— Там жены предпринимателей великой Британской империи, осознающие, что они господствуют над миром, пьют чай, развлекаются игрой в карты, ведут пустые беседы, читают книги. В этом позолоченном зале они в который раз подтверждают свою уверенность, что именно британцы правят миром.
— Следующее достойное удивления место — ресторан первого класса. Самое просторное и роскошное помещение на корабле. В нем могут разместиться пятьсот человек, есть отдельные кабинеты, белые стены и потолок с мозаичным узором.
— Прямо целый дворец. Видели, какое там меню? Устрицы и фуагра, утка под яблочным соусом… У Марии Антуанетты вряд ли были такие роскошные обеды.
— Абсолютно верно. Даже если б нас на следующий день ожидала гильотина, придраться было бы не к чему.
— Ну, если вам нравится все французское, то после обеда добро пожаловать в «Кафе Паризьен», скопированное с парижских кафе, — усмехнулся Вудбелл.
— На корабле есть даже «парижская улочка».
— А две каюты «люкс» длиной пятнадцать метров на палубе «В»?
— Фахверк [1] в тюдоровском стиле! — снова быстро ответил мужчина с бакенбардами.
— Я чувствую себя участником викторины.
— При этих каютах «люкс» есть своя прогулочная палуба, и каждая каюта первого класса оформлена в своем стиле, от рококо до Анны Стюарт — прямо каталог вкусов знати. У кают первого и второго классов свои отдельные лифты. В турецкой бане роскошный бассейн, а вон там виден лестничный холл, самый роскошный и большой корабельный холл в мире. Для чего нужно было строить такой корабль и пускать его по волнам? Все равно что соорудить еще один Букингемский дворец и отправить в Атлантику, — сказал Вудбелл, грустно усмехнувшись.
— Видимо, британцы хотели перед всем миром похвастаться своей силой и богатством.
— Подобно Древнему Риму… Кстати, а вот об этом вы знаете? Об этих шлюпбалках? На них можно подвесить до тридцати двух спасательных шлюпок. Но когда, прогуливаясь тут, я их пересчитал, оказалось, что их всего шестнадцать. А это значит, что если корабль утонет, то половина из его двух тысяч богатых пассажиров пойдет ко дну вместе с ним.
— Но ведь этот корабль не может утонуть?
— Так же как непотопляемая слава нашей великой империи? Все только и кричат об этом. А вот ни судостроители, ни компания «Уайт Стар Лайн» ни слова не сказали на эту тему.
— Но я слышал, что если построить еще один «Титаник» и устроить их столкновение, то корабли останутся на плаву. Расположенные в самом низу трюмы разделены множеством переборок, и по одному нажатию кнопки с капитанского мостика двери между ними будут мгновенно задраены, так что вода не просочится. Ваши опасения преувеличены.
— Хорошо бы, если так… Будем на это надеяться. Между прочим, если вы плывете на этом корабле, как будто построенном из фунтовых ассигнаций, не один ли вы из тех, кто правит мировым финансовым рынком из своего лондонского офиса?
— Почему вы так решили? Я всего лишь скромный литератор. Мне пришло в голову написать роман, действие которого происходит на самом большом в мире корабле, так что я под причитания жены накопил денег — и вот оказался здесь.
— О, так вы писатель!.. Неудивительно, что у вас на лице нет высокомерия. Там, в спортивном зале, я подумал, что наконец нашел подходящего мне человека. Я уже в отчаяние пришел от хвастовства богачей и военных с их бесконечными рассказами что в салоне, что в гостиной.
— Вы тоже писатель?
— Нет, у меня другое занятие, но общее у нас с вами то, что мы оба пишем книги. Я преподаю археологию в Лондонском университете. Разрешите представиться, Уолтер Уайт.
— Археологию? Прекрасная наука! — воскликнул писатель.
— Интересуетесь археологией?
— Очень интересуюсь. Если б я не был писателем, то, наверное, махал бы лопатой на каких-нибудь руинах.
— Это скучная наука, но преподносит много уроков.
— Скучная?
— За целую жизнь может случиться всего несколько удач, волнующих кровь. А обычно мы изо дня в день во мраке Британского музея поливаем водой шумерские глиняные таблички и перерисовываем с них в свои тетради клинописные знаки, чтобы потом их расшифровывать. Многие ученые, подобно мне, всю жизнь терпеливо занимаются этой работой, и все же на то, чтобы расшифровать все глиняные таблички из Британского музея, легко уйдет еще двести лет.
— Двести лет?
— Представьте! И это по самым благоприятным расчетам. Единственный раз работа меня взволновала, это когда на табличках было обнаружено повествование, как две капли воды похожее на библейское предание о великом потопе. Вот это и правда хорошее воспоминание.
— Несомненно.
— Достигнув расцвета, любая цивилизация впадает в гордыню. Гордится — и после этого уходит в небытие. Так же как Солнце, которое никогда не будет двигаться по небосводу с запада на восток, цивилизации будут повторять этот несложный путь, появляться и исчезать в истории.
— Вы специалист по восточным цивилизациям?
— Все, что оказало влияние на нашу цивилизацию, пришло с Востока. Но больше всего я люблю заниматься Египтом. Вы недавно упомянули в разговоре пирамиды. Я готов положить жизнь на их изучение. Едва услышав, как кто-нибудь упоминает Египет и пирамиды, я готов тут же собрать чемодан и мчаться в любую точку мира. Ну конечно, чаще всего я бывал в Каире. Люблю египетский табак, уже раз пятьдесят видел каирскую постановку «Аиды». В плавание на этой пирамиде британской цивилизации я отправился еще и потому, что здесь обещали показать спектакль по древнеегипетской пьесе «Драма мертвецов». Благодаря этому и жена моя нехотя дала согласие на поездку. Интересно, вот почему женщины так любят дорогие вещи?
— Загадка.
— Вы, как писатель, что об этом думаете?
— Может быть, дело в том, что женщины подобны промокательной бумаге. Впитывают и носят в себе чернильные пятна.
— А мужчины?
— Мы, мужчины, как перо со сломанным концом: всюду брызгаем чернилами и оставляем свои следы.
— Да, очень писательская мысль… Можно узнать, как вас зовут?
— Извините, не представился сразу. Джек Вудбелл.
— Джек Вудбелл? Вы пишете детективы, не так ли?
— Да, это так. Счастлив узнать, что вы обо мне слышали.
— «Следственная машина» [2] — это ведь ваша книга?
— Для меня большая честь…
— Это я должен сказать. Позвольте пожать вашу руку. Теперь воскресенье четырнадцатого апреля тысяча девятьсот двенадцатого года навсегда останется для меня памятным днем. Что ни говори, а в Лондоне не найдется любителя литературы, который не знал бы имени Джек Вудбелл. Мне всегда хотелось хоть раз встретиться с вами. Меня страшно интересует ваша работа.
— Я могу сказать то же самое. В том, что касается изучения пирамид, я готов принять участие в любой момент, сразу же отложив перо. Не могли бы вы немного рассказать об успехах в вашей работе?
— Это совсем не сложно… Но между тем стало прохладно. Если не возражаете, давайте спустимся в каюты по этой лестнице, которой гордится вся Британская империя, переоденемся и встретимся в курительной комнате на нижней палубе А. Покурим и не торопясь поговорим об исчезнувшей цивилизации.
— Согласен.
Детективный писатель и археолог отошли от поручней верхней палубы, о которые опирались спинами. Уходя, писатель бросил взгляд на большую спасательную шлюпку, подвешенную на шлюпбалке.
Мардху, Египет — 2
Через некоторое время мужчина пришел в сознание, и Микул, на плечо которой он опирался, довела его хижины с рыболовными снастями.
Оставив мужчину отдохнуть, она быстро сбегала домой, взяла фруктов и дала ему. Еще она принесла ему козье молоко и вяленную на солнце рыбу. Ночью у мужчины немного поднялась температура.
Хижина была только с трех сторон окружена сплетенными из тростника стенами, но места в ней хватило, чтобы мужчина мог лежать.
Вернувшись домой, Микул без задней мысли спросила родителей, нужно ли помогать человеку, если он приплыл на остров из другого места и плохо себя чувствует, и в ответ услышала, что с незнакомцем ни в коем случае нельзя связываться — это может быть опасно, потому что неизвестно, что у него на уме. Микул удивилась, но оставить мужчину одного было невозможно. И со следующего утра ей пришлось ухаживать за ним тайно.
