— Здѣсь находится тотъ мальчикъ, сэръ, котораго приходъ желаетъ отдать въ ученіе? — спросилъ онъ.
— Да, мой милый! — отвѣчалъ джентльменъ въ бѣломъ жилетѣ, улыбаясь снисходительно. — А зачѣмъ онъ вамъ нуженъ?
— Если приходъ желаетъ, чтобы онъ выучился пріятному ремеслу, то почему ему не учиться хорошему, почтенному занятію трубочиста, — отвѣчалъ мистеръ Гамфильдъ. — Мнѣ нуженъ ученикъ и я готовъ взять его.
— Войдите, — сказалъ джентльменъ въ бѣломъ жилетѣ.
Мистеръ Гамфильдъ подошелъ, влѣпилъ ослу еще одинъ ударъ по головѣ, а другой по мордѣ, - изъ предосторожности, вѣроятно, чтобы тотъ не вздумалъ убѣжать во время его отсутствія, — послѣ чего послѣдовалъ за джентльменомъ въ бѣломъ жилетѣ, который ввелъ его въ ту комнату, гдѣ Оливеръ въ первый разъ предсталъ передь комитетомъ.
— Грязное это ремесло, — сказалъ мистеръ Лимбкинсъ, когда Гамфильдъ еще разъ выразилъ свое желаніе.
— Мальчики частенько задыхаются въ трубахъ отъ дыма, — сказалъ другой джентльменъ.
— Все это было раньше, когда солому смачивали сначала, а затѣмъ зажигали ее въ трубѣ для того, чтобы заставить мальчика спуститься внизъ, — сказалъ Гамфильдъ. — Было больше дыму, чѣмъ огня. А дымомъ развѣ заставишь мальчика спуститься? Онъ заснетъ только, а это ему на руку. Мальчики, джентльмены, очень упрямы и очень лѣнивы и лучше огня ничего нѣтъ, чтобы заставить ихъ стремглавъ спуститься внизъ. Все это дѣлается изъ человѣколюбія, джентльмены! Застрянетъ мальчишка въ трубѣ, ну, поджаришь ему легонько пятки, онъ и ринется, какъ безумный, внизъ.
Объясненіе это, повидимому, очень понравилось джентльмену въ бѣломъ жилетѣ, но онъ поспѣшилъ скрыть свое удовольствіе, замѣтивъ взглядъ, искоса брошенный на него мистеромъ Лимбкинсомъ. Члены комитета нѣсколько минутъ тихо совѣщались между собой, такъ что можно было разобрать лишь нѣкоторыя слова: «сокращеніе расходовъ» — «произведетъ пріятное впечатлѣніе» — «печатный отзывъ». Вотъ все, что можно было разслышать. Совѣщаніе прекратилось, наконецъ, и члены комитета, занявъ снова свои мѣста, приняли таинственный видъ.
— Мы разсмотрѣли ваши предложеніе, — сказалъ мистеръ Лимбкнисъ, — но не можемъ согласиться на него.
— Ни подъ какимъ видомъ не можемъ, — сказалъ джентльменъ въ бѣломъ жилетѣ.
— Разумѣется, не можемъ, — подтвердили остальные члены комитета.
Мистеръ Гамфильдъ, который много разъ обвинялся въ томъ, что забилъ до смерти трехъ, четырехъ мальчишекъ, вообразилъ себѣ, что это, совершенно чуждое настоящему дѣлу обстоятельство, повліяло на рѣшеніе комитета. Это былъ по его мнѣнію какой то необъяснимый капризъ, нисколько не похожій на обыкновенный образъ дѣйствія комитета. Не желая, однако, разбираться въ ходившихъ о немъ слухахъ, онъ смялъ въ рукахъ шапку и медленно двинулся къ дверямъ.
— Итакъ вы не желаете, джентльмены, отдать его мнѣ? — спросилъ онъ, остановившись вдругъ на мѣстѣ.
— Нѣтъ, — отвѣчалъ мистеръ Лимбкинсъ;- ремесло ваше, видите ли, очень грязное и вы должны сбавить кое что съ предложенной нами преміи.
Лицо мистера Гамфильда просіяло и онъ быстрыми шагами направился обратно къ столу.
— Сколько же вы хотите дать, джентльмены? — сказалъ онъ. — Не будьте жестоки къ бѣдному человѣку. Сколько же вы дадите?
— По моему три фунта десять шиллинговъ будетъ вполнѣ достаточно, — сказалъ мистеръ Лимбкинсъ.
— Десять шиллинговъ слѣдовало бы еще скинутъ — сказалъ джентльменъ въ бѣломъ жилетѣ.
— Что вы! — сказалъ Гамфильдъ. — Дайте четыре фунта джентльмены! Четыре фунта, говорю, и вы навсегда избавитесь отъ него. Такъ-то!
— Три фунта десять, — твердо повторилъ мистеръ Лимбкинсъ.
— Эхъ! Ну подѣлимъ разницу, джентльмены! — настаивалъ Гамфильдъ. — Три фунта пятнадцать.
— Ни одной полушки больше, — былъ отвѣтъ мистера Лимбкинса.
— Вы отчаянно притѣсняете меня, джентльмены! — сказалъ Гамфильдъ.
— Какіе пустяки! — сказалъ джентльменъ въ бѣломъ жилетѣ. — Онъ и самъ по себѣ цѣнная вещь, не только что съ преміей. Берите его съ собой, глупый вы человѣкъ! Самый подходящій для васъ мальчикъ. Безъ палки съ нимъ ни на шагъ; она очень полезна ему. Содержаніе его не причинитъ вамъ большихъ расходовъ, такъ какъ его никогда не перекармливали съ самаго дня его рожденія. Ха, ха, ха!
Мистеръ Гамфильдъ взглянулъ искоса на лица сидѣвшихъ вокругъ стола и, замѣтивъ на всѣхъ улыбку, самъ улыбнулся, въ свою очередь. Торгъ былъ конченъ. Мистеру Бемблю дали немедленно знать, чтобы онъ сегодня же днемъ отвелъ Оливера Твиста въ магистратъ, гдѣ должны дать ему разрѣшеніе и затѣмъ засвидѣтельствовать контрактъ.
На основаніи этого рѣшенія Оливера, къ великому удивленію его, выпустили изъ заключенія и приказали ему надѣть чистую рубаху. Не успѣлъ онъ кончить эту непривычную для него гимнастику, какъ мистеръ Бембль самъ, собственными руками, принесъ ему миску съ кашицей и къ ней воскресную прибавку въ два унца и четверть хлѣба. При видѣ этого необычайнаго явленія Оливеръ горько расплакался; онъ подумалъ, и въ этомъ нѣтъ ничего неестественнаго, что комитетъ рѣшилъ его убить для какой нибудь полезной цѣли; въ противномъ случаѣ, рѣшилъ онъ, незачѣмъ было бы его тамъ откармливать.
— Не плачь, Оливеръ, глаза будутъ красные. Ѣшь лучше, что тебѣ принесли, и будь благодаренъ, — сказалъ мистеръ Бембль съ особенной выразительностью въ голосѣ. — Ты будешь теперь учиться ремеслу, Оливеръ!
— Ремеслу, сэръ? — отвѣчалъ дрожащій мальчикъ.
— Да, Оливеръ, — отвѣчалъ мистеръ Бембль. — Добрый и хорошій джентльменъ, который замѣнитъ тебѣ родителей, Оливеръ, потому что у тебя своихъ нѣтъ, хочетъ взять тебя въ ученики, дать тебѣ средства къ жизни и сдѣлать изъ тебя человѣка. Это стоило приходу три фунта десять шиллинговъ!.. Три фунта, десять, Оливеръ!.. Семьдесятъ шиллинговъ!.. Сто сорокъ шестипенсовиковъ!.. И все это ради капризнаго мальчники, котораго никто не можетъ любить!
Проговоривъ эту рѣчь глухимъ голосомъ, мистеръ Бембль остановился, чтобы перенести духъ, а у бѣднаго мальчика слезы ручьемъ полились изъ глазъ и онъ горько зарыдалъ.
— Полно тебѣ! — сказалъ мистеръ Бембль уже менѣе напыщеннымъ голосомъ, такъ какъ всѣ чувства его были удовлетворены результатами собственнаго краснорѣчія. — Полно, Оливеръ! Вытри глаза обшлагомъ твой жакетки и не лей слезъ въ твою кашицу; это совсѣмъ не благоразумно, Оливеръ!
И дѣйствительно это было не благоразумно; въ кашѣ и безъ того было уже достаточно воды.
По пути въ магистратъ мистеръ Бембль училъ Оливера, какъ онъ долженъ вести себя. Лицо у него должно быть совершенно счастливое и когда джентльменъ спроситъ его, желаетъ ли онъ учиться, то онъ долженъ отвѣтить, что желаетъ. Оливеръ обѣщалъ исполнить все то, что ему говорятъ, тѣмъ болѣе, что мистеръ Бембль сдѣлалъ маленькій намекъ на то, что съ нимъ будетъ, если онъ не исполнитъ чего нибудь изъ сказаннаго. Когда они пришли въ магистратъ, мистеръ Бембль отвелъ мальчика въ небольшую комнатку и приказалъ ему оставаться тамъ до тѣхъ поръ, пока онъ не придетъ.
Полчаса ждалъ Оливеръ, и сердце его трепетало отъ волненія. Но по прошествіи этого времени мистеръ Бембль просунулъ въ дверь голову, украшенную трехуголкой и сказалъ:
— Теперь, милый Оливеръ, пора идти къ джентльмену. — Сказавъ это, мистеръ Бембль принялъ суровый и грозный видъ и прибавилъ тихимъ голосомъ:- Не забывай, юный негодяй, что я тебѣ говорилъ.
Оливеръ съ недоумѣніемъ взглянулъ на лицо мистера Бембля при этомъ, совершенно противоположномъ первому обращеніи къ нему, но тотъ предупредилъ всякія замѣчанія на этотъ счетъ, уведя его поспѣшно въ сосѣднюю комнату, дверь которой была открыта. Это была обширная комната съ большимъ окномъ. За конторкой сидѣли два старыхъ джентльмена въ напудренныхъ парикахъ; одинъ изъ нихъ читалъ газету, тогда какъ другой въ очкахъ съ черепаховой оправой читалъ что то на небольшомъ листѣ пергамента, лежавшемъ передъ имъ. Мистеръ Лимбкинсъ стоялъ прямо противъ конторки съ одной стороны, а мистеръ Гамфильдъ съ чисто вымытымъ лицомъ съ другой. Позади нихъ прохаживались взадъ и впередъ какіе то два, три человѣка въ сапогахъ съ отворотами.
Старый джентльменъ въ очкахъ начиналъ уже, повидимому, дремать надъ листомъ пергамента. Молчаніе длилось нѣсколько минутъ послѣ того, какъ мистеръ Бембль привелъ Оливера и поставилъ его противъ конторки.
— Вотъ, онъ, этотъ мальчикъ, ваша милость, — сказалъ Бембль.
Старый джентльменъ, читавшій газету, поднялъ голову на минуту и затѣмъ потянулъ за рукавъ другого стараго джентльмена, который тотчасъ же проснулся.
— О, такъ это и есть тотъ мальчикъ? — спросилъ старый джентльменъ.
— Тотъ самый, сэръ! — отвѣчалъ мистеръ Бембль. — Поклонись судьямъ, голубчикъ!
Оливеръ постарался собраться съ духомъ и поклонился. Онъ во всѣ глаза смотрѣлъ на напудренныя головы судей и съ недоумѣніемъ спрашивалъ себя, неужели они такъ и родились съ этой массой бѣлыхъ волосъ?
