— Я ведь предлагал два вопроса, — неожиданно сказал гроссмейстер Меерхоф. — Пока что Мултивак ответил только на первый. По-моему, он располагает достаточно полной информацией, чтобы ответить и на второй.
Уистлер пожал плечами. Он казался сломленным человеком.
— Если гроссмейстер считает, что информация полная, — сказал он, — то можно головой ручаться. Какой там второй вопрос?
— Я спросил: «Что произойдет, если человечество узнает, какой ответ получен на мой первый вопрос?»
— А почему вы это спросили? — осведомился Траск.
— Просто чувствовал, что надо спросить, — пояснил Меерхоф.
— Безумие. Сплошное безумие, — сказал Траск и отвернулся. Он и сам ощущал, как диаметрально изменились позиции его и Уистлера. Теперь Траск обвинял всех в безумии.
Он закрыл глаза. Можно обвинять в безумии кого угодно, но за пятьдесят лет еще никто не усомнился в непогрешимости содружества гроссмейстер — Мултивак без того, чтобы сомнения тут же развеялись.
Уистлер работал в молчании, стиснув зубы. Он снова заставил Мултивака и подсобные машины проделать сложнейшие операции. Еще через час он хрипло рассмеялся:
— Тифозный бред!
— Какой ответ? — спросил Меерхоф. — Меня интересуют комментарии Мултивака, а не ваши.
— Ладно. Получайте. Мултивак утверждает, что, как только хоть одному человеку откроется правда о таком методе психологического анализа людского разума, этот метод лишится объективной ценности и станет бесполезен для внеземных сил, которые сейчас им пользуются.
— Надо понимать, прекратится снабжение человечества анекдотами? — еле слышно спросил Траск. — Или вас надо понимать как-нибудь иначе?
— Конец анекдотам, — объявил Уистлер. — Отныне! Мултивак утверждает: отныне! Отныне эксперимент прекращается! Будет разработан новый метод.
Все уставились друг на друга. Текли минуты.
Меерхоф медленно проговорил:
— Мултивак прав.
— Знаю, — измученно отозвался Уистлер.
Даже Траск прошептал:
— Да. Наверное.
Не кто иной, как Меерхоф, призванный остряк Меерхоф, привел решающий довод. Он сказал:
— Ничего не осталось, знаете ли, ничего. Я уже пять минут стараюсь, но не могу вспомнить ни одного анекдота, ни единого! А если я вычитаю анекдот в книге, то не засмеюсь. Наверняка.
— Исчез дар юмора, — тоскливо заметил Траск. — Ни один человек больше не засмеется.
Все трое сидели с широко раскрытыми глазами, чувствуя, как мир сжимается до размеров крысиной клетки, откуда вынули лабиринт, чтобы вместо него поставить нечто другое, неведомое.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
