- Значит, да?
Ему хотелось только одного - не двигаться. Так страшно было вновь ринуться в парижскую сутолоку, искать такси в семь часов вечера, выдерживать натиск куда-то спешащей толпы.
- Хорошо, я останусь.
Он с неподдельным удовольствием смотрел, как она подправ-ляет грим, переодевается, звонит по телефону. Он даже пожал руку юному Арно, типичному котику. Не без снисходительности.
Ожидая в тихой квартире обещанного появления незнакомки, он даже почувствовал себя героем детективного романа, и это забавляло его. После ухода Жильды он устроился на диване в гостиной, накинув на себя мужской халат, который кто-то очень кстати здесь оставил, закурил сигарету, взял илллюстрированный журнал, поставил .возле себя на ковре стакан с виски; потом ему пришлось встать, чтобы найти пепельницу; потом встать, чтобы приглушить проигрыватель, запущенный Жильдой слишком громко для тихой музыки; потом пришлось встать, чтобы отворить окно, потому что он задыхался от жары; потом пришлось встать, чтобы закрыть окно, потому что он продрог; потом пришлось встать, чтобы взять сигареты, забытые им в спальне Жильды; потом при-шлось встать, чтобы положить кусочек льда в согревшееся виски; потом пришлось встать, чтобы переменить пластинку, прокручен-ную уже три раза подряд; потом пришлось встать, так как за-звонил телефон; потом пришлось встать за новым журналом. И когда, по истечении часа, у входной двери раздался звонок, раздражение Жиля против самого себя достигло апогея и он не встал, чтобы отворить.
Глава пятая
Он шел по улицам, направляясь домой, но не прямо, а делая один крюк за другим, потому что не мог ни остановиться, ни по-вернуть .назад. В голове стояла какая-то гудящая пустота, ему казалось, что все на него оглядываются, все видят, каким он стал безобразным, жалким, и он сам себя таким ощущал; то ему чуди-лось, будто он топчется на месте, то он вдруг обнаруживал, что пересек широкую площадь и даже не заметил этого. Почему-то он оказался в Тюильри, и тут ему вспомнилось, как Дрие ла Рошель в свое время тоже пришел сюда якобы для прогулки, для своей последней прогулки,-Жилю стало смешно: у него никогда не хватит мужества, да и нет желания покончить с собой. Даже этого у него нет. К его отчаянию подходит любой эпитет, но только не "мужественное" или "романтическое". По правде говоря, его бы вполне устроило, если бы у него возникло желание покончить с собой. Вообще его устроила бы любая крайность.
"А может, у меня все-таки этим дело и кончится? - думал он, словно желая успокоить себя.- Если и дальше так пойдет, мне, конечно, не выдержать. Должен же я буду что-то сделать, ведь я..." Он думал об этом "я" со смешанным чувством надежды и страха, словно о каком-то постороннем человеке, который мог действовать вместо него. Но только позднее, так как сейчас в нем не было того "я", которое способно застрелиться, сунув пистолет себе в рот, или броситься вон туда, вниз, в темно-зеле-ные воды Сены,-он не мог представить себе, ни как он умрет, ни как будет жить. Сейчас ему ничего не довести до конца. Он мог только дышать, существовать, мучиться.
Вдруг его пробрала дрожь, и он решил пойти в клуб и на-питься. Конечно, это не блестящий выход, но он просто не может больше шагать вот так, пряча закоченевшие руки в карманы плаща, и быть все время под током, чувствуя каждый нерв, веду-щий от ладоней к плечам, к сердцу, к легким. Да, надо напиться вдрызг, а домой его кто-нибудь привезет. По крайней мере тогда он уснет. И Элоиза укроет его одеялом.
Он вошел в клуб, поздоровался с барменом, дал дружеского тумака Жоэлю, обменялся шуточками с Пьером, помахал рукой Андре, Билю, Зоэ-словом, проделал все, что положено, и, не-смотря на многочисленные приглашения, сел один у стойки бара. Он выпил шотландского виски, затем повторил, но пил его будто воду. Тут появился Тома, явно пьяный, блаженно улыбающийся, и сел рядом с Жилем. В редакции они были тайными врагами вот уже четыре года-с тех пор как произошла эта темная исто-рия из-за некой девицы и из-за некоего репортажа, Жиль сейчас уже не помнил подробностей. Знал только, что они поссорились. Тома, маленький, щуплый, с остреньким личиком, говорил прон-зительным фальцетом, раздражавшим Жиля.
- А-а, вот он, наш красавец Жиль!-воскликнул он, дохнув ему в лицо таким густым винным перегаром, что Жиль невольно отшатнулся. Для достойного завершения вечера не хватало только этой встречи.- Ты что шарахаешься? Не нравлюсь я тебе? Скажи, не нравлюсь?..
Пьер издали делал знаки. В тот вечер он дежурил по клубу и потому хотел предупредить Жиля, что Тома вдребезги пьян, хотя это и так было очевидно. Тома все не отставал:
- Ну, красавец? Что ж ты не отвечаешь?
И вдруг резким движением - не то нарочно, не то нечаянно - опрокинул свой стакан прямо на рубашку Жиля. Стакан упал на пол и разбился. Все притихли.
В эту минуту что-то оборвалось в груди Жиля. Все исчезло- жажда счастья, уважение к людям, самообладание, все вдруг затрещало, рухнуло в порыве злобы, и Жиль вдруг увидел как бы со стороны, что он бьет Тома; бедняга свалился от первого же удара, а Жиль стоял возле него на коленях и бил его кула-ком по остренькому личику, бил по своей жизни, по своему разо-чарованию в жизни, бил самого себя. Чьи-то сильные руки схва-тили его за плечи, оттащили, а он все продолжал драться, почти рыдая, и буйствовал до тех пор, пока до него не донеслись слова: "Пес бешеный" - и кто-то не дал ему в зубы. Тогда он перестал вырываться, и все умолкли. Жиль увидел вокруг себя с десяток недоуменных, возмущенных лиц, увидел, как маленький Тома встает на четвереньки, и почувствовал на губах соленый вкус крови и слез. Он вышел, пятясь к двери, и никто не сказал ему ни слова. Даже Пьер, с которым он пьянствовал всю свою моло-дость. Как раз Пьер-то и ударил его, сообразил Жиль, и пра-вильно сделал. Это ведь его обязанность, в конце концов. Каждый должен зарабатывать себе на жизнь.
В квартире слышались голоса, и он в удивлении остановился у дверей. Было около полуночи. Он вытащил из кармана носовой платок и вытер кровь, запекшуюся в уголках губ: ему вовсе не хотелось появиться в образе Франкенштейна. В былые вре-мена он не преминул бы разыграть эту роль, но теперь малень-кие комедии, прежде забавлявшие его, потеряли для него свой смысл. В гостиной сидел Жан вместе со своей приятельницей Мартой, ласковой и глупой толстухой, а Элоиза стояла у окна. Она вздрогнула, когда он вошел. Жан повернулся к нему с при-творно-спокойным видом, а Марта воскликнула:
- Боже мой!.. Жиль, что с вами случилось?..
"Настоящий семейный совет,- подумал он.- Добрые души, искренние друзья тревожатся вместе с верной подругой... И вдо-бавок какая удача-герой возвращается раненым". Элоиза тут же помчалась в ванную за ватой. Жиль рухнул в кресло и улыб-нулся.
- Я подрался - глупо, как всегда, когда люди дерутся. И знаешь с кем, Жан? С Тома.
- С Тома? Только уж не говори, пожалуйста, что это он так тебя отделал.
И Жан засмеялся с благодушным и недоверчивым видом зна-тока - недаром он каждый понедельник ходил на бокс.
- Нет,-ответил Жиль.-Это Пьер ударил, когда разнимал нас.
И вдруг ужаснулся, вспомнив об этой жалкой ссоре, о своем ожесточении, о том, что он с упоением бил человека. "Мало того, что я самому себе противен. Если я стану противен еще и дру-гим..." Он поднял руку.
- Не надо больше об этом. Завтра в редакции меня будут называть скотом, а послезавтра все позабудется. Чему я обязан удовольствием вас видеть?
Вопрос этот он задал Марте, но она не ответила, только при-ветливо улыбнулась. Должно быть, Жан сказал ей: "С Жилем что-то неладно",- и она с любопытством смотрела на человека, у которого что-то неладно-состояние, явно непостижимое для нее.
Элоиза уже прибежала-собранная, сосредоточенная: жен-щины обожают изображать сестру милосердия-и первым делом запрокинула Жилю голову.
- Сиди смирно. Немножко пощиплет-и все.
"А теперь воображает себя заботливой мамашей: "Мой маль-чуган напроказил". Что их так тянет устраивать нелепейшие комедии? Только что разыграли чисто мужской скетч на тему: "Карликов не бьют", а теперь: "Возвращение Жиля Лантье к до-машнему очагу и заговор его близких для его же блага". Жан в роли резонера журит подравшегося приятеля: "Ай-ай-ай, нехо-рошо!" Элоиза разыгрывает домовитую хозяйку. Марта ничего не изображает, потому что глупа как пробка. А иначе она под-летела бы с флакончиком спирта и протянула бы его Элоизе".
Рассеченную губу действительно сильно щипало. Жиль завор-чал.
- Ну? - спросил Жан.- Что тебе сказал Даниель?
- Даниель?
- Ну да-доктор.
- А разве ты не разговаривал с ним по телефону? Жиль сказал это наугад, сердитым тоном, намекая на всег-дашнее отношение к нему своего друга-отношение отеческое, покровительственное, даже чересчур, и, увидев, как Жан покрас-нел, догадался, что попал в точку. Итак, Жан действительно тревожился, и это вдруг испугало его, наполнило чувством поис-тине животного страха: а что, если это все кончится психиатри-ческой больницей?
