– Домой? Чего я там забыл? Разве что жену. И то вряд ли: ее я действительно забыл. – Салнынь коротко хохотнул и продолжил, не меняя интонации: – Если бы ты не напомнил...
– Ты был в Копенгагене?
– Да. – Вадим слегка сморщился. – Город красивый, но, мне кажется, ничего своего не имеет. Средневековые замки позаимствовал от Праги. Каналы в центре города – от Венеции. Ветряные мельницы и голландский пригород Драгер – от Амстердама. Гвардейцы в медвежьих шапках и королевский дворец Амалиенборг – от Великобритании. Если ты спросишь о датчанах, они обычные люди, не хуже и не лучше нас.
Похоже, лучше Щитомордника о Дании и ее столице со спальными районами в пригородах, виллами и уютными коттеджами на окраинах, обрамленными ухоженными садами и газонами, рассказать не мог никто.
Однако Андрей и без Щитомордника знал, что, к примеру, по количеству эмигрантов Датское королевство, обращающее свою политику не налево и направо, но на запад и на восток, привлекшее к себе внимание иностранных разведывательных служб, намного опередило многие развитые страны Европы.
До недавнего времени Дания была центром сосредоточения интересов стран Варшавского блока и Северо-Атлантического альянса. Датчане, из газет периодически узнавая о проколе той или иной службы, гордились своей маленькой страной как центром мировой политики. Заодно собой, создав для разведчиков оптимальные предпосылки для камуфляжа ими своих секретных занятий. К услугам шпионов всех стран на выбор представители разнообразных профессий и всевозможных государств; на каждом углу открытые двери кафе и ресторанов, где можно уединиться, не вызывая подозрений; лабиринты микрорайонов и кварталов, сложные транспортные развязки помогают разведчику определить наружное наблюдение и, если потребуется, скрыться. Они научились давать сто очков вперед службе НН контрразведывательного отдела датской полиции – ПЭТ.
– Так как насчет аванса? – повторился Щитомордник, допив второй бокал пива.
– Без проблем. Сколько хочешь, половину?
Вадим секунду-другую поразмышлял, взять ли сейчас семь тысяч, а по возвращении еще восемь, или пять и десять? Равные половины его отчего-то не устраивали, ему хотелось получить «под расчет» больше, кучей. А с другой стороны, если работа сорвется не по его вине, плакала вторая половина.
– Восемь тысяч сейчас, – поставил он условия, – семь после. – Щитомордник наметанным взглядом окинул пивную и кивнул парню: дескать, можешь начинать отсчет, все спокойно.
Андрей вскрыл банковскую упаковку евро, отсчитал десять сотенных купюр и положил их в карман, остальные – девять тысяч – протянул Салныню, пояснив:
– Штука на билеты, гостиницу. Машину возьмешь напрокат в салоне на Хаммаршельдсалле. Там же есть часовой магазин, купишь часы с компасом. Также тебе понадобится багажная сумка и лопата. Где-нибудь на окраине Копенгагена найдешь магазинчик, торгующий садовыми принадлежностями. Товар возьмешь в Нестведе. По дороге, ведущей из города в бухту, свернешь направо через двести метров после километрового указателя «восемь». Не забудь провериться.
– Вот об этом не надо напоминать. – Салнынь положил деньги в карман брюк, оставив при себе лишь одну купюру. Почти год евро в обращении, а он никак не привыкнет к ним. Зато как легко он адаптировался после «деревянных» к маркам! Переход произошел быстро и безболезненно.
– Теперь дальше. Закроешь машину и поднимешься на холм, найдешь сосну с обломанной нижней веткой. От нее сделаешь восемьдесят шагов строго на юго-запад до следующего ориентира, валуна, который недавно переворачивали. От него пятьдесят шагов на запад, прямиком к известняковой скале. Обойдешь ее справа, справа же найдешь прямоугольник пожухлой травы: дерн там снимали. К тому времени, как ты появишься там, трава в месте тайника будет отличаться цветом. Копай смело – над товаром лежит доска. Упрешься в нее, вынимай аккуратно. Товар переложишь в сумку, а мешок, в который он завернут, выбросишь по дороге. В Копенгагене в самом начале Ньёрре Вольдгаде остановишься, заглушишь двигатель и выйдешь из машины. Собственно, это и будет означать, что работу свою ты сделал. За машину не беспокойся, ее отгонят в бюро по найму. Все понял?
– Да, – твердо ответил бывший топтун.
– Тогда повтори.
Когда Андрей рассказывал, Щитомордник отчетливо представлял работу своих бывших коллег. Ведь раскрытие тайниковых операций – одна из задача службы наружного наблюдения. Иностранным разведчикам, работающим в Москве, всегда было проблематично выходить на связь со своими агентами, подыскивались и подготавливались места для тайниковых операций; в тайниках оставляли инструкции либо задания для агентов или извлекали готовые материалы. Вадим по своему опыту знал, что обнаружить и зафиксировать место закладки или изъятия – дело едва ли не гиблое.
Это сейчас, в век компьютерных технологий, можно без труда выйти на связь с агентом, по Интернету передать чертеж или схему.
Еще не мог не вспомнить о том, что выпустить материал из рук (оставить его в тайнике) – пусть даже на короткое время – всегда большой риск. И еще одно «всегда»: если материалы, как бы они ни шифровались, попадают в руки контрразведки, то агента всегда вычисляют. Всегда.
Щитомордник не ошибался, полагая, что вот сейчас за закладкой, место которой он знал, ведется наблюдение. Повторяя полученную от Прозорова информацию, он изредка едва заметно покачивал головой – время: «Время между закладкой и изъятием обычно сокращается до минимума». Что сводит возможности служб наружного наблюдения по раскрытию тайниковых операций к нулю. Вадим сможет изъять закладку только через два дня, и если приплюсовать сюда еще пару дней, которые прошли с момента закладки, то получается четыре-пять дней. Вообще-то многовато.
А так закладка, которую, судя по всему, осуществили оперативники Службы внешней разведки в Копенгагене, была стандартной.
Салнынь словно возвращался на службу... только в ином качестве. И, положа руку на сердце, мог признаться себе, что не раз и не два готовил себя к похожему повороту событий. Но время отодвигало мечты о левом заработке все дальше.
Спросить, что в тайнике? Но о таких вещах не спрашивают: дал согласие – молчи. Согласился выслушать детали работы – лишних вопросов не задавай, включая и касающиеся рекомендаций, по которым к нему подошел этот парень. Можно отказаться от работы, но деньги жгли ему ляжку.
Как бы то ни было, все выяснится на месте, когда он снимет дерн, копнет на пару штыков в глубину и вынет доску, обнажая мешок с товаром.
Впрочем, он успокоился, когда Андрей, прощаясь, еще раз сказал:
– Мы обратились к тебе как к специалисту. Необходимо, чтобы операция прошла гладко и товар не попал в чужие руки. По секрету: мы отмели несколько кандидатур, находящихся непосредственно в Дании. Только не загордись оказанным тебе доверием.
«Это вряд ли», – решительно подумал Вадим, провожая взглядом высокую фигуру собеседника. Он еще раз оглядел уютную пивную с большим телевизором над барной стойкой, вещающим на спортивном канале и привлекающим сюда клиентов-портовиков, место, где ровно через неделю он получит еще семь тысяч евро.
5
Копенгаген, Дания
Тридцативосьмилетний Антон Альбац отдавал дань моде, привнесенной с экрана американским актером Доном Джонсоном. Клубный пиджак темно-малинового цвета, сшитый в Англии, открывал плотную желтую майку с треугольным вырезом и тонкую золотую цепочку. На мизинце правой руки Антона – печатка с опалом. В отличие от Штерна он не курил, но последнему позволялось дымить в присутствии босса.
Расположившись в углу канапе и положив руку на закругленную полированную спинку, Антон смотрел новости. Свободно владея шестью иностранными языками, он делал два дела: слушал Штерна, говорившего на русском, и внимал англоязычному диктору круглосуточного новостного канала, повествующему об иракском кризисе, ценах на нефть, котировках акций на мировых ведущих биржах. Альбац успешно справлялся с этим, однако Штерна его поведение начало потихоньку выводить из равновесия. Зиновию казалось, что босс наплевательски относится к серьезной проблеме, неожиданно свалившейся им на голову, В телевизоре все понятно, однако последнее время с экрана больше задавали вопросы, нежели отвечали на них. Словно возложили решение многих проблем на телезрителей. Ну и зачем тогда смотреть все это дерьмо?
По интонации собеседника Антон легко определил его настроение и, собственно, причину раздражения Штерна. Он пультом убавил громкость, но по-прежнему смотрел на экран телевизора.
– Я слушаю тебя.
Раздражительный Штерн опять все понял по-своему:
– Лучше бы тебе не убавлять звука.
– Почему?
– Потому что ты сейчас начнешь прислушиваться. Выключи его! – Зиновий ткнул пальцем в экран роскошного плазменного «Панасоника». – Не бойся – твой диктор не захлебнется плазмой. Каждые полчаса передают одно и то же.
