class="p1">«Ещё бы, — решила Габи, выслушав рассказ брата, — у Зандера теперь есть все основания дружить. Целых три причины, если быть точной. Во-первых, я сама, если я не ошибаюсь относительно его чувств. Во-вторых, конспект пятой главы «Трудов» Виглера, и, наконец, откровенность Триса в таком деликатном вопросе, как истинная природа Источников. Наверное, мне тоже стоит с ним как-нибудь подружиться, а может быть, и что-нибудь ещё…»
Чем может стать это «что-нибудь ещё», Габи, разумеется, догадывалась, но её физическое состояние по-прежнему оставляло желать лучшего и уж точно не позволяло пока пускаться во все тяжкие. Даже хотелось «чего-нибудь эдакого» как-то смутно и без подробностей. То есть, теоретически она была уже готова к близости с живым мужчиной, но практически — все ещё нет.
Вторым человеком, знавшим правду, — во всяком случае, известную её часть, — являлась Эва Сабиния. Но тут все случилось несколько иначе, чем с Зандером, да и разговаривала с принцессой сама Габи. Встретившись с ней в первый раз после выздоровления, на дне рождения Марии, Габи лишь поблагодарила принцессу за столь ярко выраженное участие в её судьбе, но ничего особенно интересного о своем ранении не рассказала. Зато, когда, через неделю после этого, принцесса выразила удивление по поводу того, что Э клана Мишильер и, между прочим, её сердечная подруга, — «Ведь мы подруги, Габи, разве нет?» — пропустила уже две подряд вечеринки во дворце, Габи вынуждена была попросить её о разговоре с глазу на глаз. Эва Сабиния удивилась, но возражать не стала. Тогда они отошли в сторонку, где их никто не мог услышать, и Габи прямо спросила у своей венценосной подруги:
— Ты ведь знаешь об императорском Источнике?
— Разумеется, — ответила принцесса. — Я наследница престола, и потому обязана знать о такого рода вещах. Но почему ты спрашиваешь?
— Ты с ней встречалась?
— С чего ты взяла, что наш Источник женщина? — нахмурилась Эва Сабиния. — Источник — это Источник.
— Но ваш источник — это женщина, окутанная жемчужным сиянием, — возразила Габи.
— Откуда ты знаешь?! — Похоже, слова Габи поразили Эву Сабинию до глубины души, и, пожалуй, даже испугали.
— Я с ней встречалась.
— Что?!
— Эва, это она на меня напала. Прямо там, в вашем дворце. В дамской комнате.
— Но почему? — ещё больше удивилась не на шутку встревоженная её объяснением принцесса. — Как ты вообще могла её видеть? И с чего бы ей на тебя нападать?
— Это её решение, — пожала плечами Габи, которой совсем не хотелось вдаваться в подробности. — Сама решила показаться, сама захотела убить. Я еле выжила и теперь просто боюсь появляться во дворце. Второй раз мне такую экзекуцию не пережить…
— Любопытно, — посмотрела ей в глаза принцесса, — и подозрительно, но так и быть, я не стану тебя спрашивать, что ты не поделила с нашим Источником. Я спрошу её.
— Спроси, — кивнула Габи. — И попроси её оставить меня в покое. Тогда я снова смогу приходить во дворец.
На том разговор и закончился, а через два дня Габи получила от Эвы Сабинии коротенькую записку:
«Здравствуй, Габи!
Как мы и договаривались, я встретилась с Ней и спросила о тебе, — писала принцесса, — но Она наотрез отказалась отвечать на мои вопросы. Сказала только, что у неё на то есть веские причины. На то, чтобы желать твоей смерти, и на то, чтобы никому ничего на этот счет не объяснять, ни мне, ни моему отцу. Тогда я настоятельно попросила оставить тебя в покое, поскольку ты моя подруга и коннетабль влиятельного клана и просто обязана бывать во дворце. Похоже, что мои доводы оказались достаточно основательными, потому что Она обещала с сего дня соблюдать в отношении тебя строгий нейтралитет. Так что можешь не бояться и приходить. Мы с Олимпией и Марией хотим сегодня вечером сыграть в вист, как тебе такая идея?
С улыбкой,
твоя Э».
Габи прочла записку три раза и пришла к выводу, что опасность действительно миновала. Поэтому тем же вечером она появилась на женской половине императорского дворца, и до полуночи играла там в вист с принцессой и её гостями.
Глава 1(2)
2. Зандер
Так уж вышло, что, хотя Э’Мишильер оправилась наконец от «ран» и вернулась к светской жизни, Зандер с ней так и не объяснился. То ситуация не располагала, то настроение было неподходящее — чаще у Габи, чем у него, — то ещё что, но поговорить нормально никак не получалось. И, возможно, это даже к лучшему, потому что чем больше проходило времени, тем меньше он понимал, о чем, собственно, идет речь. Во всяком случае, не имея опыта в оценке собственных чувств, Зандер в них не только не разобрался, но, напротив, запутался ещё больше.
«Я думаю о ней, потому что она выпадает из обыденности», — решил он, рассматривая из-под ресниц императорскую ложу, в которой разместились сейчас принцесса Эва Сабиния и дамы её круга. Габриэлла тоже была там, на неё Зандер и смотрел.
«Она непохожа на других молодых дам, — добавил он, обдумав предыдущий тезис. — Иная, и это неоспоримый факт. А ещё, наверное, я её просто хочу, хотя и не знаю, с чего вдруг, ибо, если все обстоит именно так, как мне кажется, то это противоестественное желание».
И в самом деле, половое влечение в их случае было более, чем очевидно, — во всяком случае, с его стороны, — хоть и неожиданно, если сравнивать Габриэллу с восхитительной Анаис. Однако, как говорили древние латиняне, «De gustibus non est disputandum»[14]. Вспоминалась по этому поводу ещё одна, хотя и довольно-таки грубая народная мудрость: любовь зла, полюбишь и козла.
«Козу, если быть точным в деталях».
Сейчас в ложе, Габриэлла сидела в пол-оборота к Зандеру, положив ногу на ногу, — отчего подол короткого платья поднялся едва ли не до середины бедра, — и курила длинную сигарету, вставленную в ещё более длинный костяной мундштук. Показалось или нет, но с некоторых пор, а точнее, с того дня, как её чуть не убил императорский Источник, окружавшее девушку золотое сияние стало темнее и гуще. Оно, словно бы, уплотнилось, превратившись в нечто, напоминающее прозрачный, но вполне материальный кокон червонного золота. Вообще, золото чудилось этим утром даже там, где его никогда не было и не должно было быть. Светло-русые волосы Габриэллы казались сейчас скорее золотистыми, чем серебристыми. Золотой оттенок приобрела и её кожа.
«Потрясающе! — признал Зандер, любуясь необычным зрелищем. — Но, скорее всего, это чудо вижу один только я. И это более, чем любопытно, потому что вопрос-то, оказывается, не один. Их
