– Есть, – буркнул Келюс, хотя с деньгами было совсем плохо.
– Держи. – Генерал сунул ему две пачки в банковской упаковке. – Не волнуйся, это не из спецфонда для шпионов. Сегодня зарплату получил. Потом отдашь… угольками.
Лунин не стал спорить, и они распрощались. Черная машина рванула с места, обдав Николая пылью и парами высокооктанового бензина.
– Ну чего, не убил? – поинтересовался Алексей, державшийся все это время на почтительном удалении. – Поехали, отвезу тебя домой.
На обратном пути старший лейтенант пытался завязать беседу о текущей политике, но Николай отвечал односложно, а потом и вовсе замолчал. Алексей понял и тоже умолк. На прощание он внезапно предложил пару тысяч взаймы, Николай поблагодарил, но брать лейтенантские отпускные отказался. Во всяком случае, приятно было убедиться, что, по крайней мере, скупостью семья Генерала не отличалась.
Уже дома, закрыв дверь, Николай понял, насколько устал. Перед глазами вновь встало мертвое лицо Китайца, браунинг в руках Лиды, деловой озабоченный Мик, который, оказывается, сломался на первом курсе из-за пригоршни долларов и каких-то Мата Хари местного значения. Впрочем, Келюс понимал, что известная всем контора могла сломать любого. Он и сам недавно без звука отдал гэбэшникам документы. Правда, тогда речь шла о жизни Ольги, но Лунин понимал, что у каждого – своя цена.
Безумно тянуло спать, но Николай заставил себя достать с антресолей рюкзак, и принялся наскоро кидать в него самое необходимое. Браунинг вместе с последней пачкой патронов он замотал в майку и спрятал среди вещей.
Мик появился в начале десятого, вручил Николаю билет на завтрашний дневной поезд до Симферополя и сообщил, что в ближайшее время отвезет Лиду на «фазенду» Киселева. Место, по его словам, было действительно глухое, что гарантировало относительную безопасность. Плотников уже собрался уходить, как вдруг заговорил почему-то о старом Говорухе.
– А что с ним? – поинтересовался Келюс, знавший Ростислава Вадимовича только понаслышке.
– Очень болен, – нерешительно начал Мик. – Не знаю, может, он уже не совсем того… В общем, он мне рассказал…
Лунин вначале слушал невнимательно, но, как только Мик упомянул заклинание Святого Иринея, сразу насторожился.
– Сегодня зашел в Ленинку, – закончил Плотников, – рукопись просмотрел. На полях там действительно что-то написано. Не знаю, заклинание ли это…
– Да, конечно, – невпопад заметил Келюс, вспоминая слышанное от Фрола и Варфоломея Кирилловича. – Мик, я не говорил тебе… Когда Михаила Модестовича хоронили, в гробу его не было. Там вообще никого не было…
– Как же это? – растерялся Плотников. – Вот гады! Значит, дядя Майкл стал… Да нет, ерунда все это!.. Но если снова прочитать заклинание…
– Если верить легенде, он будет свободен, но тот, кто прочитает заклинание, погибнет. В этом, наверно, и была ловушка, в которую хотели поймать Иринея – цепь зла, которую невозможно остановить…
– Выдумают же! – пробормотал Мик. – А по этой… легенде… Неужели ничего нельзя сделать?
– Не знаю, – вздохнул Лунин, – не знаю…
…Он едва не опоздал на поезд, успев вскочить в вагон на ходу. За окном замелькали столичные пригороды, сменившиеся вскоре полями и редкими перелесками. Келюс, забившись в угол купе, закрыл глаза и, заставив себя забыть все случившееся, начал думать о том, что ждет впереди. Ольга была в опасности, и он должен успеть, успеть, успеть…
ГЛАВА 2. ЧАБАН-КЕРМЕН
Келюсу не везло. Поезд опоздал почти на час, и автобус на Судак уже успел уйти, следующий же ожидался только часа через четыре. Николай, бросив беглый взгляд на оживленную толпу перед симферопольским вокзалом, устроился на разбитой скамейке в сквере недалеко от автостоянки; Времени было предостаточно, и он имел возможность еще раз продумать план действий.
Бородатый доцент из Самары в свое время подробно объяснил, как добираться до Чабан-Кермена, где у подножия горы, увенчанной руинами генуэзского замка, расположилась археологическая экспедиция. Но Келюс не был уверен, что застанет Валерия именно там. Бородач обещал устроить на Чабан-Кермене Ольгу, сам же собирался поработать в Судаке, где находилась база Южно-Крымской экспедиции. Поэтому он советовал Николаю завернуть вначале в Судак, а затем уж вместе ехать к генуэзской крепости, тем более оттуда добираться было сравнительно просто – по трассе, вдоль морского берега. Лунин решил так и поступить. А вот что делать дальше, он представлял себе достаточно смутно. Найти Валерия, забрать Ольгу и тут же уехать? Но в Столицу возвращаться было опасно, поэтому он очень рассчитывал на помощь своего самарского знакомого.
Наконец наступило время идти на автостоянку. Перед посадкой Келюс обменял свои рубли на разноцветные бумажки с изящным рисунком – новые украинские карбованцы, проверил еще раз нехитрый багаж, уместившийся в небольшом рюкзаке, и, обреченно вздохнув, доверил свою судьбу старому, дребезжащему автобусу.
В Судаке Келюс никогда не был. Маленький белый городишко не произвел на него особого впечатления. Передохнув немного на автостанции, Николай, порядком измотанный долгой поездкой по бесконечным крымским серпантинам, побрел к центру, в поисках базы Южно-Крымской экспедиции. Городок был полон пляжниками, знать не знавшими ни о каких археологах, но Николай вовремя вспомнил о верной примете, о которой как-то упомянул Валерий – полуразрушенной старинной башне, возле которой и располагалась база. Башню, заметную прямо с набережной, Лунин нашел быстро. Пройдя по узкой улочке, он добрался до небольшого дворика, где стояли несколько невзрачных сараев, водопроводная колонка и длинный пустой стол со скамейками. Прямо посреди заросшего вишневыми деревьями двора валялась большая куча битой керамики, несколько поломанных кирок и тачка без колеса. Сомневаться не приходилось – база экспедиции была именно тут. Впрочем, об археологии тут больше ничего не напоминало. На скамейке стоял огромный таз, наполненный черно-красными спелыми вишнями, а рядом пристроились несколько банок – обитатели базы явно собирались заняться консервированием. На деревянном крыльце небольшого домика стояла кастрюля с чем-то белым, напоминавшим манную кашу, а двор крест-накрест пересекали веревки, на которых демократично разместилось мужское и женское белье.
Келюс, пропадавший в студенческие годы в степных экспедициях и привыкший к их суровому палаточному быту, лишь покачал головой при виде таза с вишнями и кастрюли с манной кашей. Решив подождать кого-либо из обитателей и движимый еще не исчезнувшим любопытством, он склонился над грудой брошенных на произвол судьбы находок. Николай не особо разбирался в средневековой археологии и мог лишь констатировать; что керамика обычная, кухонная, XIV – XV веков.
Внезапно за его спиной прочавкали шаги, Лунин обернулся и обнаружил, что на крыльцо вышел какой-то абориген.
– Добрый день, – начал он, но не тут-то было.
– А ну убирайтесь! – завопил абориген. – Сейчас милицию позову! Хулиганы!
Николай, несколько пораженный такой встречей, поглядел на аборигена внимательней. Перед ним стоял крепкий бородатый парень лет тридцати с уже наливавшимся брюшком, одетый в домашние тапочки и странного фасона штаны, обрубленные у колен и покрытые рисунком в мелкий цветочек. В прежние годы из такой материи в провинции изготовляли летние зонтики.
– Убирайтесь, говорю! – повторил владелец штанов в цветочек и издал звук, немного напоминавший рычание.
– Да уберусь я, бином, – пообещал Лунин. – Мне только нужен Валерий…
Он назвал фамилию самарского бородача, надеясь, что это несколько охладит пыл невежливого аборигена, но вышло иначе. Тот колыхнул брюшком и хмуро оглядел Келюса с ног до головы:
– Нет тут его! Мы этого хулигана здесь терпеть не намерены. Поезжайте на Чабан-Кермен. А вообще, кто вы такой?
– Я из Столицы… – начал было изумленный Лунин, абсолютно не представлявший добряка Валеру в роли хулигана, но тут же осекся.
– Из Столицы, значит?! – возмущенно возопил абориген, словно сам факт визита из Столицы в Судак являлся чем-то аморальным. – Ишь, разъездились! А как ваша фамилия, а? Как фамилия, говорю? Сейчас милицию позову!
– Валяй, бином! – буркнул изрядно обиженный Лунин и, бросив прощальный взгляд на таз с вишней, направился прочь от столь негостеприимного места.
На автостанцию ему удалось взять билет на маленький «пазик», отправлявшийся до Морского, а оттуда, как рассказывал Валерий, было уже недалеко до лагеря экспедиции.
Автобус ехал медленно. В салоне было душно, и Лунин старался не смотреть на морскую гладь за окнами. Голова гудела от усталости, хотелось пить. Келюс, пытаясь не думать о морской прохладе, повернулся в другую сторону и стал разглядывать окрестные пейзажи. Он много раз бывал в Крыму, но восточнее Алушты никогда не забирался. Окрестности Судака поразили – вместо знакомой северокрымской степи и зелени южнобережных гор перед ним расстилалась бесконечная гряда невысоких серых холмов, покрытых редкими зелеными полосами террасных лесопосадок. Изредка мелькали небольшие, заросшие колючими деревьями балки, и вновь, с унылой бесконечностью, ряд за рядом за горизонт уходили покатые серые вершины. В этом странном, навевающем грусть краю чувствовалось что-то древнее, давно уже потерявшее силы и уходящее навсегда.
