Мистер Челлингтон как-то сказал: любопытство – признак разума. Фразу эту он выхватил из воспоминаний о своем австралийском детстве.
Однажды вечером, важно сказать, австралийским вечером, Лукас и друг, чьего имени он уже не помнит, забрели на пустынный, никем, кроме парочки пернатых, не облюбованный пляж. В то время, когда одна половина континента давно разгуливала по дому в домашних тапочках, а другая разглагольствовала о смысле жизни, сидя в баре, двое мальчиков заканчивали очередной будний день, распластавшись, как морская звезда, на песке.
Безымянный мальчишка залился хохотом. Лукас повернул голову в сторону приятеля – тот активно шевелил руками и ногами, лежа на песке. Затем он резко поднялся, чтобы отряхнуться. Его друг оставил на песке нечто похожее на «снежного ангела». Их обычно «вырисовывают» дети, живущие там, где зима и лето имеют массу отличий. Здесь же мальчишкам и девчонкам приходилось импровизировать и вырисовывать ангельские силуэты на песке, а не на снегу, как это было принято в других частях света.
Громко выдохнув, безымянный мальчик спустил с себя шорты, снял футболку и побежал к океану. В миг вода поглотила маленькое голое тельце. На секунду Лукас остался на берегу один. Через мгновение мальчишка вынырнул. Вечернее купание становится в два раза приятнее, когда тебе его запрещают родители. Закрыв лицо руками, безымянный товарищ еще раз окунулся. Вынырнув, он принялся звать с собой Лукаса. Тот в ответ замотал головой. Ему совсем не хотелось покидать тёплый песочек. И купаться он предпочитал в домашнем бассейне, так как опасался океанской живности.
Купальщик начал кривляться и бросать в друга всякого рода ярлыки. Трусость, излишнее послушание родителям – немногое из того, что узнал о себе начинающий скучать на берегу мальчик. На этом представление не закончилось. Даже с посиневшими губами, приятель-без-имени продолжал звать Лукаса. Но тот его уже не слушал.
Устав выслушивать обиняки, юный мистер Челлингтон посмотрел в ночное небо. Его, как всякого любопытного ребёнка, интересовало, сколько же звезд на небе? Этой ночью он надеялся сосчитать все. И его так увлекло это занятие, что он почти перестал слышать поддразнивания, что доносились напротив. Сначала он не придал этому никакого значения, так как количество звезд на небе его интересовало куда более, чем источник оскорблений и всяческих притязаний на его человеческое достоинство.
Лукас начитал 1 000 горящих точек и понял, что за одну ночь ему с этим делом не справится. Голоса друга слышно уже не было. На Лукаса с немой претензией уставилась океанская гладь. Несостоявшийся звездочёт ринулся на поиски приятеля: он кричал, звал его по имени, которое он тогда ещё помнил; оббежал кромку берега, до конца надеясь, что приятель просто уплыл куда-то. Ему очень скоро пришлось признать: мальчик исчез. Напуганный он рванул с пляжа в сторону центра города. Он бежал, не останавливаясь. Оказавшись в кабинете шерифа, он не мог вспомнить, как оказался там. Да и не пытался. Криком, жестами, нечленораздельной речью, испуганный мальчик убедил старого и располневшего мужчину проследовать за ним, на пляж.
Дальше дыра в памяти. Позже детский психолог расскажет чете Челлингтонов что-то об этом и посоветует им сделать все возможное, чтобы этот детский кошмар больше никогда не потревожил нежную психику их ребёнка.
Лукас Челлингтон, уже старик, не помнил имени погибшего в детстве друга. Как не помнил и того, как он добежал до кабинета шерифа. Единственное, что он помнил так же точно, как собственное отражение в зеркале, так это то, что он увидел после того, как тело… то есть то, что от него осталось, вытащили на берег. Солнце только встало, а пляж, до этого немноголюдный и тихий, кишел репортёрами, полицией и простыми зеваками. Детей туда не пускали. Пляж огородили лентой. Взрослые прижимали к себе своих отпрысков, не давая при этом им протиснуться меж взрослых, дабы чадо не увидело залитый кровью песок.
Если одни родители были в состоянии удержать ребёнка или же покинуть злополучный пляж вместе с ним, то чета Челлингтонов отлёживалась в утреннем полудреме в мягкой постели. Они пребывали в твердой уверенности, что Лукас, которого они забрали в первом часу ночи с пляжа, где пропал, как они позже будут говорить, «тот мальчик», сейчас находится в своей кровати.
Без ведома родителей и точно не с согласия на то шерифа, Лукас прополз по песку мимо шлёпанцы, кроссовки и босоножки. Получив по затылку пару затрещин от чьих-то явно несезонных ботинок, мальчик дополз до того места, что было огорожено красно-белой лентой. Ему пришлось потеснить некоторых, чтобы выпрямиться – он должен был видеть, что там происходит. Полицейские загородили собой «ангела» на песке. Расстроенный Лукас притопнул ножкой. Ему непременно нужно было увидеть, что с таким старанием охраняют полицейские от любопытствующих глаз. Он сам не понял, как ему хватило храбрости пересечь натянутую, как нерв, красно-белую ленту. Что-то подтолкнуло его сорваться с места и побежать к океану. Он знал, так надо. Так будет правильно. Полицейские, что ещё минуту назад закрывали собой темнеющее пятно на берегу, уже махали руками перед мальчиком в знак того, что это зрелище не для его детской психики. Сам он, пребывая в полном спокойствии, сидел на горячем песке. Сложив руки биноклем, он посмотрел туда, где до этого, подобно осам, копошились полицейские и прочие слуги Фемиды. И он увидел.
На окрашенном в цвет крови песке лежала большая рыбья туша. Ее плавник Лукас уже видел и не раз. По телевизору, в программе о животных. В выпуске, посвящённом «Монстрам из глубин». Треугольный флаг, маяк опасности, больше ему не суждено рассекать собою водную гладь. Его верхний угол надломлен. По краям множественные царапины. На них застыла запекшаяся кровь.
Старый мистер Лукас помнил как, стоя в замешательстве, начал догадываться, что произошло здесь, на пляже, прошлой ночью. Из мыслей его выдернул подбежавший к нему законник. Он взял Лукаса в охапку и потащил вглубь кудахтающей толпы. Там он поставил ребёнка на ноги, накинул на него полотенце и, обращаясь к толпе, попросил всех успокоиться. У тела дохлой рыбины переминались с ноги на ногу двое человек. Они смотрели на изувеченное тело большой белой с профессиональным равнодушием. У одного из них в руке был чемоданчик с большим красным крестом на крышке. Второй до этого долго орудовал колюще-режущим предметом. Вся его одежда пропиталась кровью недавно зарезанной им рыбины. Рыбак. Это ему было поручено – разрезать акулье брюхо. Вызванный на место происшествия медик так и не пригодился. Для него было слишком поздно. Первый вытащил из желудка акулы остатки того мальчика, чьё имя мозг Лукаса отказывается вспоминать и по сей день.
Ни рыбак ни медик, не обращали внимания на замершую толпу. Продолжающий в тупую смотреть на убитое животное медик, вдруг заговорил. Он указал пальцем на тело и вяло промолвил, что где-то слышал о том, что на самом деле акулы не видят в человеке источник пропитания. Откусывая руки и ноги загулявшим на волнах серферам, эти гигантские рыбины либо путают их с морскими котиками, которыми вправду питаются, либо… просто хотят поиграть. Рыбак согласился: быки, участвующие к корриде, вовсе не хотят убивать. Бычок элементарно играет с человеком. И искренне убеждён, что человеку это дело приносит не меньше удовольствия, чем ему самому. А что касается акул, так они аналогичным образом не проявляют агрессию, кусая, а то и отрывая человеческие конечности, они следуют не менее древнему и, с точки зрения эволюционной, важному инстинкту, чем добыча пищи или размножение. В такие моменты акула удовлетворяет… своё любопытство.
Лукас отвернулся. Ему стало противно до омерзения, когда он представил, как большая белая акула с острым треугольным плавником на мощной спине и маленькими черными глазками-бусинками на жуткой морде, проявляет свое «любопытство» к живому человеку. Мальчику, имя которого Лукасу уже не дано будет вспомнить. Мальчику, которого сгубило его собственное любопытство. Что случится, если он разок ослушается родителей, да и пойдет купаться вечером, да еще и на тихом, неприметном для людей пляже?
Долгое время Лукас будет бояться глубины и темноты – квинтэссенции всего непонятного, непознанного, таинственного и пугающего. Только достигнув половозрелого возраста, вместе с водительским удостоверением он получит и иллюзию собственной безнаказанности. С ним ведь ничего не может случиться. В противовес всем историям, что начинаются со слов «группа подростков», с Лукасом Челлингтоном и правда – ничего не случилось. Вплоть до его преклонных лет, когда людям действительно начинает хотеться, чтобы с ними хоть что-нибудь приключилось. Для этого они выдумывают болячки и сами же создают панацеи.
