На этот счет у старожилов было единое мнение.
— Потому что здесь Макар фрицев гонял.
Не успокоились, пока не узнали, как гонял.
Однажды в Крикуны, занятые фашистами, прикатила телега с тощим, как аршин, возницей и таким же тощим спутником возницы — пареньком лет тринадцати-четырнадцати. Полицаям, перехватившим телегу у въезда в село, она показалась подозрительной. Да и не мудрено. На телеге, закутанная в одеяло, лежала какая-то фигура, похоже человеческая, не подававшая к тому же признаков жизни. Решив, что дело не ладно, полицаи подхватили коней под уздцы и доставили к дому, где была расквартирована комендатура.
На крыльцо вышел немецкий комендант — тучный, лысый, с глазами усталыми и жестокими.
Выслушав переводчика, приказал снять одеяло. Полицаи выполнили распоряжение и — опешили: перед ними лежал... женский манекен.
Тощий возница угодливо улыбнулся.
— Что есть это? — спросил комендант.
Улыбка у возницы стала еще угодливей.
— Их ист портной, — ткнул он себя пальцем в грудь, — портной. То есть я...
Из дальнейших расспросов выяснилось, что портной Семен Слива, из украинцев, проживавший в одном из сожженных сел и трудившийся в районном ателье, оказался, по причине войны, без работы и желает иглой и аршином послужить великой немецкой армии.
— Гайль Хитлер!
Комендант снисходительно усмехнулся и приказал распорядиться судьбой портного-добровольца старшему полицаю, представителю местной власти в Крикунах.
Семена Сливу допросили, сочли благонадежным и разрешили обшивать немецкое воинство.
Как-то утром в мастерскую пожаловал сам комендант и приказал в один день сшить ему мундир. Комендант ждал важных гостей. Ввиду этого, должно быть, он приказал с наступлением ночи расстрелять группу партизан, томившихся в тюрьме-больнице. Об этом Семену Сливе поведали полицаи, забегавшие к портному «на огонек» — выпить водки.
— Будет сделано, — сказал портной.
Большой Ганс, как звали полицаи коменданта и немцы пониже чином, ушел, а спустя час занялась и сгорела дотла рига, принадлежавшая одному из подмастерьев Семена Сливы — Пантелею Сухоногому.
В Крикунах поднялась легкая паника.
Капитан приказал найти и примерно наказать виновника переполоха. Им оказался малолетний сын Пантелея, и право расправы было доверено отцу.
Ну и визжал же Пантелеев сын, когда отец «выхаживал» его в избе ременным кнутом! А выбежал на улицу — странное дело, — будто и не был бит.
Впрочем, на это никто не обратил внимания.
Наконец, свечерело. Село ощетинилось штыками дозоров: попробуй проползи. Но, кому надо было, проползали. Ужом, змеей, ящерицей, зайцем, лисой, рысью, кошкой проскальзывали под носом у немецких часовых и огородами пробирались к избе, в которой портняжил Семен Слива. Сигнал, поданный сожженной ригой, сделал свое дело.
В десятом часу пожаловал сам Большой Ганс.
В избе, озаренной трехлинейной лампой, было тихо, как в норе. Сонные подмастерья мухами липли к стене.
Семен Слива встретил коменданта, держа мундир за плечики.
— Готово есть, герр комендант.
Большой Ганс разделся и бросил старый мундир ординарцу. Потом повернулся спиной к Сливе и подставил руки.
— Бистро!.. — нетерпеливо скомандовал он и больше ничего не успел сказать. А завыть от боли ему помешал кляп, очутившийся у него во рту при помощи одного из сонных подмастерьев.
Другой успел оглушить ординарца.
Сделав дело, подмастерья вышли во двор и замерли на часах возле избы. А в избе поднялась суматоха. Из сеней в хату ввалились человек десять и, расхватав одежду, припасенную Сливой, стали переодеваться. Один из десятерых, схожий фигурой с капитаном, напялил его мундир.
...Часовому возле ворот тюрьмы-больницы почудилось, будто кто-то идет.
— Стой, кто идет? — крикнул он в ночь.
Из ночи, бледный как смерть, высунулся ординарец коменданта. За спиной у него смутно маячила чья-то фигура.
— Пароль?
Ординарец ответил. Голос у него дрожал. Солдат зябко поежился: догадался, зачем пришли.
Пропустив последнего и узнав мрачную фигуру коменданта, солдат прикрыл за вошедшими ворота. То, что произошло в тюрьме, навсегда осталось для него тайной, потому что в эту ночь его служба в фашистской армий кончилась. Последнее, что он помнил и о чем мог часами рассказывать потом, было: ворота заскрипели, распахнулись, и оттуда медленно, осторожно, словно поток, набирающий силы перед тем, как обрушиться с плоскогорья в долину, потекли люди. Обреченные, они шли, сжимая в руках... Сперва солдату показалось, что они сжимают в руках черенки лопат (фашисты заставляли смертников самим рыть себе могилы), но, присмотревшись, солдат ужаснулся: обреченные сжимали в руках не лопаты, а ружья. Ружья! Откуда ружья?
Судьба не стала испытывать его терпения, и, спустя несколько минут, очутившись в мертвецкой, где хранилось оружие, он получил исчерпывающий ответ на свой вопрос. Оружия здесь не было. Зато полно было знакомых — тюремщиков, дрожащих, как крысы, во главе с крысой № 1, начальником тюрьмы-больницы, полицаем Кочемасовым и его немецким шефом ефрейтором Вульфом.
Узенькое, забранное решеткой окошечко разделяло два мира: живой и мертвый. Сквозь это окошечко немецкий солдат и увидел свет новой жизни. Он вспыхнул в нем зеленой ракетой, загремел раскатами громов — выстрелов и под утро затих, утвердившись алой полоской зари — флагом над сельсоветом.
В Крикунах была восстановлена Советская власть, и все узнали, что Семен Слива никакой не портной, а партизанский разведчик Макар из отряда Старика. И хотя никто не приказывал, единственную безымянную, как во многих деревнях, улицу в Крикунах стали звать именем Макара. Было ли оно подлинным именем партизанского разведчика из отряда Старика или кличкой, старожилы не знали. Не смогли они также сказать, как звали Макарова подмастерья — мальчонку лет тринадцати-четырнадцати. Немые Крикуны...
Пионерстрой
Ребята вернулись из похода обескураженные. Но Воронок никому не позволял повесить нос. В самом Зарецке могли оказаться люди, знавшие Макара. Поиск следовало продолжать.
Штаб зоны написал объявление. В нем говорилось: «Будь готов! Штаб зоны пионерского действия «Восток-1» разыскивает тех, кто знал партизана-разведчика по имени (кличке) Макар. Знающих просят сообщить в штаб-квартиру зоны по адресу: Ленинская, 37. Совет отряда имени Юрия Гагарина».
Вывесить объявление было поручено дежурному звену Мишки-толстого.
— Сегодня тридцатое, а по объявлению никого не было, — сказал Воронок. — Может, забыли повесить?
Мишка-толстый запыхтел, как паровозик, преодолевающий подъем. Этим оригинальным способом он выражал свое возмущение. Как, его, Мишку, заподозрить в неисполнительности?!
Открылась дверь, и в дом вприпрыжку влетел Генка Юровец. Воронок с нетерпением посмотрел на вошедшего. Вчера он кое-что поручил ему...
— Нет объявления! — с порога крикнул Генка Юровец.
Мишка-толстый стрельнул глазами в Воронка. Вот оно что, Генку проверять послали.
Пальцы у Мишки-толстого сами собой сложились в кулачки, и он, злой и красный, как петух, вприпрыжку понесся на Генку. Сейчас он ему покажет, как врать...
— У вас что здесь, бокс? — неожиданный и звонкий голос образумил Мишку, и он застыл в позе, не оставляющей сомнения в его намерениях.
Голос принадлежал Ларисе Сергеевой, по-семейному, Ляльке, председателю совета отряда имени Германа Титова, командиру зоны «Восток-2».
— Бокс, да? — не унималась Лялька. — Как интересно... Можно посмотреть?
— Ч-черт! — ругнулся Мишка.
— Что? — спросила Лялька.
— Бокс, — сказал Воронок. — Подготовка к чемпионату зоны. Разучивали хук справа. Ты, когда шла, объявления не видела?
— Нет... Я думала, штаб уже снял.
— Снял то, что не вешал. — Генка Юровец с издевкой посмотрел на Мишку-толстого.
— Он вешал, — возразила Лялька, — я сама видела.
— Тогда, значит... — сказал Воронок и замолчал.
Одна и та же мысль мелькнула у четверых сразу: «Тогда, значит, кто-то нарочно содрал это объявление. Однако кто и зачем? Озорство, хулиганство, месть? Но у зоны не было врагов».
Ребят набилась полная горница.
Последней, румяная от мороза, пришла Лялькина сестра, Валентина Сергеева, старшая вожатая зарецкой школы.
— Садись! — скомандовал Воронок, и все расположились, кто где мог.
Давка, шум, визг, смех...
Валентина подняла руку, и все притихли.
— На днях меня вызывали в банк, — сказала она.
...Да, на днях ее вызывали в банк. Узнав о вызове, Валентина очень удивилась. Единственное место, куда ее время от времени вызывали, был райком комсомола. И вдруг вызов в банк... Может быть, старшим вожатым повысили зарплату, и ей первой предстоит узнать эту приятную новость?
