собираюсь делать ставки на наших детей! – негодующе шепчу я.
– Добавляю кольцо Айи из училища.
– Севро, веди себя прилично. Это наши дети.
– И плащ Октавии.
– Я хочу дерево из слоновой кости, взятое у Фальтов.
У Севро перехватывает дыхание.
– Я люблю это дерево! Куда же буду вешать свои трофеи, если отдам его?
Я пожимаю плечами:
– Нет дерева – нет пари.
– Чертов дикарь! – бросает он, протягивая мне руку для рукопожатия. – Договорились.
Севро сделался страстным коллекционером: он собрал изрядное количество реликвий золотых императоров, рыцарей и самозваных королей. Он вешает их кольца, оружие и гербы на ветки дерева из слоновой кости, которое выкорчевал в резиденции дома Фальтов на Земле и перевез в свой дом на Луне.
Мы смотрим, как Электра снова атакует Пакса. Мой сын продолжает отступать и уклоняться, выматывая ее. Когда она устает, его хлыст обвивается вокруг ее грудной клетки, сомкнувшись в кольцо.
– Очко! – выкрикивает Пакс.
– Здесь считаю я, Пакс. Не ты, – говорит Ниоба Телеманус, жена Кавакса, невозмутимая женщина с вороньим гнездом седеющих непослушных волос на голове и кожей цвета вишневого дерева. Руки ее покрыты племенными татуировками ее предков, островитян Тихого океана. – Три – два в пользу Пакса.
– Следи за равновесием и перестань перенапрягаться, Электра, – советует Тракса. Она сидит на бортике фонтана с раздобытой где-то бутылкой пива. – Ты можешь споткнуться, если окажешься на ненадежной поверхности – на палубе корабля или на льду.
Хмурясь от гнева, Электра снова бросается на Пакса. Их движения быстры, но пока еще угловаты; эти дети научатся фехтовать более изящно, когда станут подростками. Электра делает ложный выпад, как будто метит вверх, а потом выворачивает запястье, чтобы полоснуть сверху вниз, и попадает Паксу по плечу.
– Очко Электре, – говорит Ниоба.
Севро приходится сдерживаться, чтобы не зааплодировать. Пакс пытается отыграться, но Электра обрушивается на него. Еще три быстрых удара выбивают лезвие-хлыст из его руки. Пакс падает, и Электра вскидывает оружие, чтобы с силой ударить его по голове.
Тракса проскальзывает вперед и перехватывает клинок на полпути металлической рукой.
– Спокойно, спокойно, маленькая леди. – Тракса выливает немного пива на голову Электры.
Девочка свирепо смотрит на нее.
Севро больше не в силах сдерживаться:
– Моя маленькая гарпия!
Он вскакивает со скамьи, и я иду следом за ним через грот.
Повернувшись, Электра видит отца, и на суровом личике расцветает улыбка.
– Папа вернулся!
Она кидается к Севро и разрешает подхватить ее, обмякнув в его руках. Со стороны кажется, будто он тискает снулую рыбу. Некоторые дети отшатываются при виде Севро. Я выхожу из-за плотной завесы виноградных лоз, и, заметив меня, ученики кланяются, демонстрируя безупречные манеры. Никто из рожденных после падения дома Луны не носит знаков на руках. Теперь мы собираем детей разных цветов в группы по девять человек в начале школьного обучения, надеясь создать те узы, что я обрел в училище, но без убийств и голода. Лучший друг Пакса Бальдур, тихий щербатый мальчик-черный, ростом уже почти что с Севро, помогает Паксу встать. Он пытается отряхнуть Пакса от пыли, но тот отмахивается от друга и смотрит на нас.
Я ожидал, что он бросится ко мне, как Электра к отцу, но нет. И внутри у меня все сжимается от острой боли. Я покинул Пакса, когда он был мальчиком, таким живым и непосредственным, а эта его нерешительность, эта нынешняя холодность – уже из мира мужчин. Помня, что на него смотрят сверстники, он выходит вперед и сгибается в поклоне, не ниже, чем того требуют манеры.
– Здравствуй, отец.
– Мой мальчик, – с улыбкой говорю я, – какой ты стал высокий!
– Такое случается, когда взрослеешь, – резко бросает он.
Я всегда думал, что с возрастом обрету бо́льшую уверенность. Но, возвышаясь над этим ребенком, чувствую себя ничтожным. Я потерял отца из-за его преданности делу. Неужели я обрек Пакса на ту же судьбу?
– Обычно он не такой нахал, – уверяет меня Ниоба.
Мы стоим бок о бок; детей уже отпустили с дневной тренировки. Пакс уходит быстро, он явно не в духе. Бальдур спешит за ним, стараясь не отставать.
– Считай этот маленький бунт комплиментом, Дэрроу, – бормочет Тракса. – Он просто скучал по отцу. Я чувствовала то же самое каждый раз, когда старик уезжал по очередному поручению Августуса.
Она достает из кармана тонкую сигарету и поджигает ее от углей в одной из медных жаровен, поставленных вдоль осыпающейся стены грота. Ниоба выхватывает сигарету из пальцев дочери и тушит об ее металлическую руку.
– Даксо когда-нибудь был таким? – спрашиваю я.
– Даксо? – Ниоба смеется. – Даксо родился стойким, как камень.
– Плел заговоры в утробе с момента зачатия, – бормочет Тракса и прихлебывает пиво. – Мы привыкли ухать на него по-совиному. Он вечно пялился на нас из окна. Старший братец никогда не хотел играть в наши игры. Только в свою собственную.
– А ты была образцом совершенства? – усмехается Ниоба. – Ты ела коровьи лепешки.
Тракса пожимает плечами:
– Они были лучше твоей стряпни. – Она отходит подальше от матери и прикуривает другую сигарету. – Хвала Юпитеру, у нас были слуги-бурые.
Ниоба закатывает глаза и касается моей руки:
– Эта негодяйка права, Дэрроу. Пакс просто скучал по тебе. Ты успеешь все уладить.
Я улыбаюсь ей, а сам наблюдаю, как Севро направляется к воде с Электрой.
– Ты же знаешь, что ты папина любимая дочка, правда? – говорит он ей.
Пытаюсь справиться с завистью. Такое впечатление, будто Севро способен вернуться в прошлое, причем ровно в тот момент, на котором расстался с семьей. Хотел бы я обладать такой способностью.
Я ищу мать в саду, что тянется вдоль каменной складской стены. Мама копается в черной грязи вместе с другими алыми, двумя женщинами и мужчиной. Стоя на коленях, она наклоняется вперед, так что становятся видны ее босые ноги, и высаживает луковицы аккуратными рядами. На мгновение замираю на краю сада, чтобы взглянуть на нее, – еще в детстве мне нравилось украдкой смотреть с лестничной площадки нашего маленького дома в Ликосе, как она готовит вечерний чай. После смерти отца я боялся ее. Она всегда была скора на подзатыльник или едкое слово. Я думал, что виноват и наказание справедливо. Но насколько легче нам было бы любить друг друга, если бы я тогда понимал, что ее гнев и мой страх проистекают из боли, которую никто из нас не заслужил! Я вспоминаю все, что она перенесла, и меня переполняет любовь к ней. На краткий миг мне до боли хочется, чтобы отец был рядом. И увидел мать свободной.
– Так и будешь таращиться, как
