– Что здесь происходит? – строго спросил билетер, крупный, с уставшим лицом мужчина, который днем работал на мебельной фабрике, а вечером подрабатывал в кинотеатре.
– Прогоните отсюда этих ребят, – сказал солдат. – Они ругаются в присутствии моей девушки.
– А что я такого сказал? – спросил Клод. – Только попросил его снять фуражку. Разве не так, Том?
– Только это и сказал мой друг, сэр, – вежливо проговорил Том, усаживаясь в кресло. – Простая, вежливая просьба, больше ничего. Мой друг страдает редкой глазной болезнью.
– Что, что такое? – спросил сбитый с толку билетер.
– Если вы немедленно не выведете этих ребят из зала, будут неприятности, – предупредил солдат.
– Почему вы, парни, не пересядете на другие места? – спросил билетер.
– Мой друг вам только что объяснил, – сказал Клод. – У меня – редкая глазная болезнь.
– Мы живем в свободной стране, – заявил Том. – Заплати деньги и сиди там, где тебе нравится. А что этот солдатишка возомнил о себе? Кто он такой – Адольф Гитлер? Большая шишка? И все только потому, что на нем военная форма. Могу поспорить, он и близко-то не подбирался к японцам, во всяком случае не ближе, чем к Канзас-Сити. А пришел в кинотеатр и при всех тискает свою девушку – тем самым подает дурной пример американской молодежи. А еще в военной форме. Позор!
– Если вы немедленно не выведете этих ребят, – глухо сказал солдат, – я им набью морды. – Он сжал кулаки.
– Вы оскорбили солдата, – сказал билетер Тому. – Я все слышал собственными ушами. Такое поведение в нашем кинотеатре просто недопустимо. Убирайтесь отсюда!
Теперь уже возмущались зрители. Билетер, наклонившись над Томом, грубо схватил его за свитер. Почувствовав крепкую хватку его жилистой, мускулистой руки, Том сразу сообразил, что с этим мужиком ему лучше не тягаться.
– Ладно, Клод, пошли отсюда. Послушайте, мистер, – обратился он к билетеру. – Мы не будем затевать здесь в зале кинотеатра разборку. Но вы должны вернуть нам деньги за билеты.
– Ишь, чего захотел! – возмутился билетер.
Том сел в кресло.
– Мне известны мои гражданские права. – И внезапно заорал громовым голосом, заглушая ружейную пальбу на экране: – Ну, давай, давай, верзила, ударь меня, бей!
Билетер вздохнул.
– О’кей, о’кей, – примирительно сказал он. – Я верну вам деньги. Только поскорее убирайтесь отсюда.
Ребята встали.
– Я тебя предупредил, – улыбнулся Том солдату, – буду ждать тебя на улице.
– Убирайся к своей мамочке, попроси ее, пусть сменит тебе пеленки, – ответил солдат и грузно опустился на свое место.
В фойе билетер выдал каждому по тридцать пять центов из собственного кармана, заставив расписаться на квитанциях, чтобы потом предъявить их владельцу кинотеатра. Том поставил подпись своего учителя по алгебре, а Клод – президента банка своего отца.
– Чтобы больше духу вашего здесь никогда не было, – пригрозил им билетер.
– Кинотеатр – общественное место, – нагло напомнил ему Клод. – Только попытайтесь не пустить! Я пожалуюсь отцу!
– Кто твой отец? – с беспокойством спросил билетер.
– Увидите сами кто! Придет время, узнаете! – дерзко заявил Клод.
Они нарочито медленно вышли из фойе. На улице они, хлопая друг друга по спине, громко рассмеялись.
Было еще рано, киносеанс будет еще продолжаться с полчаса. Они зашли в вагон-ресторан, расположенный через улицу, и заказали себе по чашке кофе с пирожком на деньги, полученные от билетера. За стойкой работал радиоприемник. Диктор говорил о том, каких успехов за этот день удалось добиться американской армии в Германии, о вероятном решении верховного немецкого руководства отвести войска в Альпы и оттуда оказывать сопротивление наступающим войскам союзников.
Том, скорчив на своем круглом детском лице болезненную гримасу, слушал сообщение. Как ему надоела эта война. И даже не сами боевые действия, а тот постоянный треп о том, какие высокие идеалы отстаивают на фронтах эти храбрые американские парни, какие жертвы они приносят на алтарь победы. Эти разглагольствования просто выводили его из себя. Им никогда не удастся заполучить его в армию.
– Эй, леди, – крикнул он официантке, которая стояла и полировала ногти, – нельзя ли включить музыку? – Ему вполне достаточно этого патриотического трепа, который он постоянно слышит дома от сестры с братом.
Официантка бросила на них томный взгляд:
– Разве вас не интересует, кто победит в этой войне?
– У нас по всем предметам – одни тройки, – сказал Том. – К тому же еще и редкая глазная болезнь.
– Да, я и забыл о своей редкой глазной болезни, – спохватился Клод, прихлебывая из чашки кофе. И оба покатились со смеху над своими остротами.
Они стояли перед кинотеатром «Казино». Двери широко распахнулись, и начали выходить зрители. Том снял часы и передал Клоду, чтобы случайно не разбить при драке. Он стоял абсолютно спокойно, сохраняя полное самообладание. Оставалось только надеяться, что солдат не ушел с девицей раньше, не досмотрев картину до конца. Клод нервно расхаживал взад и вперед по тротуару, его бледное лицо покрылось потом от возбуждения.
– Ты уверен? – то и дело спрашивал он приятеля. – Ты на самом деле целиком уверен в себе? Он ведь действительно здоровяк, этот сукин сын. Чтобы победить, нужно быть уверенным в себе до конца!
– Ты обо мне не беспокойся, – ответил Том. – Твоя задача – держать толпу на расстоянии, у меня должно быть свободное пространство для маневрирования. Я не могу вступать с ним в борцовскую схватку. – Его глаза вдруг сузились. – А вон и он. Идет.
Солдат с девушкой выходили из кинотеатра. Ему на вид было года двадцать два – двадцать три. Лицо угрюмое. Он был полноват, гимнастерка слегка оттопыривалась на преждевременном животике, но он, этот парень, был крепким. На рукаве не было нашивок, на груди – орденских ленточек. Он крепко сжимал руку девушки, уверенно ведя ее между пешеходов.
– Что-то меня мучит жажда, – сказал он девушке. – Пойдем выпьем пива.
Том подошел к нему и загородил ему дорогу.
– Опять ты, – сказал солдат с раздражением. Он на мгновение остановился, потом пошел прямо на Тома, толкнув его рукой в грудь.
– А ты не толкайся, – сказал Том. Он схватил солдата за рукав. – Дальше никуда не пойдешь!
Удивленный его наглостью, солдат остановился. Он внимательно смотрел на Тома: короче его, по крайней мере, дюйма на три, белокурый, с лицом херувимчика, в старом заношенном свитере.
– Да, ты очень самоуверен, малыш, – сказал он. – Ну-ка, проваливай, убирайся с дороги! – Он локтем оттолкнул Тома в сторону.
– Кого это ты толкнул, Сидни, ты себе представляешь? – спросил Том, стремительно нанося ему резкий удар кулаком в грудь. Прохожие стали останавливаться, с любопытством наблюдая, чем закончится ссора. Лицо солдата покраснело от охватившего его приступа гнева.
– Ну-ка, пацан, убери свои лапы, иначе будет плохо.
– Ты что, парень? – удивилась девушка. Она еще в кинотеатре подкрасила губы, но на подбородке остались следы помады. Ей, казалось, было абсолютно наплевать на толпу людей, окруживших их. – Если ты решил пошутить, то это плохая шутка.
– Это не шутка, Анжела, – сказал Том.
– Прекрати свою дурацкую болтовню и не задевай Анжелу! – возмутился солдат.
– Пусть извинится, – сказал Том.
– По крайней мере, – поддержал его Клод.
– Извиниться? Извиниться за что? – недоуменно спросил солдат, повернувшись к толпе. – Эти ребята, по-моему, чокнулись.
– Так вот, либо ты извинишься за те оскорбления, которые твоя подружка сказала нам в кинотеатре, – твердо продолжал Том, – либо пожалеешь.
– Пошли, Анжела, – сказал солдат. – Пошли, наконец выпьем пива. – Он сделал шаг в сторону, но Том схватил его снова за рукав и толкнул, раздался треск разорвавшейся ткани. Солдат резко повернулся, посмотрел на рукав.
– Послушай ты, маленький сукин сын, ты разорвал мне гимнастерку.
– Я же сказал, ты никуда не пойдешь! – повторил Том. Он сделал шаг назад и согнул в локтях руки.
– Тебе это даром не пройдет, ты мне порвал гимнастерку, – разозлился солдат. – Мне наплевать, что ты еще пацан. – Он замахнулся и нанес удар открытой ладонью.
Том попытался увернуться, но удар пришелся ему по плечу.
– О-о! – завизжал он, схватив себя за плечо, и, корчась, согнулся, словно от дикой боли.
– Вы видели? – повернулся Клод к толпе зевак. – Вы видели, как этот негодяй ударил моего друга?
– Послушай, солдат, – не выдержал седой человек в плаще, – нельзя бить мальчишку. Ведь он еще маленький.
– Я не бил его, только слегка ударил, – повернувшись к заступнику с виноватым видом, оправдывался солдат. – Он пристает ко мне вот уже…
