После того как медсестра унесла поднос с едой, бабушка вышла позвонить тренеру, в палату вошла группа врачей, среди которых я заметила того самого высокого мужчину, что разбудил меня.
- Пациентка Комар Алена Александровна, полных семнадцать лет, рост сто шестьдесят сантиметров, вес сорок пять килограмм, повреждение лодыжки со смещением, повреждение связок, - он продолжал зачитывать анамнез, а я ждала, когда же он сообщит самое важное.
Должно быть это явственно читалось по моим глазам, врач, привыкший иметь дело не просто с пациентами, а со спортсменами, присел на край моей кровати, и словно успокаивая норовистое животное, положил свою сухую ладонь на мое руку, попробовав донести до меня суть.
- Алена, у тебя очень серьезная травма, мы сделали все, чтобы было в наших силах, и вопрос о твоей спортивной карьере зависит только от того, как ты будешь восстанавливаться. Я не могу гарантировать тебе, что ты сможешь выступать на том же уровне. Но вы, спортсмены, люди упорные, так что, кто знает.
Более пространного ответа услышать сложно, но, с другой стороны, где-то среди этих пафосных слов была заложена маленькая надежда.
Моя нога, оранжевая от йодоформа от кончиков пальцев до самого паха, со вставленными в щиколотку титановыми пластинами и винтами, дренажом и конструкцией, благодаря которой поврежденная лодыжка парила в воздухе, была уже прооперирована и в тот момент казалось, что самое сложное позади.
Когда врач сообщил, что я должна придерживаться постельного режима как минимум ближайшие две недели, а встать на ногу смогу не раньше, чем через полтора-два месяца, я не смогла сдержать слез. Вся подготовка к очередному чемпионату коту под хвост, моё место в сборной будет под вопросом, моя карьера еще под большим вопросом. Моя жизнь тоже. Потому что я не представляла ее без спорта.
Слезы меня душили, и я не могла успокоиться, я не хотела, чтобы это видела бабушка или кто-то еще, поэтому после разговора с врачом попросила посетителей ко мне не пускать. Я глухо рыдала в подушку, не имея возможности даже спрятаться от любопытных глаз, когда заходили медсестры менять скопившуюся кровь или, что не менее насущно, мочу. Я не сразу заметала, что ко мне подведена специальная дренажная трубка для сбора мочи, сам же мочеприемник был спрятан где-то под кроватью. Благо на следующий день его уже убрали, но никогда я еще не чувствовала себя столь беспомощной. Кое-как взяв себя в руки, я вытерла слезы одеялом и вновь уставилась в потолок, в попытке стереть из головы мысли о том, что сейчас я должна была в поте лица тренироваться.
Дни в больнице текли мучительно медленно, напоминая какую-то изощренную пытку. В голове роились вопросы: за что мне это, что я сделала не так? Ответ я знала сама.
Каждый день ко мне приходил физиотерапевт, разминал мышцы, показывал допустимые движения. Бабушка не могла долго находиться в этом городе, работа не ждала, поэтому, я заверила её, что со мной не нужно здесь постоянно сидеть.
Свободного времени было так много, что я могла посвятить себя подготовке к поступлению и чтению художественной литературы, что в обычной моей жизни было практически невозможным, так как времени между тренировками было катастрофически мало. Но вместе с тем, усталость быстро меня накрывала, должно быть организм бросил все ресурсы на восстановление поврежденных тканей, поэтому все что я делала в течение дня — это спала, читала книги и ела. Самое страшное было то, что я ловила себя на воспоминаниях о том, что порой после изощрённых тренировок я мечтала вот о таких моментах, когда могла бы спать в волю и читать книжки. Неужели мысли настолько извращенно материальны, что я получила желаемое таким чудовищным способом? Думаю, именно в тот момент я поняла, что мы в ответе не только за свои поступки, но и за мысли.
![]()
Глава 3.1![]()
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Клиника была дорогая и платная, и я боялась представить тот астрономический счет, который нам выкатят на выписке. Тренер сказала, что часть расходов готова принять на себя Федерация спортивной гимнастики, за что я была нескончаемо ей благодарна, представляя какие немыслимые усилия она приложила для того, чтобы этого добиться.
Остальную и, несомненно, большую часть взял на себя обязательство покрыть сбивший меня парень.
К слову, он тоже приходил ко мне каждый день. Если бы я могла встать и куда-то уйти чтобы этого избежать, я бы так и поступила. Но такой возможности я была лишена. Он приходил, задавал одни и те же вопросы, а меня тошнило от него, от его присутствия, от звука его голоса с легкой хрипотцой, от того, что когда он был в палате, медсестры стреляли в него глазками и чаще заходили. А я не могла даже на него смотреть, опасаясь, что могу воткнуть вилку, оставленную на подносе после ужина, в его сердце.
Я рассчитывала на то, что ему в конце концов это надоест, ведь при нем я вообще не выказывала каких-либо признаков жизни, лишь тупо смотрела в потолок. Через некоторое время, он бросил попытки меня разговорить, просто брал с собой книгу и читал. В один из дней, ему удалось поймать мой любопытный взгляд, направленный на обложку.
- Хочешь я тебе почитаю? - спросил он, но я вновь перевела отсутствующий взгляд в потолок.
Не получив ответа, он все же принялся декламировать книгу. Я всегда плохо воспринимала информацию на слух, поэтому аудиокниги никогда не пользовались у меня успехом. Из моего сознания ускользала суть повествования, а мужской голос убаюкивал, отчего я, хоть и корила себя за это, но засыпала. Молодой человек приходил по вечерам, и это было похоже на чтение сказок перед сном, потому что итог был всегда одинаковый.
![]()
Глава 4![]()
Клим
Девчонка была до безумия упрямой. Весь ее спортивный характер был направлен на то, чтобы делать вид, будто меня не существует. Я созванивался почти каждый день с её бабушкой, обсуждая вместе как протекает выздоровление, и как ни странно, находил в этом какое-то странное умиротворение. Мне даже начало казаться, что я всей душой прикипел к Антонине Николаевне.
- Как думаете, она когда-нибудь меня простит? - вдруг задал я вопрос, которого от себя не ожидал.
На том конце образовалось затянувшееся молчание, не сулившее положительного ответа.
- Клим, моя внучка неспроста достигла успехов в спорте. Поверь, ты еще никогда не встречал более упертого и упрямого человека, чем она. Я не могу однозначно сказать, изменится ли её отношение к тебе, но сейчас она видит в тебе только врага и пресекает любое упоминание о тебе, когда я говорю с ней по телефону.
Не знаю, что мной движило, почему я не бросил всё это давно, почему, зная, что трачу большие суммы на лечение, не посчитал, что этого достаточно для того, чтобы искупить вину? Возможно, потому что знал, что эти деньги для меня лишь капля в море и мой отец тратит куда большие суммы на благотворительность.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Возможно, это было связано с любопытством, которое вызывала у меня эта семья. И бабушка, и сама девочка, видя, что я обладаю большими средствами, не пытались надавить на меня, попросить денег на личные нужды. Наоборот, казалось, бабушка крайне негативно относилась к тому, что я взял на себя большую часть расходов на лечение, более того, я чувствовал это исключительно интуитивно, Антонина Николаевна не страдала лицемерием и не говорила мне, что эти траты лишние, потому что очевидно, это было не так.
Каждый день я приходил в палату девчонки и читал ей очередную дурацкую книгу, опять скидывая несвойственное мне поведение на исследовательский интерес. Да, мне не встречались девушки, у которых я вызывал бы полнейшее равнодушие. А в этой палате я будто ударялся о каменную стену безразличия. Это было свежим и новым впечатлением для меня. Некоторое время, после того как она отдавалась во власть Морфея, я рассматривал её, наблюдал как спокойно она спит, даже во сне оставаясь дисциплинированным спортсменом, которому не разрешено было ворочаться, чтобы не навредить заживающей ноге.
Глава 3.1