У Боба вырвался хриплый вздох, в котором улавливалось что-то металлическое. И в этот миг, чтобы не закричать, я до боли прикусила губу. Он сделал движение, правая его рука повисла вдоль тела, и из рукава высунулась вместо кисти и ладони сероватая палка со странными крючками.
– Боб! Дорогой! Объясни, что произошло. Если я буду в курсе дела, мне, может, удастся тебе помочь. Нет, Боб! Это чудовищно! – тщетно пыталась я подавить рыдания.
Из-под скатерти показалась левая рука, дважды стукнула по письменному столу и приказала мне удалиться.
Боб запер дверь на крючок, и я рухнула наземь в коридоре. До меня доносились его шаги, а затем стук пишущей машинки. Спустя немного времени под дверью появился новый листок:
«Приходи завтра, Анн. Я все объясню тебе. Прими снотворное и постарайся выспаться. Мне понадобится вся твоя энергия. Боб».
Разбудили меня бившие в глаза яркие солнечные лучи. Часы показывали семь. Я вскочила, как сумасшедшая. Всю ночь я проспала без снов, словно на дне какой-то ямы.
Поплескав на себя водой, я поспешила в кухню, приготовила на глазах у изумленной прислуги поднос с чаем и поджаренным хлебом и помчалась в лабораторию.
Боб отворил мне на этот раз не мешкая и сразу закрыл за мною дверь. На голове у него, как и вчера, была все та же золотистая скатерть.
На письменном столе, куда я поставила поднос, меня уже ожидал листок. Боб отошел к двери соседней комнаты – по-видимому, хотел остаться один. Я ушла с листком в другое помещение и, пробегая машинописный текст, слышала, как Боб наливает чай.
«Ты помнишь, что случилось с нашей пепельницей? Со мной произошло примерно то же, только куда серьезней. В первый раз я дезинтегрировал и реинтегрировал себя успешно. А во время второго опыта в передаточную кабину проникла муха.
Единственная моя надежда – найти ее и снова повторить эксперимент. Ищи как следует. В противном случае я найду способ исчезнуть без следа».
Я похолодела, представив его лицо вроде перевернутой надписи на пепельнице: с глазами на месте рта или ушей.
Но я должна была сохранить самообладание для того, чтобы спасти его. И, в первую очередь, любой ценой отыскать злосчастную муху.
– Боб, разреши мне войти к тебе.
Он отворил дверь.
– Боб! Не отчаивайся. Я ее найду. Она уже не в в лаборатории, но далеко улететь не могла. У тебя – догадываюсь – обезображенное лицо, но как ты смеешь говорить об исчезновении? Я этого никогда не допущу! Если понадобится, позову профессора Мура и других ученых. И мы обязательно спасем тебя.
Он с силой ударил по столу. Из-под скатерти, покрывавшей голову, донесся хриплый металлический вздох.
– Боб, не сердись! Прошу тебя. Обещаю ничего не делать без спросу. Покажи мне твое лицо! Я не испугаюсь, вот увидишь! Я же твоя жена!
Боб в ярости простучал «нет» и сделал мне знак уйти.
Никогда, до самой кончины, не забуду я этого дня, этой страшной охоты за мухами. Я все перевернула вверх дном. Слуг тоже включила в поиски. Хоть я и объяснила им, что ищу подопытную муху, улетевшую из лаборатории, которую надо любой ценой поймать, они смотрели на меня как на сумасшедшую. Именно это и спасло меня от позора смертной казни за убийство.
Я подробно расспросила Гарри. Ребенок не сразу понял, о чем речь. Я схватила его за шиворот, и он заплакал. Необходимо, поняла я, вооружиться терпением.
Да, вспомнил мальчик наконец, муха была в кухне на подоконнике, но он ее выпустил, как я приказала.
В этот день я поймала сотни мух. Везде – на подоконниках и в саду я расставила блюдца с молоком, вареньем и сахаром. Ни одна из пойманных мух не отвечала описанию Гарри. Напрасно я рассматривала их в лупу: они были похожи как две капли воды.
В обед я отнесла мужу молока и картофельное пюре.
– Если мы до вечера не отыщем муху, надо будет подумать, что делать, Боб. Вот что я предлагаю.
Я устроюсь в соседней комнате. Когда ты не сможешь отвечать «да» и «нет» условным сигналом, ты будешь печатать ответы на машинке и подсовывать их под дверь.
«Да», – простучал Боб.
Тем временем наступила ночь, а мухи мы так и не нашли. Перед тем, как отправиться к Бобу с ужином, я помедлила перед телефоном. У меня не оставалось сомнений – для Боба это действительно был вопрос жизни и смерти. Достанет ли у меня сил для того, чтобы противостоять его воле и помешать покончить с собой?
Боб, я знала, никогда мне не простит, что я нарушила обещание, но лучше уж вызвать его гнев, чем быть пассивной свидетельницей его исчезновения. Поэтому я решилась и трясущейся рукой набрала номер профессора Мура, его ближайшего приятеля.
– Профессора Мура нет. Он возвратится лишьк концу недели, – любезно ответил чей-то безразличный голос.
Ну, что ж, в таком случае мне самой предстоит бороться за мужа. Бороться и спасти его.
Входя к Бобу в лабораторию, я была почти спокойна. Как мы и уговорились, я устроилась в соседней комнате, чтобы начать мучительный разговор, который, как мне думалось, должен был затянуться до глубокой ночи.
– Боб! Ты не можешь мне сказать, что именно про изошло?
В ответ послышался стук машинки, и спустя несколько минут Боб сунул под дверь записку.
«Анн!
Я предпочитаю, чтобы ты запомнила меня таким, каким я был. Мне придется себя уничтожить. Я долго размышлял и вижу лишь один надежный способ, причем тебе надо будет мне помочь. Сначала я думал о простой дезинтеграции посредством моей аппаратуры, но этого делать никак нельзя: я рискую в один прекрасный день быть реинтегрированным другим ученым, а этого не должно случиться».
Читая записку, я подумала: «Может быть, Боб сошел с ума?»
– Какой бы способ ты ни предлагал, я никогда не соглашусь с самоубийством. Пусть твой опыт кончился ужасно, но ты человек, мыслящее существо, у которого есть душа. Ты не имеешь права уничтожить себя.
Ответ был немедленно написан на машинке.
«Я жив, но я уже не человек. Что касается моего разума, то я могу потерять его в любой момент. А душа не может существовать без разума».
– В таком случае с твоими опытами должны познакомиться твои коллеги!
Два гневных удара в дверь заставили меня вздрогнуть.
– Боб, почему ты отвергаешь помощь, которую люди, я уверена, окажут тебе от всего сердца?
Боб бешено заколотил в дверь: настаивать было бесполезно.
Тогда я стала говорить ему о себе, о сыне, о его родных.
Он даже не ответил. Я уже не знала, что придумать, что бы такое ему сказать. Исчерпав все аргументы, я спросила:
– Ты слышишь меня, Боб?
Последовал однократный удар, на этот раз мягче и спокойней.
– Ты упоминал о пепельнице, Боб. Как тебе кажется, если б ты снова дезинтегрировал и реинтегрировал ее, буквы встали бы на свое место?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
