Для себя Софи освободила от хлама и отмыла небольшую мансарду, куда снизу вела скрипучая, изогнутая лестница. Там стояла широкая тахта, и Софи, вычистив ее, застелила привезенным с собой бельем, неоднократно — мысленно и вслух — благодаря мать, заставившую ее запастись достаточным количеством простыней, подушкой и всем прочим.
Кроме того, она привела в относительный порядок крошечную гостиную, кухню и ванную комнату.
Софи довольно улыбнулась. Видела бы мать, с какой энергией, пылом и жаром она их отчищала, отмывала и дезинфицировала, прежде чем сочла пригодными для пользования. Холодильник она тоже отмыла, однако до сих пор не могла заставить себя положить туда что-нибудь: слишком живо было воспоминание о найденных там в день приезда зловонных и совершенно неопределимых продуктax, густо поросших разноцветной плесенью.
Дядину одежду Софи по возможности привела в порядок и отправила в одну из местных благотворительных организаций.
Теперь она с удовлетворением огляделась, потирая слегка нывшую поясницу. Да, давно ей не приходилось столько трудиться. А между тем к главным делам она еще и не приступала, Завтра ей предстояло встретиться с городским нотариусом, который сможет помочь ей разобраться с долгами покойного дяди. Денег, вырученных от продажи оставшихся в доме вещей, едва ли хватит на погашение долгов. Впрочем, родители так и думали и брались выплатить все, что задолжал Фернан, в течение короткого времени.
Разговаривая по телефону с дочерью в очередной раз, мать вдруг вспомнила, что совершенно забыла предупредить ее об одной вещи.
— Послушай, Софи, это очень важно для меня. У нас в доме была всего одна по-настоящему ценная вещь. Это прекрасная ваза, которая принадлежала моей бабушке, то есть твоей прабабушке. Не знаю, как та оказалась у нее, но помню, что она очень любила эту вазу, именно любила, а не просто ценила. Постарайся отыскать ее и проследи, чтобы ее не продали после оценки. Я постараюсь ее выкупить, если смогу. После смерти мамы я спрашивала Фернана, где эта ваза, но он делал вид, что понятия не имеет. Может, он исхитрился ее продать? — Вздохнув, мать добавила: — Поищи ее получше, ладно! Хотя надежды мало.
— Хорошо, мама,— ответила Софи.— Я еще не кончила разбирать эти жуткие залежи хлама в чулане и в стенном шкафу. Не волнуйся. Обращусь к какому-нибудь эксперту по антиквариату и попрошу его оценить вазу.
Пока что все поиски, предпринятые Софи, были напрасными. И сегодня на них уже не оставалось времени. Специалист, который поможет ей оценить дом, а возможно, и продать его, должен прийти с минуты на минуту.
Софи с удовольствием, всем телом потянулась. Несмотря на усталость, настроение было отличным. Так приятно сознавать, что все здесь наконец вымыто и вычищено. Она сбросила с себя некогда белоснежную, а теперь перепачканную в паутине, пыли и еще бог знает в чем тенниску и решила оставшееся время потратить на то, чтобы привести себя в порядок.
3
Ив коротко постучал в дверь домика. Хорошо зная образ жизни Фернана Рулена, он был приятно удивлен тем, что дверь была отмыта, ручка до блеска начищена, чистые оконные стекла сверкали в лучах солнца. Хотя обшарпанные стены и облупившаяся краска никуда не исчезли, все же дом выглядел куда более симпатичным, чем он себе представлял. Если они и внутри все привели в порядок, подумал Ив, то напрасно он натянул на себя то, что не жалко было запачкать: линялые джинсы и старую выцветшую водолазку.
Услышав стук, Софи открыла дверь. В первую секунду Ив смотрел на нее без малейшего интереса. На лице его была заранее приготовленная вежливая улыбка, и он уже открыл рот, чтобы представиться. Однако в следующее мгновение что-то в его глазах неуловимо изменилось, и он так и замер с открытым ртом, не в силах произнести ни слова. Софи тоже застыла, словно пораженная ударом молнии.
Разумеется, она слышала о любви с первого взгляда, однако всегда относилась к подобным рассказам с изрядной долей скепсиса.
Образованной и здравомыслящей девушке, какой она привыкла себя считать, трудно было поверить, чтобы в наше напрочь лишенное всякой поэзии и романтики время в первое же мгновение первой же встречи можно абсолютно четко осознать, что перед ней — тот единственный и неповторимый, с кем ей суждено прожить всю оставшуюся жизнь. А если не с ним — то ни с кем другим, да и вообще жить тогда, пожалуй, не стоит.
Впрочем, все эти мысли пришли ей в голову уже потом, а пока они молча стояли и смотрели друг на друга, как будто выпав каким-то фантастическим образом из обычного пространства и обычного течения времени. В нескольких шагах от них город жил привычной повседневной жизнью, люди спешили по привычным повседневным делам, лениво текла Рона, а эти двое смотрели друг другу в глаза, ничего не видя, ничего не слыша вокруг, словно во всей Вселенной кроме них никого не осталось.
Кровь стучала в висках Софи, а сердце так бешено билось в груди, что на мгновение ей стало не хватать воздуха. Однако тут же каким-то кусочком сознания, который, несмотря ни на что, не утратил способности соображать, она поняла, что просто перестала дышать, забыла о такой необходимости. А самое удивительное, самое неожиданное и прекрасное заключалось в том, что по выражению глаз стоявшего перед ней мужчины она догадалась, что и он испытывает те же чувства.
То, что он на редкость хорош собой, она поняла, едва открыв дверь. Однако красивых мужчин на свете немало. Софи встречала таких и многим из них нравилась. Значит, одной только физической привлекательностью незнакомца ее странную реакцию объяснить было нельзя. Никак нельзя.
У нее было ощущение, будто между их душами сразу же установилась какая-то неизъяснимая, непостижимая, неподвластная логике и уму связь. И оба они сразу же это почувствовали. Именно почувствовали, а не поняли. Потому что разумом понять это было невозможно. И она, так и не произнеся ни слова, вначале отступила на шаг назад, а потом повернулась и пошла в глубь дома, совершенно точно зная, что он последует за ней.
Ив действительно испытывал неведомые ему по прежнему опыту чувства и, совершенно гак же, как она, был не в состоянии объяснить даже самому себе, что же это такое с ним происходит. Как каждому Карреру, ему было известно семейное предание, будто бы от предка-цыгана все они унаследовали не только характерную внешность, но и присущую этому бродячему племени способность провидеть будущее, мысленным взором проникать в души и чувства других людей. Однако до сих пор ничего подобного с ним никогда не случалось.
