— Не убивай их?
— Вообще ничего с ними не делай, — сказал я. — Не обзаводись домашним зверьком, не приводи собаку с улицы и даже не ходи в те дома, где есть животные. Я избегаю всех ситуаций, в которых снова могу начать делать то, что, как я знаю, делать не полагается.
Неблин внимательно смотрел на меня несколько мгновений.
— Еще что-нибудь?
— Если у меня появляется желание сделать кому-нибудь больно, я говорю этому человеку что-нибудь приятное. Если кто-то сильно досаждает мне и я начинаю его настолько ненавидеть, что воображаю, как убиваю его, я говорю что-нибудь очень милое и улыбаюсь во весь рот. Это наводит меня на хорошие мысли, а плохие прогоняет.
— Вот почему ты так много читал про серийных убийц, — сказал Неблин, подумав. — Ты не воспринимаешь добро и зло так, как другие люди. Поэтому читаешь про зло — узнаёшь о том, чего тебе следует избегать.
Я кивнул:
— И конечно, мне помогает то, что это такие вещи, о которых интересно читать.
Доктор сделал несколько заметок в блокноте:
— И какое же правило ты нарушил сегодня?
— Побывал на том месте, где нашли тело Джеба Джолли.
— Я все думал, почему ты до сих пор ни словом его не упомянул, — сказал доктор. — У тебя есть правило не появляться в местах, где были совершены преступления, связанные с насилием?
— Не совсем. Именно поэтому я и сумел оправдать свой поступок. На самом деле я не нарушил никакого конкретного правила, но не следовал кодексу.
— И почему ты туда пошел?
— Потому что там был убит человек. Я… должен был это увидеть.
— Ты был рабом своей мании?
— Вы не должны обращать это против меня.
— В некотором роде должен, — не согласился Неблин. — Ведь я психотерапевт.
— Я постоянно вижу трупы в морге. И думаю, в этом нет ничего плохого — мама и Маргарет сколько лет там работают, а серийными убийцами не стали. Так вот, я вижу много живых людей и много мертвецов, но никогда не видел, как живой человек становится мертвецом. Мне… любопытно.
— И место, где произошло убийство, — это тот максимум, который ты можешь получить, не совершая убийство собственноручно.
— Да, — признал я.
— Послушай, Джон, — начал Неблин, подаваясь вперед. — У тебя много предпосылок к тому, чтобы ты вел себя как серийный убийца. Я это знаю, думаю даже, что столько предпосылок такого рода я еще не видел ни у одного человека. Но ты должен понимать, что предпосылки — это всего лишь… предпосылки, они говорят о том, что может случиться, но не определяют будущее. Девяносто пять процентов серийных убийц писаются в постели, устраивают костры и мучают животных, но это не значит, что девяносто пять процентов ребятишек, которые делают это, становятся серийными убийцами. Ты сам в состоянии управлять своей судьбой, и именно ты делаешь выбор — ты, и никто другой. Тот факт, что у тебя есть эти правила, и то, что ты так скрупулезно им следуешь, много говорит о тебе и твоем характере. Ты хороший парень, Джон.
— Я хороший парень, потому что знаю, как должны себя вести хорошие люди, и подражаю им.
— Если ты и дальше будешь таким же скрупулезным, — сказал Неблин, — никто никогда не почувствует разницы.
— Но если буду недостаточно скрупулезен, — сказал я, глядя в окно, — кто знает, что может случиться.
Глава 3
Мы с мамой жили в одноэтажной квартире над моргом. Окна нашей гостиной выходили на главное крыльцо, а единственная дверь вела по отдельной лестнице к боковому подъезду. Многие считают, что жить над моргом жутковато, но наш дом ничем не отличался от других. Да, конечно, у нас в подвале лежали трупы, но у нас была и часовня, так что баланс соблюдался.
К вечеру субботы тело Джеба так и не привезли. Мы с мамой тихо обедали, позволив пицце и звукам телевизора заменить нам семейную атмосферу и беседу между близкими родственниками. Показывали «Симпсонов», но я не смотрел — ждал, когда привезут труп. Если полиция и дальше будет держать его, мы не сможем забальзамировать покойника — придется просто сунуть его в мешок и похоронить, не открывая крышки гроба.
Мы с мамой вечно спорили, какую пиццу купить, но так никогда и не могли прийти к единому мнению, а потому покупали пиццу из двух частей: на моей колбаса и грибы, а на ее — пеперони. Даже «Симпсоны» были следствием компромисса: они начинались после новостей, а поскольку переключение канала неизбежно повлекло бы за собой споры, мы оставляли все как есть.
Во время первой рекламной паузы мама взялась за пульт. Обычно это означало, что она хочет выключить звук и поговорить о чем-то, что часто приводило к пререканиям. Она поднесла палец к кнопке отключения звука и замерла в ожидании, не нажимая ее. Если она выжидала так долго, значит, тема для разговора была тяжелая. Мгновение спустя она положила пульт, отрезала еще кусочек пиццы и отправила его в рот.
До следующей рекламной паузы мы сидели в напряжении, зная, что нас ждет, и просчитывая ситуацию. Я подумывал, не уйти ли мне до начала рекламы, но это лишь рассердило бы ее, а потому я медленно жевал, глядя, как Гомер прыгает, кричит и носится по экрану.
Началась рекламная пауза, и мама снова потянулась к пульту, но на этот раз, почти не колеблясь, выключила звук. Дожевала кусок пиццы.
— Сегодня я разговаривала с доктором Неблином.
Я ждал чего-нибудь в таком роде.
— Он сказал, что… понимаешь, он сказал очень интересную вещь, Джон. — Взгляд ее переходил с телевизора на стену, потом на потолок — на что угодно, только не на меня. — Может, сам что-нибудь скажешь?
— Спасибо, что отправила меня к психотерапевту, и извини, что мне и в самом деле нужен психотерапевт. Это ты хотела услышать?
— Джонни, давай не будем начинать с колкостей. Нам нужно многое обсудить, и мне бы хотелось, чтобы к колкостям мы перешли уже ближе к концу.
Я глубоко вздохнул, глядя на экран телевизора. «Симпсоны» вернулись, и без звука они не казались менее сумасшедшими.
— И что он сказал?
— Он сказал мне, что ты…
Она посмотрела на меня. Ей было около сорока — молодость, как она говорила, но в такие вечера, когда мама сидела с собранными в пучок волосами, когда вокруг ее зеленых глаз собирались озабоченные морщинки и она спорила со мной в призрачном свете телевизора, она казалась разбитой и усталой.
— Он сказал, будто тебе кажется, что ты убьешь кого-нибудь.
Ей не следовало смотреть на меня. Она не могла говорить такие слова и одновременно смотреть на меня — в этом случае ей было не сдержать потока эмоций. Я видел, что лицо ее покраснело, а глаза помрачнели.
— Это интересно, — сказал я, — поскольку я ему ничего такого не говорил. Ты уверена, что он сказал именно это?
— Дело здесь не в словах. Это не шутка, Джон, это серьезный вопрос. Это… не знаю. Неужели это все кончится для нас именно таким образом? Ты — все, что у меня осталось.
— На самом деле я ему сказал, что следую строгим правилам, чтобы не совершить ничего плохого. Мне казалось, ты должна быть счастлива, услышав это, а ты, наоборот, кричишь на меня. Вот почему мне нужен психотерапевт.
— Как можно быть счастливой, когда твой сын должен придерживаться строгих правил, чтобы не убить кого-нибудь, — отрезала она. — Как можно быть счастливой, если психотерапевт говорит, что мой сын — социопат. Счастье — это когда…
— Он сказал, что я социопат?
Это было здорово. Я всегда что-то такое подозревал, но получить подобный диагноз официально было очень приятно.
— Диссоциальное расстройство личности, — сообщила она задрожавшим голосом и отвернулась. — Я проверила — это разновидность психоза. Мой сын — психопат.
— ДРЛ — это в первую очередь отсутствие сострадания, сочувствия, — уточнил я.
Несколько месяцев назад я тоже поинтересовался, что это такое. Сочувствие — это то, что позволяет людям опознавать эмоции, так же как уши опознают звуки; без сочувствия ты становишься эмоционально глухим.
— Это означает, что я не чувствую боли других людей, — продолжал я. — Я все думал, выберет ли он именно этот диагноз?
— Да откуда ты это вообще знаешь? — встревожилась она. — Бога ради, тебе всего пятнадцать лет, ты должен… не знаю… интересоваться девочками, играть в видеоигры.
— Ты знаешь, что бывает, когда социопат интересуется девочками?
— А я тебя прошу не быть социопатом. Если тебя все время одолевает хандра, это еще не значит, что у тебя душевное заболевание… это означает, что ты подросток, но, может быть, вовсе и не психопат. Тут дело вот в чем, Джон. Слова доктора не помогут тебе отгородиться от жизни. Ты живешь в том же мире, что и все мы, и ты должен относиться к нему так же, как все.
Она была права: я видел немалые преимущества в официальном признании меня социопатом. Прежде всего это избавляло меня от дурацких коллективных проектов в школе.
