Далее Петров показал, что 28 января 1949 года народным судом 3-го участка Промышленного района города Дзауджикау он был осужден по статье 2-й Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 года за хищение государственного имущества к 15 годам заключения в исправительно-трудовом лагере. На основании амнистии 1953 года и с зачетом рабочих дней освобожден 21 февраля 1955 года.
В 1941–1946 годах служил рядовым в Красной Армии, награжден медалью «За победу над Германией».
…Пожелтевшие от времени страницы, выцветшие синие чернила. Размашистый, круглый почерк читается легко. Чувствуется, что записывал майор Ландер быстро и почти дословно. Надо отдать должное и Петрову — историю своей жизни он излагал точно, языком если и не интеллигентного, то, во всяком случае, вполне грамотного человека. Языком, прямо скажем, не очень характерным для шофера, отбухавшего шесть лет заключения в дальних северных лагерях. Сергей Карлович Ландер это обстоятельство для себя, разумеется, отметил.
Но вернемся к биографии задержанного. Из его достаточно подробного рассказа следовало, что родился он и вырос в семье слесаря паровозного депо Смоленска Петрова Ивана Афанасьевича, мать, в девичестве Соколова Мария Ивановна, — домохозяйка. Других детей в семье не было. С 1931 по 1941 год учился в школе-десятилетке № 1, точного адреса не знает, помнит только, что находилась школа возле железнодорожного вокзала.
Семья проживала по адресу: Советская улица, 23, в одноэтажном деревянном доме. Из соседей помнит семью Сорокиных, с их сыном Николаем, своим ровесником, учился в одном классе.
Других соседей не помнит, потому что они часто менялись.
Из числа смоленских друзей Петров называл еще Николая Мальцева, вместе с которым через две недели после начала войны был призван в Красную Армию. Точного адреса Мальцева не помнит, тот жил где-то возле базара.
Из райвоенкомата Петрова направили в составе команды таких же, как он, признанных медкомиссией ограниченно годными к военной службе, на рытье окопов под Брянск.
Потом были переформирование в Тамбове, служба в отдельной роте на военно-полевом строительстве в районе Тулы, некоторое время в самой Ясной Поляне после ее освобождения от немцев. Осенью 1944 года роту направили на лесозаготовки во Владимирскую область.
Отец, как написали его сослуживцы, погиб на фронте в конце войны. Мать умерла еще раньше, в оккупации, об этом узнал из письма отца, которое не сохранилось.
В мае 1946 года Петров демобилизовался и выехал в город Тбилиси. Здесь устроился на работу в артель проводников железнодорожных грузов. В июле 1948 года был арестован, а через полгода осужден за составление фиктивного акта на списание партии шампанского.
По отбытии срока наказания остался там же — в поселке Усть-Нера в Якутии. Закончил четырехмесячные курсы шоферов и бульдозеристов и стал работать по вольному найму по новой специальности. Женился, но брак еще не зарегистрировал. Осенью получил в райкоме профсоюза путевку в дом отдыха в Дзауджикау и уволился с работы.
Почему уволился? По чисто житейским соображениям. В Москве хотел завербоваться в Дальстрой, чтобы потом вернуться в Усть-Неру уже в качестве завербованного по контракту. Это давало определенные льготы.
На последнем листе протокола ровным, разработанным почерком человека, привыкшего писать не от случая к случаю, записано: «Дополнений к своим показаниям по существу заданных мне вопросов не имею. Показания записаны с моих слов верно и мною прочитаны. А. Петров».
Меж тем, пока следователь Ландер допрашивал Петрова, старший лейтенант Чуренков времени тоже не терял. Он изучил все имеющиеся в его распоряжении сведения, относящиеся к деятельности Иванова в 1941–1943 годах. Сразу стало ясно, что это был далеко не рядовой людиновский полицейский, каких его коллеги выявили и арестовали кого в конце войны, кого много позже. Кто-то из них был расстрелян, кто-то уже отбыл свой срок наказания, кто-то еще пребывал в местах не столь отдаленных. И дело было даже не в том, что Иванов занимал руководящие посты старшего следователя и командира роты. Несмотря на свою молодость — в 1941 году ему было всего двадцать лет, — Иванов фактически был в людиновской полиции первым лицом (начальников полиции при нем сменилось четверо). Поскольку возглавлял в ней и секретную службу,[5] и к тому же был близок к немецкому военному коменданту города майору фон Бенкендорфу. Его побаивались даже все сменявшие друг друга начальники полиции и сам бургомистр.
По показаниям бывших сослуживцев и других свидетелей, в том числе прошедших через камеры людиновской полиции, Иванов был человеком умным, волевым, коварным, изворотливым и чрезвычайно жестоким. Это благодаря его активной и, к сожалению, достаточно эффективной деятельности погибло несколько групп подпольщиков и партизан, а также членов их семей. Физически крепкий мужчина, он лично избивал многих заключенных, в том числе женщин, отдавал приказы о расстреле подчиненным полицейским и сам участвовал в расстрелах.
За верную и преданную службу оккупантам Иванов — единственный из всех предателей — был награжден двумя медалями. Была у немецко-фашистских оккупантов такая награда — медаль «За заслуги для восточных народов». Чеканилась она из какого-то дрянного сплава, имевшего красноватый, серебристый и золотистый цвет, имела форму округлой, многолучевой звезды с замысловатой виньеткой в центре и носилась на зеленой муаровой ленточке с двумя красными полосками по краям. В зависимости от цвета металла, медали пышно именовались «бронзовой», «серебряной» и «золотой». У Иванова были «бронзовая» и «серебряная». Наверняка он бы удостоился и «золотой», если бы не бежал в августе 1943 года вместе с немцами под ударами наступающей Красной Армии.
В розыскном деле имелись две фотографии Дмитрия Иванова. Одна относилась к весне или лету 1943 года, на ней он был снят в немецкой форме с медалью (первой) на груди, рядом еще один людиновский полицейский, Михаил Доронин, тоже с медалью. Этот уже был найден и осужден органами госбезопасности.
На второй фотографии Иванов был снят в хорошем штатском костюме, во весь рост, по крайней мере годом позже. Чуренков сравнивал их с фотографиями, отобранными у Петрова. Вглядывался в них до рези в глазах. На том снимке, где Иванов в немецкой форме, у него на лоб низко надвинута пилотка, да и лицо опущено, частично в тени. Похож, не похож… К тому же снимки разделяют пятнадцать лет. А в возрасте между двадцатью и тридцатью пятью годами человек может измениться основательно, это каждый из нас знает, когда после долгого перерыва вдруг встречает на улице одноклассника. Что ж, его, Чуренкова, дело подготовить фотографии, а дальше — есть специалисты этого дела, высококвалифицированные эксперты, вооруженные наукой и методикой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
