– Так точно, господин Преподаватель! – Наташа вскочила из-за парты и вытянулась, щелкнув каблуками. Плечи расправлены, подбородок вперед, и без того вздернутый симпатичный носик кверху. Глеб, сидящий чуть позади, невольно поймал себя на мысли, что, наверное, никто в группе, а то и в отряде, не может так же быстро и четко принимать эту стойку. – Меня интересует, – продолжила чеканить Волкова, – что дает отдельно взятому государству присоединение к Всемирному Пакту о неприменении оружия массового поражения? Есть ли выгоды по сравнению с государствами, не подписавшими Пакт?
– М-м, – Лейфиц оттопырил нижнюю губу и покивал, – хороший вопрос, курсант.
– Под-ли-за, – беззвучно проартикулировал Толян Глебу.
– Рад, – продолжил Лейфиц, – что хоть кого-то интересует предмет, а не только баллы. И несмотря на то, что этот вопрос относится к курсу следующего полугодия, я отвечу. Итак, какие же выгоды получает государство – участник Пакта? До применения ОМП – никаких. В ходе нейтрализации страны-нарушителя и последующего передела территории – никаких. Но… Кроме собственно задокументированного соглашения – Пакта – имеется созданный на его основе Совет. В этот Совет входят шесть к настоящему моменту глав государств-участниц, поэтому называется он – Совет Шести. Первого марта каждого года Совет Шести избирает открытым голосованием двух Судей – Главного и Резервного. Судья не может избираться дважды в течение трех лет, поэтому они ежегодно меняются, хотя сама процедура избрания является чистой формальностью. Пока в Совете шесть государств, все пары известны, и только места Главного, Резервного Судей подвергаются ротации. Евразийский Союз, например, с момента основания Совета находится в паре с Североамериканской Коалицией. Таким образом, глава каждого из шести государств наделяется полномочиями Главного Судьи раз в шесть лет и раз в шесть лет – полномочиями Резервного. Именно Судьи, точнее – один Судья, Главный, отдает приказ Совету на нейтрализацию страны-нарушителя. Для чего же тогда нужен Резервный Судья? Все очень просто – в случае, если Главным Судьей оказывается лидер страны-нарушителя, чего нельзя исключить, полномочия с него автоматически снимаются и передаются Резервному Судье. Теоретически, – Лейфиц прищурился и взглянул на курсантов исподлобья, – Судья может и не отдать приказа на нейтрализацию. Схема несовершенна, но пока она работает и свою главную функцию – взаимного сдерживания – выполняет. Надеюсь, – обратился он к Волковой, – я ответил на твой вопрос?
– Так точно, господин Преподаватель! – отрапортовала та. – Благодарю!
…После легкого ужина и целиком ушедшего на тренажеры и помывку свободного времени Глеб наконец-то завалился в койку.
– Слушай, – раздался возле правого уха голос Преклова, – я вот тут подумал…
– Опять? – недовольно пробубнил Глеб.
– …а американцы похожи на людей?
– Американцы? На людей?
– Ну да.
– Не пори чушь. Спи.
Глава 2
– Нет-нет-нет, все это ерунда. – Виктор Крайчек плеснул в горло очередную порцию водки и припечатал рюмку к столу. – Они же, мать их ети, греются, что хренов адский горн. Пять минут хорошего боя, и – он хлопнул ладонью по столу, от чего тот едва не треснул, – швах! Бестолковые игрушки. Ничего нет лучше старого доброго «Феникса».
– Старого доброго… – нараспев повторил Хайнц Торвальд. – Начинаешь брюзжать, как старик.
– А я и есть старик. Мне уже пятьдесят четыре. Много ты встречал таких ископаемых?
Хайнц опрокинул рюмку, улыбнулся и потыкал себя пальцем в грудь.
– Э-э, – отмахнулся Крайчек, – про тебя-то я и забыл. Ну что, еще по одной за былое?
– Можно.
В офицерском клубе становилось немноголюдно. Время близилось к одиннадцати, и посетители, не спеша расходились.
– Сводки последние видел? – спросил Крайчек и подался вперед, заметно помрачнев.
– Видел, – кивнул Хайнц, – дерьмовые.
– Чертовы БИВни. Драпают отовсюду. Даже под «крещендо» не стоят.
– Серьезно? Раньше им вроде только эпинифрин кололи.
– Он многих давно уже не берет. Привыкают ко всему, твари, будто тараканы, мать их. Как привык – все, не проймешь уже ничем. Таким одна дорога – в расход, под замену. Только вот замены, говорят, не часто прибывать стали. Если дальше в том же духе пойдет, то глядишь, и…
– Что? – Серые глаза снайпера заговорщически сузились до едва видимых щелок на худом обветренном лице. – Надеешься, мобилизуют? В постели боишься умереть?
Крайчек вдруг резко отшатнулся, словно у него перед лицом паяльной лампой махнули. Но вскоре озадаченное выражение сменилось хищной ухмылкой:
– Тебе, Хайнц, этого не понять. Вы и воюете-то, на пузе лежа. А Палач… Палач должен встретить смерть на ногах, до конца. Вот так.
…В шесть ноль-ноль казарму заполнил привычный треск сигнала побудки, нарушаемый непривычным еще громоподобным басом Крайчека:
– Подъем! Через двадцать минут всем быть на построении! Форма одежды – облегченная!
Курсанты, будто выдернутые из коек за невидимые нити, повскакивали и выстроились вдоль прохода. Как только спина Воспитателя скрылась за дверью, казарма пришла в движение.
– Как думаешь, – пробормотал Толя, сплевывая в раковину, – пострелять дадут?
– Не знаю, – ответил Глеб. – Просраться дадут точно.
Виктор Крайчек мерил шагами плац возле деловито урчащего мотором «Лиса». Наличие стоящего под парами автомобиля, рассчитанного вовсе не на три десятка человек, и сваленных в кучу заплечных ранцев рождало в головах курсантов мысли, далекие от благостных.
– Вчера, если кто помнит, – начал Крайчек, с отвращением разглядывая помятый ХБ отдельных индивидов, – группа осуществляла разминочный, – сделал он выразительное ударение, – забег на шесть кругов по периметру. Сегодня вы покажете, на что способны в действительности. Двадцать километров с десятикилограммовым грузом.
По строю прокатился синхронный вдох, застывший в легких и в полноценный вздох трансформироваться так и не посмевший.
– Пойдете маршрутом номер два. Есть среди вас недоумки, которым он не знаком? – Молчание. – Хорошо. Сейчас, – Крайчек взглянул на часы, – шесть двадцать три. В восемь тридцать все должны быть на точке сбора. Опоздавшим лучше сдохнуть по дороге. Разобрать ранцы!
Куча рядом с «Лисом» быстро растворилась, осев на плечах курсантов.
Крайчек занял место справа от водителя и подал сигнал к выдвижению.
Группа с машиной во главе проследовала через ворота внутреннего периметра и, свернув влево, легла на заданный курс.
Любой марш-бросок имеет положительные моменты, особенно заметные, когда подавляющая часть времени проводится в окружении бетона и стали. Глеб не знал точно, где расположена «Зарница». Его вместе с группой прочей семи-восьмилетней ребятни доставили сюда два года назад в наглухо закрытом кузове грузовика с безымянного аэродрома. Меньше минуты от трапа до машины, а потом – многочасовая тряска в кромешной темноте, наполненной плачем, стонами, запахом блевотины и мочи, через который пробивался еле уловимый хвойный аромат. Да, что-что, а природа здесь была великолепная. Пологие, переливающиеся волнами холмы и сосны на них, огромные, прямые, словно мачты. Когда дул ветер, пушистые зеленые кроны раскачивались высоко-высоко и тихо шелестели длинными иголками. Весной холмы покрывались густой сочной травой, делая воздух настолько свежим и упоительно сладким, что хотелось пить его, глотать раскрытым ртом еще и еще, пока не ощутишь вкус росы на языке. В начале лета деревья-исполины сочились прозрачной, желтой и яркой, как солнце, смолой, наполняя все вокруг необъяснимо прекрасным, чуть щекочущем ноздри ароматом. Иногда удавалось отковырнуть кусочек этого застывшего света, чтобы потом сунуть за щеку и жевать, наслаждаясь его странным, горьковато-терпким вкусом. Осенью запахи снова изменялись, становились мягче и тише, будто впадающая в полудрему природа старалась убаюкать и своих беспокойных соседей, подносила палец к устам и говорила: «Тшшшш». А когда вслед за порой безмятежного увядания наступала зима, мир вокруг становился ослепительно-белым. В солнечный день невозможно было не щуриться. Мириады кристалликов льда, устилающие все ровным покрывалом, искрились и сверкали под лазурным небом, а сосны нахлобучивали пушистые шапки. Сейчас только-только вступала в права осень. Сентябрь не успел еще притушить яркую зелень холмов, а прохладный воздух был чист и прозрачен.
Бежалось легко. Ноги, шурша камешками, несли Глеба по гравийной ленте, которая петляла среди холмов и терялась далеко-далеко, за желтовато-зеленой дымкой леса, а перед глазами, словно метрономы, раскачивались спины товарищей. Справа размеренно сопел Преклов. Они бежали в середине колонны. Удобно. Не мозолишь глаза Воспитателю, не нужно задавать темп группе, и позади идущие не дадут расслабиться.
