К сожалению, оборвалась жизнь Александра Максимовича весьма трагически. В 1937-м, когда Трепалов работал заместителем самого Орджоникидзе — наркома тяжёлой промышленности, после смерти товарища Камо, легендарного сыщика арестовали по ложному обвинению и расстреляли. Надо отметить его стойкое поведение во время допросов: Александр Максимович не признал себя виновным и не стал никого оговаривать. Думаю, эти факты многое говорят о его личности.
В дерном проёме появился Трепалов. Невысокий, коренастый, с типичной матроской походочкой вразвалку. Правда, сейчас на нём был хороший шерстяной костюм с тщательно подобранными галстуком и рубашкой. Чувствовалось, что Александр Максимович следит за своей внешностью. Чёлка из светло-русых, начавших уже редеть волос, аккуратно уложена слева на право.
На вид ему было лет тридцать-тридцать пять.
— Товарищ Дзержинский, — проговорил Трепалов, не забыв окинуть меня пронзительным взглядом.
— Здравствуйте, товарищ Трепалов, — улыбнулся Феликс Эдмундович. — Позвольте вам представить товарища Быстрова — бывшего главу рудановской милиции.
— Добрый день, товарищ Быстров!
Мы обменялись рукопожатиями.
— Сейчас принесут чай, и мы поговорим. Надеюсь, вы понимаете, что ваша встреча с товарищем Быстровым не случайна, — сказал Дзержинский.
— Догадываюсь, — усмехнулся Трепалов, по-прежнему не сводя с меня глаз.
Появился секретарь с подносом, на котором стоял большой жестяной чайник и три алюминиевых кружки[1], вместо сахара или сахарина на бумажке лежали несколько слипшихся леденцов.
Да… небогато питаются наши чекисты.
Ловко разлив содержимое чайника по кружкам, секретарь удалился так же тихо, как и вошёл.
— Угощайтесь, товарищи, — произнёс Феликс Эдмундович.
К счастью, в кружке всё-таки был чай, причём нормальный, не морковный или того хуже — обычный кипяток. Да и мятные леденцы тоже оказались вполне ничего.
На минуту установилось молчание. Если Дзержинский пил быстро большими глотками, Александр Максимович отпивал по чуть-чуть и явно смаковал напиток. К леденцам он не прикоснулся.
— Как вам ваша должность — заместителя начальника экономического управления ГПУ, товарищ Трепалов? — спросил вдруг рыцарь революции.
Трепалов поморщился.
— Что, задел за больное? — понимающе кивнул Дзержинский.
— К сожалению, товарищ Дзержинский, — вздохнул тот. — Я, конечно, понимаю, что это важный фронт работ, и наводить там порядок нужно, но… Не моё это, товарищ нарком внутренних дел. Устал я от бумаг, хочется снова с людьми поработать. Чтобы как прежде — в поле выйти, увидеть противника в лицо, — мечтательно протянул он.
Я не смог сдержать улыбки. Поневоле вспомнился персонаж, сыгранный Шакуровым в нашем советском истерне «Свой среди чужих, чужой среди своих», его взрыв эмоций: «Вот она, моя бумажная могила! Зарыли! Закопали славного бойца кавалериста!»
Разумеется, в словах Трепалов не было такой отчётливой экзальтации, всё произнеслось намного спокойней, кино — это кино, там без африканских страстей привлечь зрителя сложно, в реальней жизни всё не настолько бурно. Но… глядя на его лицо, я понимал, какие сложные чувства обуревают сейчас Александра Максимовича. Как ему плохо на бумажной работе, как тянет его помахать шашкой и как хочется заниматься делом, привычным мужским делом…
— Но, если партия считает, что я нужен именно здесь, буду терпеть, Феликс Эдмундович. Скрипеть зубами, но терпеть.
— Не надо скрипеть зубами, — тихо сказал Дзержинский. — Я понимаю, что вы, товарищ Трепалов, справитесь с любым заданием партии, даже с этим. Но что, если я предложу вам вернуться к тому, с чего вы начинали?
— Предлагаете опять возглавить МУР? — удивился Александр Михайлович.
— Тепло, но ещё не горячо, товарищ Трепалов. Милиция и уголовный розыск многое делают, чтобы искоренить преступность в стране. Мы уже можем говорить о некоторых успехах в этом непростом деле. Это, конечно, хорошо, однако почивать на лаврах ещё рано. Да, ловить обычных преступников потихоньку научились, как и громить целые банды. Но, к сожалению, опыта и профессионализма у наших с вами товарищей бывает недостаточно, особенно для случаев, которые мы называем нерядовыми. Мы не можем себе позволить такую роскошь — оставить преступление без наказания. Это не по нашему, не по-советски. Поэтому я принял решение: создать при наркомате внутренних дел особую летучую оперативно-розыскную бригаду, которая будет заниматься теми самыми нетривиальными преступлениями. Задача этой бригады — помогать и направлять товарищей на местах, которые в силу определённых обстоятельств не справляются с раскрытием. Почему не справляются? — задал вопрос Дзержинский и сам же ответил на него:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Где-то по причине нехватки опыта. Где-то — и я не исключаю, что таких случаев до сих пор будет много, — из-за явного саботажа. Работа будет интересной, работы будет много, причём не только в Москве, а по всей России. Подчиняется эта бригада непосредственно наркому внутренних дел. Вам, товарищ Быстров, я предлагаю стать оперативным сотрудником бригады. А вас, товарищ Трепалов, прошу (именно прошу, а не приказываю) возглавить её. Времени на раздумья нет, товарищи. Прошу ответить прямо сейчас.
— Я готов, — непроизвольно вырвалось у меня.
Дзержинский одобрительно кивнул, перевёл взгляд на Трепалова.
Тот весь подобрался, даже поправил узелок галстука.
— Не имею права отказаться, товарищ народный комиссар внутренних дел. И не хочу, — весело добавил он.
— Я так и думал, — облегчённо выдохнул Дзержинский.
— Только у меня вопрос, — заговорил Трепалов.
— Уверен, что не один, — усмехнулся Феликс Эдмундович. — Задавайте, конечно, товарищ Трепалов.
— В бригаде будут всего двое: я и товарищ Быстров?
Дзержинский отрицательно покачал головой.
— Мы, в комиссариате внутренних дел, не настолько наивны, чтобы предполагать, что столь малочисленная бригада будет способна справиться с теми задачами, что на неё возлагают. Предлагаю вам, товарищ Трепалов, подумать над будущим штатным расписанием. Вы сами определите будущую численность бригады. Но, кое о ком мы заранее подумали. Завтра из Петрограда прибудет товарищ Бодунов. Уверен, он окажется ценным сотрудником.
— Иван Васильевич? — радостно вскинулся я.
Феликс Эдмундович спросил с удивлением:
— Да, Иван Васильевич Бодунов. Вы с ним знакомы, товарищ Быстров?
— Знаком, — подтвердил я. — Довелось не так давно пересечься. Вместе брали одного субчика.
— Взяли?
— Так точно, взяли, — улыбнулся я, вспомнив, как расследовал загадочное убийство, в котором обвинили мужа моей сестры.
Тогда волей обстоятельства я познакомился с прототипом главного героя из книги и многосерийного телефильма «Рождённая революцией» Сергеем Кондратьевым и его сослуживцем Иваном Бодуновым. Так получилось, что вместе с этими парнями я участвовал в задержании преступника Сеньки Борща.
— Ну и как он вам показался? — спросил Трепалов.
— Толковый оперативник, — заверил я. — Один из лучших в петроградском угрозыске.
— Понятно. Надеюсь, петроградские товарищи не будут в обиде, что мы обескровили их уголовный розыск? — сказал Трепалов.
— Скажу по секрету: было не просто, — признался Феликс Эдмундович. — Как и товарищ Быстров, Иван Васильевич Бодунов — один из лучших и ценных кадров. Таких отрывать от сердца никто не любит.
— Выходит, нас уже трое, — прикинул Трепалов. — Немного, но работать можно.
— Чем могли, помогли, — сказал Феликс Эдмундович. — Может. У вас есть ещё какие-нибудь кандидатуры на примете?
— Товарищ Дзержинский, а что если… в порядке бреда? Я знаю, что наш знаменитый шахматист Алехин сейчас находится заграницей, в Германии. Но можно ли поговорить с ним, как-то успокоить и вернуть в Россию? Он ведь несколько лет назад работал следователем Центророзыска… Думаю, человек с его аналитическим умом и фотографической памятью нам бы не помешал, — сказал и тут же прикусил себе язык я.
