Композиция поэтического произведения
До сих пор мы фокусировали внимание на характерных особенностях строки или небольшого фрагмента, достаточных для понимания многих притч и отдельных поэтических отрывков. Но в более крупных по размеру произведениях нужно обращать внимание и на их композицию. И тогда мы сможем увидеть, что отдельные части поэмы часто обладают смысловым или грамматическим единством. Несколько отрывков могут также быть объединены определенным образом в виде стансов.
Каждое поэтическое произведение неповторимо, однако существуют некоторые общие композиционные характеристики. Среди них:
(а) Использование удлиненных и укороченных строк. Большинство стихов в поэтических произведениях состоит из двух фраз. Но иногда фраза может быть единственной, или строка может включать в себя три фразы, которые часто открывают (напр.: Иер. 10:12) или завершают отрывок (напр.: Иер. 14:9; Быт. 49:27). Кроме того, трехфразовый стих часто способствует созданию кульминационного накала отрывка или всего стихотворения (напр.: Пс. 15:11).
(б) «Анакруза». Иногда какой–нибудь элемент строки (союз или фраза) выходят за рамки фразового образа. Анакрузы обычно используются для соединения строк (напр., «ибо» «итак», «увы») или с целью введения важного утверждения. Пс. 1:1 состоит из трех фраз, частично включающих хиазм и вводимых анакрузой (а). Таким образом, мы имеем следующее весьма звучное начало книги Псалтирь:
Блажен муж, (а)
который не ходит на совет нечестивых (b с)
и не стоит на пути грешных, (с1 b')
и не сидит в собрании развратителей. (с" b")
(в) Рефрен. Это периодическое повторение, напоминающее возгласы хора между стихами гимна. В псалмах 41— 42 рефрен, подводя итог сказанному, повторяется трижды:
Что унываешь ты, душа моя,
и что смущаешься?
Уповай на Бога;
ибо я буду еще славить Его,
Спасителя моего и Бога моего
(41:6,12; 42:5).
Именно поэтому ученые уверены, что первоначально эти два псалма были одним целым и должны читаться вместе.
(г) Ключевое слово. Поэтическое произведение или его отрывок часто скрепляются повторением определенных важных слов, таких, например, как слово «глас» в Пс. 28 или различные слова для обозначения отрезков времени в Пс. 89.
(д) «Инклюзив». Это слово или фраза, стоящая в начале и в конце поэтической или прозаической единицы (напр., «Благослови, душа моя, Господа», Пс. 102:1, 22). Инклюзив создает единство отрывка и указывает слушателям на его завершение. Смысл повторяющихся фраз обычно раскрывается и обогащается тем, что заключено между ними (напр., Пс. 8).
(е) Акростих. Каждый элемент акростиха начинается с новой буквы древнееврейского алфавита по порядку. Это может иметь место на уровне фразы (псалмы 110,111), стиха (Пс. 24), двух стихов (Пс. 36) или трех стихов (Пл. Иер. 3). Примером чистого акростиха является Пс. 118, в котором восемь строк каждой из двадцати двух частей начинаются с одной и той же буквы. В результате условности и жесткости этой схемы соединение отдельных стихов друг с другом часто оказывается весьма слабо выраженным.
(ж) Разнообразие поэтического стиля. Синонимический параллелизм позволяет добиться равновесия формы; он часто применяется для передачи объективных истин и человеческих размышлений. Однако он может утомить читателя. Разнообразие приемов и повествовательная манера поддерживают интерес читателя и придают свежесть восприятию. Однако избыточность этих средств может помешать осмыслению раздумий о Боге и о нас самих. В целом поэзия Библии — это живое соединение рассказа и толкования, действия и размышления.
Заключение
Давид назван «сладким певцом Израиля» (2 Цар. 23:1). Благодаря Давиду (и не только ему), мы имеем сейчас в Библии примеры высочайшей поэзии, созданной на земле. Поэзия Ветхого Завета часто находит отзвук в словах Иисуса. Игнорировать ее — значит игнорировать ее необыкновенный вклад во вдохновенную человечность Писаний. В настоящей статье сделана попытка продемонстрировать мастерство и изящество, с которыми библейские поэты поведали нам о своем глубоком общении с Богом. Конечно, сосредоточенность на высокой технике и красоте поэтического стиля могут отвлекать нас от истинных ценностей (1 Кор. 13:1), тем не менее Писание ясно свидетельствует о том, что Божий народ в течение столетий считал поэтический язык единственным средством, способным адекватно выразить высочайший и глубочайший опыт познания Бога и мира, в котором мы, Его народ, обитаем (ср.: Екк. 12:10; Кол. 3:16).
Jenson Philip
Дополнительная литература
Alter R. The Art of Biblical Poetry (Basis Books/T. and T. Clark, 1985).
Kugel L. The Idea of Biblical Poetry (Yale University Press, 1981).
Petersen D. L. and Richards К. Н. Interpreting Biblical Poetry (Fortress, 1992).
Watson W. G. E. Classical Hebrew Poetry: A Guide to its Techniques (Sheffield Academic Press, 1984).
Псалтирь
Введение
Окно в Ветхий Завет
Что означало быть членом ветхозаветной церкви? Во что они верили? Каков был их опыт общения с Богом, личный и коллективный? Была ли религия для них радостью или бременем? Кто они для нас: чуждые нам люди другой эпохи или братья и сестры, жившие в стародавние времена? Всматриваясь через книгу псалмов в мир Ветхого Завета, мы находим там Того же Бога, ныне открытого нам через Иисуса Христа, таких же, как мы, людей, которые сталкивались с такими же жизненными проблемами и так же, как и мы, находили постоянную радость и поддержку в Боге.
Их преданность Господу, неотступные молитвы, ревностная вера, радость познания Бога обличают нашу неуверенность, нежелание молиться, равнодушие. Но они наши братья и сестры. Их песнопения (хвалебные гимны, славословия) показывают нам, что как в Новом Завете Божья благодать побуждает к послушанию закону Божьему, так и в Ветхом Завете послушание закону Божьему зиждется на Его благодати. Но каким высоким поэтическим даром обладали ветхозаветные люди! И такие выдающиеся личности, как Моисей (Исх. 15), Девора и Варак (Суд. 5), Давид (2 Цар. 1) и Езекия (Ис. 38) и простые люди, как Анна (1 Цар. 2) и пророки, например, Аввакум (Авв. 3) хвалебными гимнами отмечали торжественные события своей жизни. Эта книга, собственно, и представляет собой собрание духовных песен. И неудивительно, что такой народ и такая религия создали эту прекрасную антологию псалмов.
Псалтирь как книга псалмов
Вероятно, Псалтирь следует рассматривать как собрание отдельных книг.
1) Очевидно, что Псалтирь изначально подразделялась на различные по своему содержанию группы псалмов, напр.: Пс. 92 — 99 (прославление Царства Яхве); Пс. 112–117 (гимны спасению); Пс. 119–135 (псалмы восхождения); Пс. 145 — 150 (псалмы «Аллилуйя»).
2) Есть свидетельства и о более ранней антологии, которая отчасти сохранилась в Псалтири. Например, некоторым псалмам предпослан заголовок, или надписание: «Начальнику хора» (см.: Пс. 30,46, 50 — 61). Возможно, речь идет о составителе специального «Сборника храмовых песнопений». В таком случае здесь проявлена забота об охране авторских прав, так как за исключением Пс. 65 и 66 во всех остальных указывается принадлежность псалма определенному лицу: «псалом Давида», «псалом Асафа» и др. Есть и более пространные надписания, как, например, в Пс. 87: «Песнь. Псалом. Сынов Кореевых. Начальнику хора на Махалаф, для пения. Учение Емана Езрахита».
3) Корей и Асаф были руководителями хора (см.: 1 Пар. 6:31–33,39; 15:16; 16:4–7). Сборник псалмов «сынов» Кореевых, прославляющих гору Сион, составляют псалмы 41 — 48, 83, 86. Книга Асафа, представленная псалмами 49, 72 — 82, посвящена теме Божьего суда и Его пастырской заботе о Своем народе.
4) Упоминаются также, хотя и гораздо реже, начальник хора Идифум (Пс. 38, 61, 76), Ефам Езрахит (Пс. 88), Эман Езрахит (Пс. 87; ср.: 3 Цар. 4:31) и Моисей (Пс. 89). Большинство же псалмов приписывается Давиду (3 — 31; 33 — 40; 50 — 64; 67 — 69; 100, 102, 107–109; 121; 130; 132; 137, 138, 139 — 144).
5) Существует особое мнение о важности надписания псалмов. Одно время считалось, что большинство псалмов относится к маккавейскому периоду израильской истории (I в. до н. э.), и предпосланные им заголовки просто убирались волевым решением редакторов. Позже псалмы стали датировать временем, предшествовавшим вавилонскому плену (хотя мнения о том, какие псалмы могли относиться к периоду Израильских царей, разделились). Это согласуется с предположением, что надпись «Давида» означает его авторство. Однако мало кто разделяет точку зрения М. Гулдера (Goulder M. G. The Prayers of David: Psalms 51 — 72, Studies in the Psalter II, JSOTS 102, Sheffield, 1990) и принимает авторство Давида всерьез. Но нет и серьезных оснований не делать этого. Конечно, эти заголовки были добавлены в результате редакторской работы над Псалтирью (на что указывает использование формы третьего лица), но уже ко времени Септуагинты (II или III вв. до н. э.) многие использованные здесь термины были непонятны, и никто не может с уверенностью сказать, как далеко зашли редакторские поправки. Эти надписания дошли до нас как часть масоретского еврейского текста (где они являются первым стихом конкретного псалма), а в Новом Завете Иисус Христос, апостолы Петр и Павел оперируют ими как достоверными аргументами. Доводы против принятия всерьез этих надписаний сводятся к тому, что факты из жизни Давида, на которые даются указания в ряде псалмов (напр.: Пс. 3, 7, 17 и др.), представляются не более чем догадками редакторов, и неизвестно, была ли реальная связь между этими событиями и данными псалмами. Оставляя в стороне соображение, что древний автор вряд ли мог действовать так грубо и небрежно, отметим, что подобное обвинение само по себе приводит к отрицанию природы псалмов как медитации, ставя их в разряд простого повествования, констатации фактов. В каждом конкретном случае можно удостовериться, что именно Давид озвучил их либо непосредственно в данном эпизоде, либо в последующих размышлениях.
