Они по очереди пригнулись вперёд, буквально прижав нос к дереву, сперва Рамминс, потом Клод, затем Берт.
— Ну и ещё есть патина, — продолжал мистер Боггис.
— Что-что?
Он объяснил им значение этого слова применительно к мебели.
— Дорогие мои друзья, вы и представить себе не можете, на что только не пускаются эти негодяи, чтобы имитировать прекрасную стойкую бронзового цвета настоящую патину. Ужасно, просто ужасно, мне противно даже говорить об этом.
Он прямо брызгал слюной, с таким ожесточением срывались слова с его языка, он кривил губы, изображая своё крайнее отвращение. Трое молчали в ожидании новых откровений.
— Сколько времени и усилий готовы потратить иные, дабы обмануть доверчивых! — воскликнул мистер Боггис. — Возмутительно! Знаете ли, что они вытворяли с этой вещью, друзья мои? Я прослеживаю их действия с точностью. Я буквально вижу, как они это делают, вижу долгий сложный процесс: как они натирают дерево льняным маслом, покрывают его умело окрашенной французской полировкой, шлифуют пемзой и маслом, втирают пчелиный воск с примесью пыли и грязи и, наконец, нагревают, чтобы полировка потрескалась и приобрела двухсотлетний вид! Я просто не могу спокойно взирать на такое мошенничество.
Троица продолжала пялить глаза на кусочек тёмного дерева.
— Потрогайте! — потребовал мистер Боггис. — Положите на это местечко пальцы. Ну? Как вам кажется — тёплое оно или холодное?
— Холодное, — ответил Рамминс.
— Именно, друг мой! А всё дело в том, что поддельная патина на ощупь всегда холодная. Настоящая же почему-то имеет тёплый оттенок.
— Да она нормальная, — запротестовал Рамминс, готовый затеять спор.
— Нет, сэр, холодная. Но тут, конечно, требуется палец с тренированной чувствительной кожей, чтобы вынести правильное суждение. От вас же нельзя требовать, чтобы вы судили об этом, как от меня — судить о качестве вашего ячменя. Всё в жизни, дорогой сэр, решает опыт.
Слушатели уже не с такой подозрительностью глядели на этого странного круглолицего пучеглазого священника, потому что он и в самом деле вроде бы разбирался в мебельном деле. Но о доверии к нему ещё не было и речи.
Мистер Боггис нагнулся и указал на одну из металлических ручек.
— Вот и ещё одно место, над которым работают подделыватели, — заметил он. — У старой меди обычно свой особый цвет и особые свойства. Известно ли это вам?
Они не спускали с него глаз, ожидая от него раскрытия всё новых секретов.
— Беда только в том, что они научились чрезвычайно искусно подделывать старую медь. В сущности, придают ей почти полное сходство со старой. Невозможно отличить старую медь от поддельной. Не скрою, мне приходится в таких случаях только гадать. Так что нет смысла соскабливать краску с ручек. Нам это ничего не даст.
— Как это можно сделать, чтобы новая мебель казалась старой? — подал голос Клод. — Медь-то не ржавеет.
— Вы совершенно правы, друг мой. Но у этих мерзавцев есть свои тайные способы.
— Какие, к примеру? — не отставал Клод. По его мнению, любые сведения практического свойства были полезны. Как знать — вдруг да пригодится.
— Всё, что требуется, — продолжал мистер Боггис, — это положить ручки на ночь в ящик со стружками красного дерева, пропитанными нашатырём. Металл от нашатыря зеленеет, но, если стереть зелень, под ней обнаружится нежный серебристый блеск, свойственный очень старой меди. Ох, какие они творят бессовестные штуки! А вот с железом они проделывают другой фокус.
— А что они делают с железом? — осведомился заворожённо слушавший Клод.
— Ну, с железом проще. Железные замки, пластинки, дверные петли попросту погружают в обыкновенную соль, и они становятся изъеденными ржавчиной и щербинами.
— Ладно, — сказал Рамминс, — значит, вы признаёте, что про ручки не можете сказать точно. Так почём вы знаете — может, им не одна сотня лет. Правильно?
— Э-э-э, — понизив голос, проговорил мистер Боггис, вперив в Рамминса выпуклые карие глаза. — Вот тут-то вы и ошибаетесь. Глядите.
Из кармана своего пасторского пиджака он достал маленькую отвёртку. И при этом (хотя никто этого не заметил) достал маленький медный шурупчик, который зажал в ладони. Затем он выбрал один из шурупов на ручке ящика (а каждая ручка была привинчена в четырёх местах) и принялся осторожно соскабливать следы белой краски с головки. Покончив с этим, он стал медленно вывинчивать шуруп, приговаривая:
— Если это настоящий старинный медный шуруп восемнадцатого века, винтовая линия будет слегка неровная, и вы ясно увидите, что её нарезали напильником вручную. Но если медь — подделка более позднего периода, викторианского или ещё позднее, тогда и шуруп будет, естественно, изделием машинного, массового производства того же времени. Любой отличит шуруп, сделанный машинным способом. Так, сейчас поглядим.
Мистеру Боггису не составило труда, вытаскивая старый шуруп, подменить его новым, зажатым в ладони. Это был ещё один маленький трюк собственного изобретения, и мистер Боггис уже не один год пользовался им с большим успехом. В карманах его пасторской одежды всегда содержался запас дешёвых медных винтиков различных размеров.
— Пожалуйста. — Он протянул Рамминсу новенький шурупчик. — Рассмотрите его. Замечаете абсолютно ровную резьбу? Видите? Конечно видите. Обыкновенный дешёвый шуруп, какой, вы сами можете сегодня купить в любой сельской давке.
Шуруп обошёл всех троих по очереди, и каждый внимательно изучил его. Теперь даже Рамминс находился под впечатлением увиденного.
Мистер Боггис положил отвёртку назад в карман вместе с шурупом тонкой ручной выделки, вывинченным из ручки комода, после чего повернулся и медленно пошёл мимо троих к выходу.
— Мои дорогие друзья, — сказал он, помедлив у двери в кухню, — вы проявили такую доброту, дав мне заглянуть в ваш славный домик, такую доброту. Право, я очень надеюсь, что не наскучил вам до смерти.
Рамминс, изучавший шуруп, поднял голову.
— Вы нам так и не сказали, сколько вы хотели предложить за него.
— Ах да, — спохватился мистер Боггис. — Совершенно верно. Кажется, и вправду не сказал. Что ж, если говорить откровенно, боюсь, с ниш было бы слишком много возни. Пожалуй, я оставлю эту затею.
— Но сколько бы вы дали?
— Вы имеете в виду, что на самом деле готовы с ним: расстаться?
— Я не сказал, что хочу расстаться. Я спросил — сколько бы вы дали?
Мистер Боггис бросил издали взгляд на комод, склонил голову на одну сторону, потом на другую, нахмурил брови и вытянул вперёд губы, затем пожал плечами и небрежно махнул рукой, будто говоря, а стоит ли эта вещь того, чтобы над ней раздумывать?
— Ну, скажем… десять фунтов. Достаточно, я думаю.
— Десять фунтов! — воскликнул Рамминс, — Ну уж не смешите меня, пастор, сделайте одолжение!
— Да он как дрова дороже стоит! — с досадой добавил Клод.
— Вы на квитанцию поглядите. — Рамминс с таким ожесточением тыкал в драгоценный документ грязным пальцем, что мистер Боггис не на шутку встревожился. — Тут точно сказано, сколько он стоит! Восемьдесят семь фунтов! И это когда он новый был. Теперь он старинный, теперь он вдвое дороже стал!
— Извините, сэр, ничего подобного. Это всего лишь неважная имитация. Но так и быть, мой друг… я поступаю опрометчиво, но ничего не могу с собой поделать… я готов поднять цену до пятнадцати фунтов. Что скажете?
— Пятьдесят, — отозвался Рамминс.
Восхитительный трепет иголочками пробежал сверху вниз по ногам мистера Боггиса и пронизал подошвы. Так, всё. Комод его. Никаких сомнений. Однако привычка покупать всё дёшево, так, чтобы дешевле некуда, приобретённая за годы нужды и практики, была так сильна, что не позволила ему сдаться так просто.
— Дружище, — почти шёпотом проговорил он, — мне ведь нужны только ноги. Возможно, когда-нибудь я использую и ящики, но всё остальное, как справедливо заметил ваш приятель, это дрова, только и всего.
— Давайте тридцать пять, — упорствовал Рамминс.
— Не могу, сэр, ну никак не могу! Вещь того не стоит. И я вообще не должен был позволять себе торговаться так из-за цены. Это нехорошо. Делаю последнее предложение и ухожу. Двадцать фунтов.
— Согласен, — рявкнул Рамминс. — Он ваш.
— О Господи. — Мистер Боггис сжал руки. — Опять я не устоял. Я не должен был всё это начинать.
— Нет, пастор, на попятный у вас не получится. Сделка есть сделка.
— Да, я знаю, знаю.
— Как вы его заберёте?
— Сейчас, дайте подумать. Может быть, если я заеду на моей машине во двор, вы согласитесь помочь мне погрузить его, господа?
— В машину? Да он в жизни в машину не влезет! Тут нужен грузовик!
— Не думаю. Во всяком случае, попробуем. Моя машина осталась на дороге. Сию минуту я приведу её. Уверен, мы справимся.
