- Ты понимаешь, Игорь, второй котел обещают только через два года. А у нас сто двадцать тысяч цыплят! Сто двадцать! Э-э! Тебе не понять, горячился он и, торопясь, отхлебывал пиво из высокой кружки. - И что же ты думаешь? Приехал я как-то в Ленинград, иду в райком. Посылали цыплят выращивать? Теперь помогайте! У вас Финляндский узел, там паровозы еще небось не все вывелись! Давайте паровоз...
Корнилов удивился:
- Паровоз-то тебе зачем? - И тут же догадался: - Котел!
- Котел! Соображаешь, Игорь! - смеялся довольный Иннокентий. - Именно котел. Теперь не извольте беспокоиться. Не только цыплят обогрели, но и весь поселок.
Про свой огород Кеша не поминал. То ли стеснялся брата, то ли, вырвавшись в город, просто забывал.
Ночью они долго не ложились спать, все рассказывали друг другу про свои дела, спорили. И когда, казалось, переговорили обо всем, Кеша спрашивал:
- Ты, Игорь, когда все же женишься? Не надоело одному? - И, не услышав ответа, продолжал: - У нас на фабрике девчонка есть такая... Хоть с Танькой разводись. Приезжай, познакомлю.
Электричка шла неровно, то ползла еле-еле, лениво постукивая на стыках, то вдруг с воем набирала скорость. Корнилов прислонился к стене, закрыл глаза. Ему вспомнился вчерашний разговор с самодовольным администратором. "И чего это я завелся? - подумал Игорь Васильевич. - Мало ли прохиндеев на свете?" Потом он стал вспоминать всех потерпевших, перебирать в памяти их показания.
"...Что ж, дело с автомашинами непростое. Генерал рекомендовал таксистов поспрошать... Таксистов, таксистов... Машина, которую видела Тамарина, тоже такси. Хм... А может быть... Может быть, таксисты? - Эта мысль показалась Корнилову интересной. - Ведь можно предположить, что кто-то из шоферов в угонах участвует? Не обязательно таксисты. Работают ночью и на очистке, и на поливке, продукты развозят. Хорошо, товарищ подполковник!.. Кому, как не им, лучше знать ночной город, самое удобное время, места, где машины ночуют без гаража. Выбрали заранее "жертву", не спеша объехали район, осмотрелись. Поставили машину за угол и взялись за дело. А все ваши секретки, товарищи автовладельцы, опытному шоферу словно семечки... Они и аккумулятор в багажнике "на случай" могут возить. А электронная ловушка инженера Гусарова? Это такой орешек, на котором и опытные автомобилисты могут зубы сломать. Могли знать заранее об устройстве? Кто-то из знакомых Гусарова участвовал в похищении? Маловероятно, хотя нельзя и исключить. Это надо тщательно проверить. А может быть, среди похитителей - "крупные специалисты" в области электроники? Ну не такие крупные, конечно, но знакомые с подобными устройствами. Маловероятно. Специалисты делом заняты..."
Поезд приближался к Суйде. В вагоне стало совсем пусто. Две пожилые женщины, разложив на скамейке газету, аппетитно ели батон с чайной колбасой. Под скамейкой стояли большие корзины. "Наверное, с рынка едут", - подумал Корнилов и вспомнил Кешу. Потом закрыл глаза и снова стал думать об исчезающих бесследно автомашинах...
От Рождествена он пошел пешком по крутому берегу Оредежа. Он любил ходить здесь по земле, засыпанной вековым слоем хвои, мягко пружинящей под ногами. На другом берегу слышались ребячьи крики, нестройно пел горн.
Кешин дом стоял среди сосен, такой же, как эти сосны, солнечный, ладный, с большими окнами, открытый всем ветрам и взорам, не упрятанный, как соседние, в густые кусты сирени. Игорь Васильевич толкнул калитку. Усмехнулся: "Как они здесь поживают без меня? Разберемся..." Но дома никого не оказалось. "Кеша, наверное, на работе. А Татьяна с матерью небось на огороде копаются, - решил он. - Поставлю торт - схожу посмотрю".
Ключ от дома был на месте - под крыльцом. Его всегда клали под крыльцо - и чтобы не таскать с собой, и на случай его, Игоря, приезда. Ключ был новый - длинный, с хитроумными бородками на две стороны. Как от сейфа. "Замочек небось у какого-нибудь заводского умельца делали. - Игорь Васильевич подкинул ключ на ладони. - Нет чтобы к родному брату обратиться". Ему не раз приходилось самому делать замки с секретами в то далекое время, когда он слесарил.
Что-то в доме изменилось. Корнилов не мог понять что, но сразу же уловил эту перемену, почувствовал ее. Он прошел на кухню, чтобы поставить торт в холодильник, и заметил, что переложена плита. Стала гораздо меньше и нарядней, с красивой облицовкой. И большой обеденный стол теперь на кухне. В гостиной, кажется, все по-прежнему - полированная, под орех, мебель: горка с посудой, шкаф, трельяж... "Вот как в деревне-то нынче живут, - усмехнулся Игорь Васильевич и подумал: - Но что-то все же изменилось тут... Как-то уж слишком просторно стало и холодно. И словно бы не хватает чего. Да, не хватает!!" Он еще раз прошелся по дому и наконец понял, чего не хватало. Не было в гостиной большого дивана со множеством вышитых подушечек, на котором всегда спала мать. Эти подушечки она берегла с довоенных времен и, как сыновья ни уговаривали, отказывалась выбросить. Они были для нее памятью о тех временах, что провела в ожидании мужа, приходившего со своей трудной и опасной службы очень поздно.
Корнилов подивился: "Где же мать спит? Не на чердаке ведь?" Кеша все собирался соорудить там маленькую комнатку для Игоря. Теперь Игорь Васильевич вспомнил, что в кухне плита завалена грязной посудой, чего раньше никогда не бывало, и нет большого пузатого самовара, из которого они всегда пили чай. И не пахнет в доме пирогами, которые мать пекла каждую субботу...
Смутное подозрение закралось в сердце Корнилова, но он тут же отогнал его. Если бы мать и была в больнице, то уж ему-то сообщили бы. Она последнее время болела часто, месяцами лежала на своем диване. Нет, нет... Прислали бы телеграмму, позвонили.
Корнилов вышел на крыльцо. Прямо к его лицу свешивались ветки рябины. Ее резные листочки сморщились, пожелтели от долгого зноя. Все словно застыло от жары: и поблекшие кусты, и хилые желтые георгины на клумбе. Между соснами, в стороне от реки, стояло марево.
Тишину разорвал шум мотора. Свернув с шоссе, по проселку медленно ехал вишневый "Москвич", ловко объезжая колдобины и вздымая тучи пыли. "Иннокентий двигается. Сейчас все разъяснит, - подумал Корнилов и вдруг почувствовал, что волнуется. - Что же это я? Случилось что - позвонили бы", - пытался он вновь себя успокоить.
Брат заглушил мотор и вышел из машины. Помахал рукой. Наверное, он заметил Игоря Васильевича еще с дороги. Потом Кеша открыл багажник, вынул большую, туго набитую черную сумку. Потом снова сунулся зачем-то в машину. Пошарил на заднем сиденье.
"Чего он там копается?!" - рассердился Игорь Васильевич. Он хотел было идти брату навстречу, но тот наконец закончил свои поиски и, улыбаясь, вошел в сад. И эта улыбка не понравилась Игорю Васильевичу и испугала его. Что-то в ней было неестественное, чужое.
- С приездом, Игорь! - крикнул брат. - Давненько ты нас не посещал!
- Где мать? - спросил Игорь Васильевич и сам не узнал своего голоса.
Иннокентий поставил черную сумку прямо на пыльную траву и протянул Игорю Васильевичу руку:
- Здоров!
Корнилов задержал руку брата в своей и снова спросил:
- Мать-то где?
- Понимаешь ли, Игорь... - начал Иннокентий, и Игорь Васильевич почувствовал, что Кеше очень трудно говорить. Он словно не знал, с чего начать. - Понимаешь ли...
- Да ты что?! Чего тянешь? Случилось что-нибудь?
- Да нет, - с облегчением вздохнул Иннокентий. - Ничего страшного не случилось. Пойдем в дом, там все расскажу.
- Да тебе ответить трудно, что ли? - вспылил Игорь Васильевич.
- Уехала мать. Решила пожить пока одна. В доме престарелых... Иннокентий вдруг заторопился, будто боялся, что Игорь Васильевич не дослушает его до конца. - Она решила... Мы выбрали самый подходящий. Самый удобный... - Он даже сделал попытку улыбнуться. А сам смотрел вниз. На свою черную сумку.
- Как это в дом престарелых?
- Да пойми ты, это не обычный дом престарелых. Мне с трудом удалось устроить ее туда. Остров Валаам. Красивейшее место. Мы с Таней ездили туда, мать отвозили... Да что ты на меня так смотришь? Она же сама захотела. Постоянно болеет. Мы с Таней на работе. Некому даже пить ей подать. А случись что?..
Корнилов смотрел на брата и не понимал его. В голове у него не укладывалась мысль о том, что его родной брат, его Кешка отказался от матери, отвез ее в дом престарелых. В приют. Мать - в приют! От этой мысли Корнилову стало невыносимо. Гнев начал душить его, а в глазах запрыгали противные белые мухи. Иннокентий еще что-то говорил, улыбаясь чуть заискивающе, жестикулировал, но до Корнилова не доходили его слова. Так молча он стоял несколько минут, а потом, словно очнувшись, спросил:
- А мне ты почему не сказал? Меня почему не спросил?
- Да я, - Кеша осекся на миг и ответил: - Мама просила тебе пока не говорить...
- Мама? Мама! - крикнул Корнилов. - Да какая она тебе мама? - и ударил брата наотмашь, вложив в удар всю свою боль и омерзение. Иннокентий даже не охнул, не защитился. Только посмотрел наконец Игорю Васильевичу в глаза. И была у него в глазах одна лишь тоска.
