делать? — наконец выдавил Анте спустя вечность.
— Можно подумать, у тебя тут широкий выбор, — невесело усмехнулся парень, — Можешь выбрать, посидеть в камере, или посидеть в камере. А можно ещё в камере посидеть.
— И как долго мне здесь быть? — спросил Анте.
— Могу сказать тебе спасибо. До сегодняшнего дня я думал, что буду торчать здесь годами и наслаждаться жизнью. Невесть какие хоромы, но кормят неплохо и компания хорошая. Но главное — мы были в безопасности, а теперь благодаря тебе всех музыкантов казнят на рассвете.
И теперь, открыв правду, Анте угадал в голосе Эмилио не прямоту, не честность, а затаённую обиду. Всех их казнят. Всех музыкантов… Но это значило, что он не единственный музыкант.
Эмилио оказался певцом. Его долго не могли поймать, ведь без инструмента невозможно было доказать, что он промышляет музыкой. Но королевской страже помог его лучший друг, и так Эмилио оказался здесь, и провёл в заточении два года.
Анте спрятал голову в ладонях. Ни обуви, ни Уны, ни двух сестёр, запропастившихся невесть куда. "Здесь каждый сам по себе", — напомнил внутренний голос, но от этого было не легче. Анте снова нашёл монетку в кармане штанов и рассмеялся: у него забрали гитару, забрали ботинки, но зелёная от патины чешская крона никого не интересовала. Видимо, страже было так его жаль, что обирать Анте до последней мелочи они не стали.
Странно, но монетка придала ему храбрости, и как бы там ни было, от него уже ничего не зависело. И в ту секунду, когда синее подкопчённое небо за решёткой темницы подкрасил персиковый ореол светила, приближая рассвет, а вместе с ним и казнь, Анте понял, что готов умереть за свою музыку. До последнего вздоха он будет музыкантом, и даже близость смерти этого не изменит.
— Чего расселся? — буркнул знакомый детский голос, и Анте подумал, что у него начались галлюцинации.
— Ого, это твоя зверюшка?! — Эмилио подскочил на ноги, удивлённо глядя на решётчатую дверь, и тогда стало ясно, что ему всё это не мерещится.
— Осторожно, злая кусака, — недовольно ответил голос.
Между прутьев решётки на них глядел ушастый фенёк.
— Мел? — неведомая сила подхватила Анте под руки, окрыляя и наполняя надеждой. Ему потребовались все силы, чтобы не расцеловать звериную мордочку.
Возможно, Мелочь, не вышедшая ростом и всегда походящая на девочку, была единственным жителем города, способным пролезть в самый узкий лаз королевской темницы. Достаточно маленькая, чтобы не привлекать внимания, и, разумеется, удивительно талантливая. Нет, талантливая не в том, чтобы пробраться мимо стражи, а в том, чтобы, дав обещание отправить Анте домой, сделать всё, чтобы его выполнить.
— А что я тебе принесла? — с хитрецой спросила Мел, оборачиваясь человеком, и пропихнула под решёткой музыкальную шкатулку — настолько миниатюрную, что её можно было принять за спичечный коробок.
Анте подумал, что история об этом побеге из тюрьмы будет легендарной, правда кто поверит, что можно взломать замок с помощью музыки? Если бы он воочию этого не увидел, Анте сам не поверил бы, что
