не только в экономических интересах. Угнетение еще и потому выгодно угнетателям, что самый ничтожный из них ощущает свое
превосходство: «белый бедняк» с юга США утешается тем, что он не «грязный негр»; и более состоятельные белые люди ловко пользуются этой его спесью. Точно так же самый заурядный мужчина по сравнению с женщиной чувствует себя полубогом. Г-ну де Монтерлану было куда легче считать себя героем в противостоянии с женщинами (к тому же специально подобранными), чем когда ему пришлось вытягивать роль мужчины среди мужчин – роль, с которой многие женщины справились лучше его. Именно поэтому г-н Клод Мориак, как известно, восхитительно оригинальный мыслитель, мог[7] написать о женщинах в одной из своих статей в «Фигаро литерер» за сентябрь 1948 года: «
Мы слушаем самую блестящую из них… с выражением
(sic!) вежливого безразличия, прекрасно зная, что ее ум более или менее ярко отражает
наши идеи». Разумеется, собеседница г-на К. Мориака отражает не его личные идеи, поскольку за ним таковых не водится; что она отражает мужские идеи, вполне возможно: среди самих мужчин немало тех, кто считает чужие мнения своими; спрашивается, не лучше ли было бы для г-на К. Мориака побеседовать с хорошим отражением Декарта, Маркса, Жида, нежели с самим собой; но примечательно то, что благодаря двусмысленному «мы» он отождествляет себя с апостолом Павлом, Гегелем, Лениным, Ницше и с высоты их величия презрительно взирает на стадо женщин, дерзнувших говорить с ним на равных; честно говоря, я знаю немало женщин, у которых не хватило бы терпения слушать г-на Мориака с «вежливым безразличием».
Я остановилась на этом примере, потому что мужское простодушие проявляется здесь в обезоруживающей простоте. Есть много других, более тонких способов, которыми мужчины извлекают пользу из инаковости женщин. Для всех страдающих комплексом неполноценности это просто чудотворный бальзам: никто не относится к женщинам более надменно, агрессивно или презрительно, чем мужчина, не уверенный в своей мужественности. Те, кто не робеет себе подобных, куда охотнее признают женщину подобной себе; но даже им миф о Женщине как о Другом дорог по многим причинам[8]; не стоит осуждать их за то, что они не жертвуют с легким сердцем всеми извлекаемыми из него благами: они знают, что теряют, отказываясь от женщины своих мечтаний, и не знают, что принесет им женщина такой, какой она станет завтра. Нужно немалое самоотречение, чтобы отказаться полагать себя в качестве единственного и абсолютного субъекта. Впрочем, подавляющее большинство мужчин не формулируют открыто эти притязания. Они не полагают женщину как низшее существо – сейчас они слишком прониклись демократическими идеалами, чтобы не признавать всех людей равными. В лоне семьи женщина предстает мальчику, юноше столь же уважаемым членом общества, что и взрослые мужчины; позже он познает в желании и любви сопротивление, независимость желанной и любимой женщины; женившись, он уважает в жене супругу, мать, и в рамках конкретного опыта супружеской жизни она утверждает себя рядом с ним как свободного человека. Значит, он может убедить себя в том, что социальной иерархии полов больше нет и что в целом женщина, при всех различиях, равна ему. Поскольку он все же находит в ней некоторые слабости, главная из которых – отсутствие профессии, он относит их на счет природы. Пока он относится к женщине доброжелательно, как к партнеру, он мыслит в регистре абстрактного равенства; отмечая конкретное неравенство, он не полагает его. Но как только он вступает с ней в конфликт, ситуация становится обратной: он будет мыслить в регистре конкретного неравенства и на этом основании даже позволит себе отрицать абстрактное равенство[9]. То есть многие мужчины почти чистосердечно утверждают, что женщины суть равные мужчине и требовать им нечего, и одновременно – что женщины никогда не будут равными мужчине и их требования напрасны. Дело в том, что мужчине трудно оценить крайнюю важность социальных дискриминаций, которые извне кажутся пустяками, но моральные и интеллектуальные последствия которых укоренились в женщине столь глубоко, что могут показаться вытекающими из ее изначальной природы[10]. Как бы мужчина ни симпатизировал женщине, он никогда до конца не понимает ее конкретной ситуации. Так что не стоит верить мужчинам, когда они пытаются отстаивать привилегии, даже не осознавая их масштаба. Мы не дадим себя запугать множеством ожесточенных нападок на женский пол; не клюнем на корыстные славословия в адрес «настоящей женщины»; не разделим восторгов мужчин по поводу ее удела, который они ни за что на свете не согласились бы разделить.
Однако аргументы феминисток тоже заслуживают не большего доверия: полемическая направленность нередко полностью их обесценивает. «Женский вопрос» оттого оказался столь беспредметным, что мужское высокомерие превратило его в перебранку, а когда люди бранятся, им уже не до строгих рассуждений. Все без устали старались доказать, что женщина выше, ниже или равна мужчине; она сотворена после Адама, ясно, что она – существо вторичное, говорили одни; наоборот, говорили другие, Адам был лишь черновиком, человек удался Богу в совершенстве, лишь когда Он создал Еву; ее мозг меньше – но относительно он больше; Христос воплотился в мужчине – может, это из смирения. Каждый аргумент немедленно вызывает к жизни контраргумент, и зачастую оба ложны. Чтобы во всем этом разобраться, нужно вырваться из проторенной колеи, отказаться от расплывчатых понятий высшего, низшего, равного, извративших смысл всех дискуссий, и все начать сначала.
Но как в таком случае поставить вопрос? И прежде всего, кто мы такие, чтобы его ставить? Мужчины – судьи и одна из сторон в процессе, женщины тоже. Где найти ангела? По правде говоря, ангел здесь вряд ли бы подошел, он ничего не смыслит в этом вопросе; что касается гермафродита, то это совсем особый случай: он не мужчина и женщина одновременно, а скорее ни мужчина, ни женщина. Думаю, для прояснения положения женщины лучше всего подходят некоторые женщины. Утверждать, что Эпименид сводится к понятию «критянин», а «критянин» – к понятию «лжец», – софизм; добросовестность или самообман мужчин и женщин продиктованы не какой-то таинственной сущностью: к поиску истины их в большей или меньшей степени располагает их положение. Многие современные женщины, по счастью, восстановленные во всех человеческих правах, могут позволить себе роскошь быть беспристрастными; мы даже чувствуем в этом потребность. Мы не похожи на тех, кто боролся раньше нас; в общем и целом мы победили; в ходе последних дискуссий о статусе женщины ООН неустанно и властно требовала окончательного и полного равенства полов, и многим из нас уже никогда не приходилось переживать свою принадлежность к женскому полу как неудобство или
