Высказав эти угрозы, Игорь Геннадьевич несколько успокоился и подобрел:
– Надо же разбираться, хлопчики. А то сплошной позор выйдет. Я когда-то такой же был, шебутной. Иду как-то и вижу – рассыпано что-то такое беленькое, как песок. И поднял шум, принял за бактериологическое оружие. А это был обычный гексоген, да еще и наш. Вот я осрамился!.. Провалиться бы мне, думаю, сквозь землю!
…Выходили с озабоченным видом.
– Пацаны, он серьезно? – недоумевал Дроздофил, начинавший подозревать, что веселился зря.
Тритоны пожимали плечами.
– Свежий воздух, природа! – Степин плюнул.
– Скажи спасибо, что радиации не будет, – буркнул Букер.
– Почем ты знаешь – может, и будет. Может, она уже есть давно.
День прошел смутно – вялый и неразборчивый, с беспокойным переменчивым солнцем.
Было предчувствие шашечки, синего цвета, второй, но отставник не пожаловался – ждал, вероятно, часа Х, в который восторжествует отравляющее вещество.
Вместо синей Тритоны ухитрились заработать красную шашку: за достижение. Отличился Аргумент, который предотвратил проникновение на лагерную территорию постороннего бомжа с полупьяным котом на плече. Бомж рвался в ворота и бил себя в грудь, уверяя, что просто пришел посмотреть на родные места – поляны и склоны, где он когда-то бродил мальчишкой. И называл себя отцом всем деткам. Аргумент вызвал Мишу, старший вожатый молча вышвырнул пьяницу в пыль. Тот затянул неизвестную то ли молитву, то ли просто псалом:
– Душа-алкоголик… алкает напитков голью… лакает и лает, и плачет от рези в клубничных глазах…
Миша запер калитку на засов и пригрозил изгнаннику кулаком.
– Так держать, – сказал он Аргументу.
3. Пять дней до родительского Дня.
Шашечки для Тритонов: все зеленые
Был тихий час. Никто не спал, но лежали сравнительно тихо. Все отряды уже получили по два замечания и одному предупреждению.
Миша, Леша и Дима заперлись на веранде. Они резались в «дурака» и пили пиво компании «Арктика Плюс», но не от лояльности и любви, а потому, что другого в окрестностях не было.
– Жаль, что не «Lager», – скаламбурил Дима, толстый и веселый детина, вот уже десять лет не слезавший со студенческой скамьи.
– Тьфу, надоело.
Леша бросил карты, встал, пересел на раскаленный подоконник и вытащил сигарету. Закуривая, он высунулся в окно и зачем-то посмотрел, как нависает красная кровля.
– Так ты продулся, вот тебе и надоело, – Миша тоже положил карты, рубашкой вверх, и потянулся. – Завтра в поселке пошукаем, без баб тоскливо.
– Хорошо придумал. С противогазом, при пушке…все бабы твои.
– Да ну к холере эту Зарницу! Быстренько отстреляемся, и все свернем. Все это уже устарело, не актуально и им не понадобится.
Леша возился с бутылкой, пытаясь откупорить ее трофейным ножиком.
– Ты же понимаешь, что это совершенно неважно.
– Понимаю. Но без Зарниц там всяких – вообще пропадать. А что, по-твоему, важно?
– Мнема, ясное дело.
Миша отмахнулся:
– Очередное поветрие. Еще лет дцать – и все повернут наоборот. Психология развивается; докажут, что все не так, снова получат бабки…Те же самые получат, кто за мнему нахапал.
Дима перевернул карты, которые оставили товарищи, и продолжил игру с призраками. Наполовину вытянув бубновую даму, он озабоченно заметил:
– Слишком ты круто берешь, с общими-то законами. У нас в государстве чересчур гладкая жизнь. А зло и конфликты нужны для развития общества, иначе наступит стагнация. Так что все логично, и никто ни от чего не будет отказываться… Развитие происходит по спирали, с отрицанием отцов и переходом на высшую ступень при одновременном накоплении отцовского опыта. И с его преодолением.
– О-о-о! – Леша схватился за челюсть, словно у него заломило зубы. – Заткнись, я тебя прошу. Ты десять лет философию слушаешь, социологию гребаную…У тебя уже крышу свезло.
– Я и не спорю, – Миша стряхнул пепел в стоявшую под окном пожарную бочку. – Я только говорю, что это тренинг, тренингов много, есть тренинги тренингов и тренинги тренинга тренингов. И нечего ахать, найдется деятель, который все перевернет с ног на голову, так всегда бывает. Чем мы занимаемся? Натаскиваем волчат. Это и есть тренинг. Техники меняются.
– Ну и что, и что ты хочешь этим сказать?
– Да то, что нечего прыгать: ах, мнема, ох, мнема! Самое важное! Самое главное! Мне, если хочешь знать, никакая мнема не понадобилась. Я и без нее…
– Не понял, – Дима разинул рот.
– А тут нечего понимать. Знаешь, какой у меня папаша был? Не знаешь. Он у меня такой был, что я за счастье посчитал, без всяких шлемов и записей. Явился он как-то раз, даже вломить мне толком не мог, сразу отрубился. Ну, я и думаю: ах, ты, падло. И – вперед…
Леша вытер губы.
– Не зря ты у нас старший вожатый.
– Не зря. Ты-то молчал бы. Тебя копнуть, так наука остановится. Сто лет разбираться.
Леша прошелся по веранде, остановился у стола, на котором были разложены веером карманные красные книжечки с краткими жизнеописаниями скаутов, отличившихся в годы войны. Подцепил и пролистал одну, похожую на все остальные. Вожатые называли эти книжки библиотечкой юного дауна. В руках у Леши оказалась хрестоматийная повесть о новобранце, сила духа которого была столь велика, что он, очутившись по ряду причин в пустыне и оставшись без еды и питья, питался содержимым собственных чумных бубонов; этим он не только не повредил себе, но даже окреп и уничтожил, когда дошел до оазиса и людей, многих врагов.
– Политграмота, – пробормотал Леша и повернулся к Мише. – Раз ты такой крутой, то не в службу, а в дружбу… Позанимался бы ты с ними сам, а? Меня от этого блевать тянет. Ну какой из меня рассказчик?
– Я не «сама», – возразил Миша. – Ничего, проведешь. А то еще сам «сама» станешь. При чем тут «рассказчик»? Пусть они тебе рассказывают, а ты слушай.
– Я тебе подкину идею, если собьешься, – пообещал Дима, снова садясь за карты. Но теперь он раскладывал нехитрый пасьянс.
– Ох, горе мне, – Леша положил книжечку на место. – Про что же мне спросить? Про подвиг Муция Сцеволочи? Про что вообще спрашивают на уроке мужества?
– Про мнему, – пожал плечами Дима, укладывая валета на короля. – Замечательная тема. А про Муция не надо, осточертело. Что, в конце концов, он такого сделал?
Действительно: подвиг Муция Сцеволочи все знали хорошо. Когда после бомбовых налетов начали сбрасывать гуманитарную помощь, тот распорядился все делать наоборот: сначала сбрасывать помощь, а после, когда выползут жрать и заправлять тампаксы – бомбить. Потом, отстаивая свою правоту в Гаагском трибунале, он сам себе откусил правую руку.
– Не надо, – возразил Миша и выпил пива. – Для мнемы будет специальное время, тут техника нужна. Что ты дурачком прикидываешься? Вон, возьми любую книжку и спрашивай по ней.
Леша фыркнул:
– Про Артема Ароновского, да?
– Можно про Артема.
Видно было, что Миша не уступит, и Леша, проходя мимо стола, одним движением смешал Димины карты.
– Где этот чертов горнист? – проскрежетал он, выглядывая в окно и требовательно всматриваясь в плац. – Время уже.
…Через час, после полдника, все отряды собрались на спортивной площадке. Сидели прямо на помосте, образуя круг, а Леша сел в центре, но уже не на доски, а на специально прихваченный стул.
Начал он не с мужества, а с очередного выговора. Кого люблю, того и бью – досталось, в основном, подшефным Дьяволам, но Леша не забыл и Тритонов с Кентаврами.
– Что за парашу вы устроили в спальном корпусе? В свинарнике чище! Потом вот что: в девятой палате снова дрочили. Я предупреждаю в последний раз – если поймаю, отрублю руки! Кентавры курили. Не надо, не надо мне, я все знаю! Откуда окурки? Про какое мне, к лешему, мужество, с вами говорить?
Командиры, предвидя дальнейшие выволочки, мрачно молчали.
Накричавшись, Леша вызвал самого тихого из Дьяволов и потребовал пересказать подвиг Артема Ароновского.
– Можешь с места.
Это было великодушно. Из гущи сидящих послышался опасливый лепет:
– Артем Ароновский… знаменитый юный герой. Его подвиг будет жить в веках. По всей стране наши скауты читают про его жизнь и мечтают стать такими, как он…
Леша недовольно кашлянул. Дьявол, как и ожидалось, почти дословно пересказывал красную книжицу.
– Воды не надо, – попросил Леша. – Давай суть.
Отвечавший заспешил, и его повествование еще больше приблизилось к оригинальному тексту.
– Однажды, как в старые добрые времена Али-Бабы, тайные слуги ислама из пятой колонны, кутаясь в ночь, метили меловыми крестами двери неверных… Но маленький партизан увидел и прошептал: «Вах! Хоббит. „ Он сбросил на головы басмачей высоковольтный провод и единым чохом изжарил сорок разбойников-духов. Его схватили, но он не пожелал крикнуть «аллах акбар“, и его голову насадили на длинный шест…
Леша, слушая, кивал и покусывал ноготь. Скауты, когда рассказчик дошел до последствий подвига, невольно посмотрели в сторону гипсового памятника Артему Ароновскому. Белая слепая голова на железном жесте, выкрашенном в бронзовый цвет, открывала Аллею Героев.
