Хлыщ дернулся как от удара, его лицо перекосило. Он вскочил, тиская витую рукоять своего меча, и прожигал взглядом де Готье. У него похоже это больная тема. Хочет всем показать какой он лихой вояка, да кто только такому психованному людей доверит. Видно у его отца есть мозги, раз не дал ему отряд. Он шибанул рукой по кубку с вином, тот полетел расплескивая рубиновые капли в угол. И вышел, с яростью смотря на меня, я то ему что сделал? Вообще первый раз его вижу.
— Психованный больной ублюдок! Констатировал усатый, нахмурившись еще больше. Придавил бы! Как ты его вообще умудрился взять с собой, Джон? Знал же, что будут проблемы.
— Да попросили, выплюнул он слово, которое было камнем, брошенным в неведомого просителя. Не мог я отказать! Хоть и пытался… Де Готье сморщился, как будто съел лимон. Я бы сам его давно зарубил, просто сам же знаешь, кто его отец. Он хоть четвертый сын, и больной ублюдок. Но он Моретти, а значит за него будут мстить, из принципа. Иначе его отца никто не поймет. Куда смотрел дон Дайон когда он рос, ума не приложу.
— В счетную книгу он смотрел, да на задницу любовницы. Вот куда он смотрел.
— Ладно, не стоит обсуждать куда смотрел Дайон Моретти, может плохо кончиться. Ты Дарий слышал, что тебе сказали? Если будешь делать все, как сейчас сделал, то получишь полноценный оклад за лекаря. Мне лишь осталось промолчать, все равно уже за меня все решили.
— Родриг! Гаркнул он в сторону выхода так, что у меня ухо заложило. Придерживая шторку рукой, зашел один из стражников. — Отведи мальца в лазарет, отдайте ему вещи этого мудака Люка. Он будет у нас лекарем, пока не доберемся до Райлегга.
Родриг перевел взгляд на меня, продолжая стоять в проходе держа рукой откинутую шторку, молча приглашая идти за ним. Тяжело вздохнув, пошел за этим Родригом. Все равно отказаться не получится, в конечном итоге, мне скорее всего просто действительно всыпят плетей. Подойдя к этому жалкому подобию походного госпиталя, он указал мне на сундук стоящий в телеге. Вот, это вещи врачевателя Люка. Там ты найдешь инструменты, лекарственные травы, тряпки для перевязки, и чем там вы еще пользуетесь.
Откинув, слишком тяжелую для меня крышку сундука, уставился на свалку барахла! Его вонючий, окровавленный халат. Какие-то тряпки с засохшей кровью и гноем. Несколько луковиц, одна из них причем была откушена, бутыль с забродившим вином, перепутанный моток ниток. Несколько глиняных склянок, на дне которых засохшие травы. Свежая, недавно выдранная с корнями, и засохшей на них землей крапива. Взяв в одну руку откушенную луковицу, в другую грязные окровавленные тряпки, когда-то бывшие бинтами. Повернулся, уставившись с немым вопросом на этого Родрига.
Что-то он наверное прочитал у меня на лице. Отведя взгляд ответил: — Это все его вещи. Других вещей у врачевателя Люка не было. Вон люди которым требуется помощь, иди приступай к своим обязанностям. И топая по грязи железными сапогами удалился. Замечательно! И как мать вашу я должен лечить людей?! Перспектива получить плетей, но не заниматься всем этим, казалась все заманчивее и заманчивее. Опомнившись, окликнул уходящего рыцаря.
— Родриг. Он повернулся, нахмурившись и взявшись за рукоять меча.
А, дерьмо…
— Господин Родриг, я слегка поклонился. Мне необходим помощник! Он нахмурился еще больше.
— Мне ничего насчет этого не говорили.
Я указал ему на себя, проведя рукой с головы до ног: — Мне двенадцать зим. Там почти три десятка раненых, взрослых и тяжелых мужчин, некоторые даже встать не могут. Мне их необходимо переворачивать для лечения! Он постоял, посверлив меня взглядом несколько секунд, размышляя.
— Хорошо, ты получишь помощника. И развернувшись удалился.
И вот, я, дипломированный хирург! Мать которого всю жизнь работала в медицине. Кипячу еле отстиранные и отмытые от крови и гноя бинты в котле с чесноком и лещиной! Вместо антибиотиков у меня; толченый корень алого каруса, (понятия не имею что это такое, у нас его не было, а Дарий не знал) экстракт окопника, засохшие ромашки и кориандр. Вместо обезболивающего пол бутылки кислого вина. Пара тупых ножей, которыми мясо то нельзя разрезать, не говоря про уже людей. И рыбья кость вместо игры. И целая куча, стонущих, пердящих, умоляющих, и жутко воняющих на все лады “пациентов”. У половины была горячка, раны воспалились. У некоторых были жуткие раны, как будто кислотой под давлением облили, и эта кислота прожгла дырку в них. Их порой так резко выгибало, как будто их током ударило. Как потом узнал, это отступник постарался, отбиваясь. Я был в жутком настроении, костерил на чем свет стоит доброго “соседушку” который вспомнил обо мне, дона Джонатана де Готье, и конечно мудака Люка, который сдох в тех руинах. Когда Родриг гремя доспехом, приволок ту босую девушку в мешковине, крепко держа перепуганного подростка за плечо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Вот, ты просил помощника, она будет тебе помогать! Грубо толкнув ее к костру, возле которого я сидел готовя варево из трав, чтобы обрабатывать раны. Она запнулась чуть не упав, съёжилась, держась за пострадавшее плечо, и мелко дрожала, затравленно на меня смотря.
Я шмыгнув, и вытерев нос тыльной стороной ладони, окинул взглядом моего “ассистента” еще раз. С макушки до босых ног, и обратно. Тощая, сбитые в кровь ноги все в старых, пожелтевших синяках, обгрызенные ногти на руках, разбитая губа. Кожаный ошейник, и мешок на голое тело с прорезями для рук и головы. Она еще больше съёжилась под моим взглядом.
— Как тебя зовут?
— Берта…
— Скажи Берта, у тебя есть другая одежда… одежда, просто которой больше?
— Нет, рабам не положено…
Я махнул рукой в сторону отстиранного с помощь песка и проклятий халата Люка: — Надень его, подшей, если великоват. Будешь помогать мне тут лечебнице.
— Но я не умею…
— Умею я, твоя же задача, внимательно слушать и делать то что я тебе говорю. Первое, иди хорошо помойся и одень тот халат. Потом садись у костра и поешь, смотреть не могу на то как ты трясешься.
Берта оказалась на год старше Дария, потомственная рабыня, неграмотная, но смышленая девушка, ей очень нравилось учиться. Поначалу боялась меня, потом оттаяв, тараторила без умолку. Постоянно обо всем расспрашивая. Схватывала все на лету, впитывая все как губка. Помогала в меру своих невеликих сил, стирала бинты, носила воду, кормила и ухаживала за людьми. Я старался ей рассказывать все, справедливо полагая, что эти невеликие знания в будущем ей сильно облегчат ее участь. Рабыня-врачеватель, все-таки гораздо лучше живет, чем рабыня-шлюха. Я поговорил с кашеваром Арно, чтобы раненым готовили отдельно. Он, спросив предварительно у Родрига, который оказался что-то вроде зам-кома. Стал выделять нам продукты, чтобы мы готовили для себя сами. Короче спихнул на меня часть своих обязанностей, буркнув: “Раз не нравится моя стряпня, сам для них готовь” Я честно, хотел в него запустить его же котлом с кашей. Потом плюнув, стал готовить раненым сам, жидкие бульоны. Кашу многие просто есть не могли. В процессе готовки, к костру постоянно начали стягиваться люди. Всем понравилась моя стряпня. Сначала приходили просто раненые, посидеть у костра, потом уставшие солдаты после смены. Даже усатый с монахом приходили, которые оказались; барон Бруно фон Крунн, друг и ближайший соратник графа Джонатана де Готье, и всегда мрачный брат Нестор, экзекутор из ордена Искупления. Его боялись все, даже де Готье. Всех забавлял, странный и непонятный малолетний деревенский паренек. Который их не боялся, и как оказалось, был куда лучший врачеватель чем Люк, прослуживший с ними пять лет. Так прошло уже девять дней, идти нам еще столько же. И вот в один из вечеров, сидя у костра усатый разомлев от тепла и вина вспомнил.
— Ну вот видишь, ты хорошо врачуешь. А говорил, дон Матэо из Глироса плохой учитель.
Эх дядя, знал бы ты где я на самом деле учился…
— Каюсь виноват, беру свои слова обратно. Теперь, почетное звание пьяницы и живодера, заслуженно перешло к Люку. Просто тогда, мне не с кем было сравнивать. Взрыв смеха расцвел над поляной на которой мы остановились. Они хохотали надо мной, схватившись за животы. Я тогда готовил ужин для раненых, не особо глядя по сторонам. А надо было бы. Я бы точно заметил хлыща, который исподлобья смотрел на нас, планомерно накачиваясь вином.
