Коул, почувствовав, куда идет разговор, нервно дернул Лоуренса за рукав.
– Г-господин Лоуренс!
– Хмм?
Лоуренс улыбнулся и повернулся к Коулу; тут же вновь прозвенел голос юного подмастерья, стремящегося удержать внимание покупателя.
– Господин, господин! Еще разок взгляните, прошу! Видите этот цвет – он будет ярок даже рядом с золотой монетой! Это наш лучший товар… что скажете?
Лоуренс кивнул и тут же заметил, как портной в глубине лавки отложил работу и покосился в их сторону. Его не волновало, удастся ли юнцу действительно продать нить, – он хотел оценить искусство своего ученика.
На мгновение взгляды портного и Лоуренса встретились; портной улыбнулся и помахал рукой. Лоуренс ответил кивком и вновь повернулся к мальчику.
– Она поистине очаровательна… яркая, как золото.
– О да, конечно! Так значит –
– Однако тебе не кажется, что для этой куртки она чересчур яркая? Не будут ли швы слишком заметны?
Деловая улыбка мальчика застыла; Лоуренс услышал, как портной вздохнул.
– Боюсь, мне поможет лишь серая нить, которая, как ни печально, стоит дешевле всего.
Ответить подмастерью было нечего – он мог лишь проводить взглядом уплывающую награду от продажи золотой нити. В разговор наконец вмешался портной.
– Какую длину желаешь?
С этими словами портной отвесил ученику хороший подзатыльник. Пытаясь продать что-либо прожженному торговцу, нужно было быть таким же прожженным, если надеешься выручить хорошие деньги. Похоже, портной намеревался вбить этот урок в голову своему подмастерью.
– Сколько я смогу купить за три серебряка?
– Хмм… пять витков вокруг этой катушки. Однако, быть может, желаешь синюю нить? Краска в последнее время в изобилии, и цены на синюю нить изрядно упали.
– Ты смотри… похоже, самое время вложить деньги. Уверен, ты выручишь целое состояние, когда цены вновь поднимутся.
Продавец улыбнулся – похоже, он предчувствовал неудачу заранее.
– Что ж, видимо, придется довольствоваться серой нитью на три серебряных монеты.
Он достал катушку с серой нитью и отмерил требуемое.
Лоуренс и Коул медленным шагом возвращались к себе на постоялый двор. Они шли вдоль реки и глядели на город. Коул держался в двух шагах позади Лоуренса, сжимая в руках маленький мешочек с нитью; вид у него был невеселый.
– Что такое?
Коул посмотрел взглядом побитой собаки. Конечно, он был достаточно умен, чтобы понимать, что его только что разыграли. Однако он был более искренен, чем Лоуренс ожидал.
– Что, так обидно?
– Ну… в общем, нет…
Мальчик отвел глаза, точно искал, куда сбежать. Лоуренс подивился про себя, не слишком ли он привык путешествовать вместе с некоей коварной волчицей.
– Однако Хоро над тобой еще более жестоко потешается, – сказал Лоуренс, хотя ему и было стыдно, что он вообще оправдывается. Коул, похоже, повспоминал что-то, потом смущенно кивнул.
– Да.
– Она и мной командует без тени стыда. Я не бог, я всего лишь торговец. А она как будто не знает, что такое милосердие.
Лоуренс по-прежнему не отплатил Коулу за целебную мазь, тем более за решение загадки с монетами. Он хотел вознаградить мальчика. Но две трети торговцев в подобных ситуациях держат рот на замке… лишь треть напоминает продавцу, что тот забыл взять деньги. Лоуренс мучительно выбирал, к какой части принадлежит он сам, но в конце концов решил быть честным.
– Конечно, даже если бы я ей это высказал, она все равно бы путешествовала с нами.
Коул улыбнулся. Лоуренс прекрасно понимал, за что Хоро его любит.
– Но знаешь – хоть я и не бог, я ничего не имею против такого обращения.
– Э?
– Если бы я ненавидел ее себялюбие и капризы или решил бы, что она слишком жадная, я не стал бы с ней путешествовать.
Коул крепче вцепился в мешочек, и его улыбка стала шире.
– Ты будущий служитель Церкви… так что, если ты не будешь у меня ничего просить, то хотя бы позволь мне исповедаться иногда, заодно сам попрактикуешься.
– Что?
– Хочу сказать, что недавно я вел себя не очень достойно.
Лоуренс отвел взгляд от Коула и засомневался, продолжать ли. Коул это заметил и попытался привести себя в душевное состояние священника, принимающего исповедь. Теперь он выглядел так, как подобает служителю Церкви.
– Что вы имеете в виду?
– Честно? Я выплескивал себя.
– …Выплескивал?
У Коула была плохая привычка сперва говорить, а потом думать, и он об этом знал. Мальчик поднял глаза на Лоуренса, потом вновь уронил голову.
– Ты видел, как я был напуган тогда на постоялом дворе.
Лоуренс просто не мог смеяться над Коулом; напротив, он сам открывал ему душу. Особы королевской крови кричат, чтобы скрыть смущение, аристократы откашливаются, простые люди делают вид, что споткнулись. Коул не сделал ни того, ни другого, ни третьего. Да, из него выйдет хороший священник.
– Видел.
Это было уже слишком; Лоуренс расхохотался. Коул нервно заизвинялся, но Лоуренс взмахом руки его остановил.
– Нет, нет… все в порядке. Даже если бы ты был моим учеником, я не смог бы ударить тебя по лицу, чтобы спасти мое.
Озадаченный мальчуган улыбнулся и потер щеку.
– Но после того как я вел себя так жалко, мне захотелось сделать что-то, чтобы мне стало лучше.
– То есть… вы это сделали еще и для того, чтобы меня поучить?
Осторожный ответ… как и следовало ожидать от Коула.
– Точно. Я показал тебе некоторые трюки торговцев, пока изображал там злодея. Я заставил тебя волноваться, что куплю самую дорогую нить, просто чтобы почувствовать себя большим… черт побери, я всего лишь юнец.
Лоуренс поскреб подбородок и посмотрел на реку; там разгружали лодку, а рядом стояли несколько торговцев. Ветер донес до него обрывки их разговора. Торговцы пытались убедить лодочника перевезти их на южный берег.
Согласно городскому закону, во время серьезных происшествий лодкам запрещено пересекать реку. Этот закон придумали землевладельцы и те, в чьей власти была река. Лоуренс предположил, что лодочник рисковать не станет. Эти люди всегда пекутся в первую очередь о собственных интересах, так что упрашивания торговцев тщетны.
Они и сами это понимали, но все равно пытались его уговорить; происходящее в городе явно и для них было серьезной проблемой. Все это лишний раз показало Лоуренсу, какой властью обладает Киман. Сейчас доставить Лоуренсу письмо с южного берега было просто невозможно.
– Твоя исповедь услышана. Да простит тебя всемилостивейший Господь наш, – произнес Коул тоном священника, выслушав Лоуренса.
