Какие-то неясные предчувствия носились в воздухе, дух захватывало, и голова кружилась, и Сергей Яковлевич спросил:
- А как с английским? Думаю, у вас здорово получается. Уверен.
- Получается, - сказал Андрей, - мне нравится заниматься языками.
- И это хорошо, что английский, - сказал Сергей Яковлевич. - Очень хорошо.
- Чем же? - не понял Андрей.
Тот засмеялся вкрадчиво и дружески. Да, старший друг, похожий на дядю Михаила, свой человек.
- Есть одна задумка, Андрей Петрович, очень конкретная... Отчего бы вам не съездить в Америку?.. - Он дал время Андрею прийти в себя, усмехнулся и сказал: - Вот именно, отчего бы?.. Ну, допустим, отправитесь туда в качестве баптиста, а? И будете там жить-поживать...
- Какого баптиста? Зачем? - прошептал изумленный Андрей.
- Да нет, - сказал Сергей Яковлевич, - не сразу, конечно, постепенно... Это же интересно, при вашем воображении, фантазии. Вы едете, допустим, в Сибирь, в сибирский город, и там вступаете в баптистскую общину, понимаете?
- Кто же меня?.. Как же я туда?..
- Это наша забота, Андрей Петрович, дорогой, наша... И вот вы вступаете в общину, привы-каете к их порядкам, правилам, знакомитесь с соответствующей лексикой, понимаете? Затем уж мы переправляем вас в Штаты, там у них существует обмен, ну, такая форма, понимаете?
- И что же я делаю?
- А ничего, - сказал Сергей Яковлевич, вглядываясь в Андрея, - ничего, живете, и все тут...
- Странно, очень странно, - сказал Андрей, - я что, должен быть шпионом?
- Ну почему шпионом, Андрей Петрович, - засмеялся чекист, - уж если на то пошло, то разведчиком, но это, понимаете, чистая условность. Живете, и все тут, врастаете в их быт, нравы... Ну, мы поддерживаем связь, и вы информируете нас о настроениях... И все... Ну, конечно, это в отрыве от дома, от семьи...
Пудрит мозги, подумал Андрей, а если и в самом деле?
- Внешние данные ваши очень годятся, - сказал Лобанов, - и обаяние у вас есть, и способности, вот язык вам легко дается.
- Легко, - заторопился Андрей.
- Ну вот и ладно... Бывают люди тугие на ухо, вот им трудно.
- У меня хороший слух, - сказал Андрей, - легко запоминаю мелодию, интонации...
- Вот, - сказал Сергей Яковлевич, - то, что надо, понимаете? Именно это.
- Ну а если меня раскроют, что же будет тогда? - спросил Андрей.
Карие глаза Лобанова сверкнули.
- Это безопасно, Андрей Петрович, никто вас не тронет...
Внезапно Андрей подумал, что обманывает себя, но это длилось лишь одно мгновение, а после все заволокло розовой дымкой приятных сновидений, даже галлюцинаций, потому что человек всегда хочет верить в лучшее, и сон представляется подлинным, ведь нельзя всю жизнь сомневаться в собственном предназначении, в тех, что вокруг тебя...
Он отправился в редакцию и, пока шел по улице, видел себя со стороны: высокий, сильный, упруго ступающий, знающий больше, чем выдает взгляд. Ночью видел прерывистые сны: себя в странном одеянии в незнакомой обстановке... На следующий день хотелось куда-то бежать, с кем-нибудь поделиться. Пришло письмо от мамы. Получалось так, что она вот-вот вернется в Москву. Как переменились времена! Он подумал, что надо почитать о баптистах, о том, что придется играть в верующего, как-то очень искусно притворяться. Хорошо ли? Впрочем, это дурно в частной жизни, но в большом деле, а это большое государственное дело... И потом, он всегда любил театр и играл в драмкружках, и перевоплощался, и угрызения совести не мучили его, а напротив... Он ждал возвращения мамы уже давно, со смерти Сталина, пожалуй. Последние месяцы это стало реальностью, и острота первого предчувствия сгладилась... Она должна была приехать, а ему предстояло отправиться в Америку. Невероятно!.. Он взялся еще усерднее за английский язык. Тут ему крайне повезло. Дело в том, что он снимал маленькую комнату в частном доме на окраине. В соседнюю комнату въехала новая жиличка... Жиличку звали Анна Ильинична. То была невысокая женщина с большими печальными глазами, энергичная и приятная, но на ее лице лежал тревожный отсвет иной жизни, иных пространств, окруженных охран-никами и колючей проволокой, и это угадывалось, да и на Андрее лежала печать, которую Анна Ильинична разглядела без затруднений, и они узнали друг друга и подружились... Анна Ильинич-на преподавала английский язык, интересовалась делами Андрея, и как-то так случилось вскоре, что стала играть в его жизни заметную роль, наподобие близкой родственницы. Она узнала о его занятиях английским и предложила свои услуги, просто, без вознаграждения, предложила так, что он не смог отказаться. Конечно, она ничего не знала о его блестящей перспективе, просто видела в нем азарт и сама загорелась, и теперь они по нескольку часов в неделю трудились вместе.
6
Недельки через две позвонил Лобанов и предложил встретиться, но уже в новом месте. Окончив работу в редакции, Андрей заторопился по известному адресу. Захватывало дух от предвкушения перемен в жизни. Вот уже две недели он жил в какой-то лихорадке и мутным взором сподобившегося высших благ обводил помещение редакции и ее сотрудников, погрязших в своих постылых областных буднях; и уличная толпа казалась ему жалкой, он готов был усмех-нуться им в лица; и вообще все вокруг было из иного мира, чуждого и ничтожного рядом с тем, что предстояло ему.
И вот он вошел в подъезд обычного жилого дома, и поднялся на нужный этаж, и нажал кнопку звонка.
Дверь ему отворила хмурая женщина. Ни слова не сказав, она удалилась прочь, а из ближай-шей комнаты вышел Сергей Яковлевич. Комната, куда они вошли, была маленькая и нежилая.
Небольшой письменный стол, два стула и канцелярский шкаф - вот и все ее убранство. Сергей Яковлевич был в том же сером костюме, но в свитере и белых брюках.
- Ну,- сказал он,- как я понимаю, у вас все в порядке...
- У меня все в порядке, - сказал Андрей, - учу английский.
- Читал ваши материалы в газете, - сказал Лобанов, - замечательно.
- А что с моими делами?- спросил Андрей нетерпеливо.
- Ну, Андрей Петрович, дорогой, не все сразу, - друг улыбнулся по-доброму, - нужно время, время нужно, Андрей Петрович...
"Так зачем же вы меня вызывали?" - подумал Андрей.
И Лобанов словно услышал.
- Дело есть, Андрей Петрович. - И лицо его стало серьезным и сосредоточенным. - Вот какое дело. В Калужской области у нас идет строительство атомной электростанции...
- Я знаю, - сказал Андрей.
- И, как вы понимаете, западные разведки ищут пути проникновения туда, - сказал Сергей Яковлевич. - И вот, Андрей Петрович, дорогой, стало известно, что один из них движется в том направлении, понимаете? Возможно, что по пути он появится и здесь, в Калуге... У нас все поставлены на ноги.
Андрей вспомнил арбатское детство и Витьку Петрова с кирпичом, отбитым у полицейских, и улыбнулся.
- Вам ничего специально предпринимать не нужно, - сказал Сергей Яковлевич, не замечая улыбки, - для этого у нас есть люди, но на всякий случай, чем черт не шутит, хочется, чтобы вы были в курсе дела: вдруг он встретится, - и он достал из ящика фотографию шесть на девять и протянул ее, - вот его внешность.
С фотографии на Андрея хмуро смотрел немолодой мужчина с пушистыми бровями. Взгляд его был тяжел. Губы плотно сжаты. Темные волосы сходили короткими бакенбардами на виски.
У Андрея от волнения начали дрожать ноги, он переставлял их с места на место, чтобы не выдать себя. Потом задрожали руки. Он вернул фотографию и спросил:
- А если он ускользнет?
- В том-то и задача, - сказал Лобанов спокойно, - если вдруг встретите, то есть когда ни встретите - звоните. Вот номер. Я у аппарата... да, кстати, придумайте-ка себе псевдоним.
- То есть? - не понял Андрей.
- Ну, псевдоним, чтобы не трепать своего имени, ну, что-нибудь простое, запоминающееся...
- Коробов?.. - спросил Андрей.
- А хоть и Коробов, - засмеялся Сергей Яковлевич, - вот и славно, теперь здесь черкните, мол, буду пользоваться псевдонимом Коробов, вот бумажечка, вот так, и подпись, вот так... А теперь идите, Андрей Петрович, и помните, что от вас тоже многое зависит...
И Андрей вышел в февральский вечер.
Стужи он не чувствовал. О доме думать не хотелось.И заскользил, словно гончая, неслышной тенью по вечерним калужским улицам, высматривая запомнившееся лицо... Заглядывал в поздние магазины, повертелся у билетных касс кинотеатра "Центральный", прошел всю улицу Кирова, потом Ленина, погрелся на почтамте, заглянул в редакцию, пожалел ночного дежурного, хотел кому-нибудь рассказать о своей удаче, но сдержался, вновь заскользил со своей тайной, вглядываясь в лица редких прохожих, наконец отчаянно замерз и заскочил в аптеку. Посетителей не было. В аптеке было чуть теплее, и закутанная аптекарша спросила, что ему надо.
- Замерз, - признался он.
Она оставила его в покое. Скрипнула дверь, и вошел посетитель. Он пошарил взглядом по витрине и попросил аспирина. Она пошла за лекарством, и тут Андрей увидел короткие темные бачки и вздрогнул: это был тот, с фотографии, за которым, сбившись с ног, охотились калужские профессионалы, тот, кто добрался почти до цели, живой и невредимый, и теперь дальнейшая его судьба зависела от расторопности Андрея. Жалости не было. Был азарт. В ближайшем автомате он набрал номер и услышал воркующий баритон Сергея Яковлевича.
