С этим директор сразу согласился, но сказал, что учительница должна будет находиться где-то поблизости и появиться, когда ее позовут для разговора с ребятами.
После того, как план операции «Капроновый чулок» был разработан, Федор Болиславович поднялся.
— Ладно! Пойду узнаю, как там у нас с этой… с материальной частью.
Он ушел в комнату, где Лидия Георгиевна гладила белье.
— Мать! У тебя случаем не найдется пары капроновых чулок, вышедших из употребления?
— Посмотреть надо. — Лидия Георгиевна даже не поинтересовалась, зачем ее супругу капроновые чулки. Он часто выпрашивал то лоскуты материи, то другой какой-нибудь хлам для всяких поделок в школьной мастерской.
Глава V
Ровно в шесть часов, как было условлено, к Даниле Акимовичу явился Хмелев. Он слушал, вытаращив глаза, когда директор излагал свой план операции «Капроновый чулок», потом вдруг вскинул голову и осклабился.
— Данила Акимович, а вы ведь это… и правда!… Они знаете как ржать будут, когда узнают, что это вы! И они вас еще больше зауважают, вот увидите!
Потом состоялся разговор с Раисой Петровной, которая жила в том же доме. К ней Данила Акимович пришел вместе с Федором Болиславовичем. Когда ей рассказали о готовящейся расправе над Мокеевой, она возмутилась и заявила, что завтра проведет беседу со всем классом о том, как постыдно такое намерение. Директор и учитель попросили ее этого не делать, сказали, что сами проведут такую беседу, застав заговорщиков на месте преступления. Узнав, что эти два немолодых человека собираются сидеть в засаде, подобно ее четвероклашкам, учительница так растерялась, что оба друга, не сговариваясь, решили умолчать о своих капроновых чулках.
Оказалось, что знакомые Раисы Петровны живут в доме с палисадником как раз напротив бани, и она согласилась посидеть вечерком в этом палисаднике вместе с Хмелевым, ожидая, когда их позовут.
Директор и завхоз ушли, а учительница впала в раздумье: или у этих двоих не все в порядке с головой, или она ничего не смыслит в педагогике и напрасно выбрала такую профессию.
Когда друзья вышли от Раисы Петровны, Федор Болиславович предложил:
— Ну, как, может, прогуляемся до этой самой бани, глянем как там и что?
— Давай, — согласился директор. — Произведем рекогносцировку на местности.
Скоро оба стояли на пустыре между обуглившейся стеной бревенчатой бани и стеной кочегарки с закопченной штукатуркой над черным проемом окна. Здесь, среди сорной травы, тянулась тропинка, протоптанная местными жителями от улицы Кирова до улицы Кедровой.
— Неуютное местечко, — заметил директор. — Особенно, если вечером.
— Н-нда! — согласился Федор Болиславович. Оба понимали, что устраивать засаду в бане или в кочегарке нельзя: ведь сами заговорщики выберут именно это место. Друзья прошли до конца тропинки, где она выходила на Кедровую улицу сквозь пролом в старом штакетнике. Тут Федор Болиславович сказал:
— Вот тебе, смотри!
По эту сторону забора тянулись густые заросли малинника. Большинство ягод поедалось ребятней еще незрелыми, но некоторым удавалось уцелеть. Этому способствовала крапива, которая любит расти рядом с малиной и служит ей своего рода телохранителем. Заросли малины постепенно наступали от забора в глубь двора, а в авангарде двигалась крапива.
— Вот! — повторил учитель труда. — Залезай сюда поглубже и играй себе на здоровье… Хочешь — в индейцев, хочешь — в казаки-разбойники. А я с той стороны засяду, чтобы их потом в клещи взять.
Данила Акимович увидел, что такие же заросли топорщатся у забора вдоль улицы Кирова. Он отметил про себя стратегическую мудрость своего друга, и еще он подумал, что Федор Болиславович начинает втягиваться в игру.
Глава VI
Было ясно, что заговорщики соберутся заблаговременно, поэтому на следующий вечер часов в восемь директор уже сидел в зарослях, метрах в двух от того места, где тропинка выходила на Кедровую улицу. На нем был брезентовый рыболовецкий плащ с капюшоном, поэтому он не пострадал от крапивы. В кармане плаща лежал капроновый чулок. Данила Акимович сидел, привалившись спиной к забору. Чуть раздвинув листву перед собой, он мог видеть тропинку, проход между баней и кочегаркой и заросли у противоположного забора, где затаился Федор Болиславович.
Директору недолго пришлось скучать. Справа, совсем близко от него, послышались приглушенные голоса, и на тропинке появились двое: толстый мальчишка и маленькая девочка. Они были одеты обычно, по-домашнему, но каждый держал под мышкой какой-то узел. Директор мог видеть их только со спины, но все же догадался, что это Ваня Иванов и Томка Зырянова. Так оно и оказалось. Пройдя несколько шагов, Иванов вдруг остановился.
— Э!… А крапива?! Давай лучше здесь наберем, там она жухлая какая-то.
Оба повернулись и направились прямо к тому месту, где сидел директор. Данила Акимович внутренне съежился. Ведь одно дело — эффектно, в нужный момент появиться перед ребятами, и совсем другое — предстать перед ними сидящим в кустах именно сейчас, а потом объяснять им, зачем он сюда забрался. Однако эти двое были слишком заняты своим делом и ничего не заметили.
— Ой!… Кусается!… — тихо сказала Зырянова.
— А ты ее под самый низ бери, у самого корня, потом в газетку. На, держи! Вот так ее оберни. — Иванов достал из своего узла газету, оторвал от нее кусок и передал Зыряновой.
Только они покончили с этим, как на тропинке, тоже со стороны Кедровой, появился Оганесян. Иванов с Зыряновой посоветовали ему, как и они, вооружиться крапивой, и он тоже был снабжен клочком газеты. Когда все трое вернулись на тропинку, Зырянова сказала:
— А вон еще наши идут.
И правда, со стороны улицы Кирова появились еще трое. Одного из них Данила Акимович сразу узнал — это был эвенк Гриша Иннокентьев, а двоих он хоть и встречал много раз, но не знал по фамилии.
Иванов, Оганесян и Зырянова двинулись было навстречу пришедшим, но Иванов вдруг снова остановился:
— Э!… А вдруг у них репетиция раньше закончится! Вдруг она уже теперь сюда идет!
— Ой, и правда! — пискнула Томка Зырянова и исчезла из поля зрения директора. Тот понял, что она подбежала к пролому в заборе и обозревает Кедровую улицу, на которой метрах в двухстах находился Дом культуры. Через несколько секунд она вернулась.
— Никого! Давайте я тут останусь наблюдать. Я знаете какая зоркая, папа говорит — у меня глаза, как у ястреба.
— Валяй, — согласился Иванов. — Только ты замаскируйся сперва, чтобы потом не суетиться.
Томка развернула узел, который держала под мышкой. Оказалось, что это старый мужской пиджак. Он был такой огромный, что, когда Зырянова надела его на себя, и шея и грудь ее оказались совершенно открытыми, а сам пиджак не мог удержаться на ее узеньких плечах. Кроме того, Зырянова не могла самостоятельно застегнуть пуговицы на нем, потому что рукава свисали на четверть метра ниже ее рук.
— Не могла чего-нибудь поменьше достать? — проворчал Иванов.
— Ничего, Вань, мы сейчас уладим, — примирительно сказал Оганесян. Он вытянул ремень из петель на потрепанных брюках (они хорошо держались и без ремня) и шагнул к Зыряновой. — Запахнись как следует.
Зырянова запахнула пиджак, и одна его пола оказалась у нее на спине. Оганесян опоясал ее своим ремнем, потом оба мальчишки закатали рукава пиджака, чтобы Томка могла держать крапиву. Платье Зыряновой оказалось короче пиджака, так что из-под него были видны лишь тонкие ноги в синих носках и полу кед ах.
— Надо было брюки какие надеть, — снова проворчал Иванов. — Теперь Мокеева догадается, что ты девчонка. Да еще по росту поймет, кто ты такая.
Зырянова не успела ответить, потому что со стороны улицы Кедровой появились еще четверо: Нюша Морозова, которая ревела у директора в кабинете, хладнокровный красивый блондинчик Игорь Цветов и девочка с мальчишкой, фамилий которых директор не знал. Иванов с Оганесяном устремились к бане, а Томка снова исчезла из поля зрения директора, заняв свой пост у пролома.
«Так! Ровно десять. Десять на одну, — сказал про себя директор. — И все писаки тут… Как видно, это самое ядро у них, самые заводилы. И еще девчонки тут!»
Он подумал было о том, что в его школьные годы девочки были другими, но тут же вспомнил, как здорово его однажды отлупили две представительницы слабого пола, с которыми он учился в третьем классе, вспомнил и пришел к мысли о том, что молодежь, и дети в том числе, не так уж сильно меняются со временем, как думают взрослые люди и особенно старики. Просто с возрастом у людей меняется отношение к молодежи. Как и раньше, так и теперь среди ребят есть умные и дураки, есть подлецы и рыцари, есть любознательные и ко всему равнодушные.
Между тем заговорщики продолжали топтаться между кочегаркой и стеной бани, не переодеваясь, не прячась, явно рассчитывая на бдительность Зыряновой. Как видно, главную роль играл среди них толстый Ванька Иванов, который протягивал руку то в сторону бани, то в сторону кочегарки, давая какие-то руководящие указания.
