– Лис, тебя же не было в этом мире. Как она тебе могла изменять?
– Да откуда я знаю как? Хотя бы и с собственным мужем!
– Лис, еще раз: тебя здесь не было.
– Да? – Сергей задумался. – Ну ладно, но обиду я все равно затаил…
Меж тем трактирщик, услышав лестные слова о матери, стал немного приветливее:
– Да только что я могу сказать вам, господа? Ну, приходит сюда малец от господина художника, всегда в одно время, но что с того? У меня сосиски лучшие в городе, и шпикачки, и окорок… Да вы хоть сами попробуйте, вы же хотели заказать.
– Погоди-погоди, чуть позже, – выдавил я, с тоской глядя на кулинарное великолепие, дурманящее запахами жареного мяса и призывно шкворчащее из-за приоткрытой двери кухни.
– Ты понимаешь, что это значит?
– А шо тут понимать? – звучало в моей голове. – До завтра связной здесь не появится. Он сюда от принца не возвращается. У герцога думают, будто мальчонка отсюда, здесь – в уверенности, иго пацан служит у художника. Как в том анекдоте: жене сказал, что иду к любовнице, любовнице – что к жене, а сам на чердак и работать, работать, работать!
– А как он выглядит? – задал я довольно бестолковый вопрос хозяину заведения.
– А вам зачем? – вновь насторожился рыжий, но по инерции продолжил: – Да как выглядит… мальчишка себе и мальчишка. Лет шестнадцати или около того. Смазливый.
Я поглядел на Сергея. Похоже, больше информации из этого источника почерпнуть не светит. Не сговариваясь, мы повернули к двери.
– А как же заказ?! – неслось нам в спину.
– Я вернусь, обязательно вернусь! Десять лет спустя или двадцать. И мы непременно, слышите, непременно поговорим о вашей матушке! – через плечо бросил Лис.
– Надеюсь, это просто цепь нелепых совпадений, – без особой уверенности начал я, стараясь помочь чувству долга пересилить голод, – но проверить все же придется. Поскольку искать мальчишку-разносчика в Митаве – почти как сухой камень на морском дне, сегодня предлагаю свести знакомство с самим маэстро ван Хелленом.
Глава 2
Идущие в едином строю не всегда стремятся к одной цели.
Гай Юлий Цезарь
Охрана у ворот без лишних расспросов пропустила нас с Лисом во двор резиденции Конде.
– Ты ж только не торопись, – убеждал меня Сергей, – поговори с этим художником от слова «худо» о погоде, о картине Брюллова «Последний день Помпеи»…
– Ее еще не нарисовали.
– К черту подробности! Помпея-то уже в хлам! А от этого прискорбного, но жутко нравоучительного факта плавно перейди к оперативно-практическим увещеваниям.
– Какие уж тут увещевания? Кроме подозрений, у нас в активе ничего нет. Пусто. Так, пара нестыковок. Мальчишка не работает в трактире? Что с того? Он мог и не говорить, что там работает. Просто слуга маэстро приносит из кабака приглянувшиеся тому сосиски и пиво. Французы, как мы помним, не любители этого напитка, впрочем, как и сосисок. Рисунки нес? Так одному богу известно, что на них было. Вроде портреты… да мало ли что посыльный художника может носить взад-вперед? Окна расположены слишком удачно? Так не сам же принц дом строил…
– Брось на другую чашу весов пролетарское чутье хладноглавого чекиста. Я своим горячим сердцем чую, что он – контра недобитая, и мои чистые длинные руки тянутся заключить его в чрезвычайно тесные объятия.
– Нет, контра недобитая – это как раз Конде… Ладно, пообщаюсь с мастером кисти, поделюсь сомнениями с его высочеством, а там посмотрим.
Я поднялся на второй этаж, заготавливая в уме эффектную фразу о любви к живописи. Или об оставленных в родовом замке портретах, или о желании брать уроки у столь замечательного мастера. На площадке второго этажа подле лестницы замер ливрейный слуга в парике с косицей, торчащей крысиным хвостом.
– Я бы хотел видеть маэстро Якоба ван Хеллена.
– Его нет в апартаментах, – заученно склонив голову, ответил лакей. – Господин живописец изволил отправиться к месту своего квартирования. Ему стало дурно, и он попросил его высочество перенести сеанс на завтра.
Я сочувственным жестом приложил руку к груди, включая закрытую связь.
– Лис, ты слышал?
– Слышал, конечно. Думаешь, мальчишка отравил художника?
– Может, он пытался отравить Конде, но что-то пошло не по плану?
– А где живет господин ван Хеллен?
– Мне то неведомо, – с непроницаемо холодным лицом ответствовал мой собеседник.
– Его высочество у себя?
– Принц сейчас не сможет вас принять, у него военный совет.
В голове моей крутились безрадостные воспоминания о старом приятеле Чезаре Борджиа, о манере выпить с обреченным на смерть отравленного вина, а затем отправиться домой, чтобы принять противоядие. И потом, в тени олив, с интересом дожидаться, когда яд подействует на врага.
– Немедленно ступай к принцу! – скомандовал я.
– Но мне не велено…
– К черту повеления! Возможно, жизни твоего господина угрожает опасность! Неизвестно, сколько времени у нас есть, надо действовать быстро.
– Я слушаю вас, месье.
– Мне нужен адрес художника, пара солдат с капралом и лекарь. Бегом, бегом, одна нога там, другая уже снова здесь!
Спустя несколько минут я уже рассказывал принцу Конде о наших с Лисом подозрениях, которые вполне бы могли быть признаны паранойей, если бы этот недуг был уже классифицирован.
– Полагаю, вы заблуждаетесь, друг мой, – выслушав призывы к активным действиям, покачал головой Конде. – Моя жизнь не столь уж важна для общего дела, и потому смерть мало что изменит. Я не Людовик, граф Прованский, и не Карл, граф Артуа[7]. Не будет меня – найдется другой, моложе и, быть может, энергичнее. – Вопреки смирению его слов, мне показалось, что забота о его жизни втайне льстит принцу.
– Ваше высочество, позвольте медику пойти со мной, если вы не верите моим подозрениям. Когда господин ван Хеллен и впрямь заболел, ваше внимание будет ему приятно, а если нет, я и сам задержу его.
– Хорошо, друг мой, но прошу вас, не устраивайте ничего, что могло бы бросить тень на доброе имя французского дворянина. – Принц жестом подозвал лакея. – Распорядитесь вызвать моего личного медика.
Очень скоро мы уже направлялись по указанному адресу.
– …Уже то, что ван Хеллен не остался квартировать во дворце Конде, само по себе подозрительно. Зачем ему снимать отдельную квартиру да еще и так далеко от места работы?
– Во-первых, в резиденции и без того полно народу, во-вторых, нам ничего не известно о характере нашего живописца. Может, он мизантроп и любит уединение, в-третьих…
– Господа, вот его дом. – Доктор указал на двухэтажное строение, довольно обшарпанное, с шорной мастерской и лавкой, занимающими весь первый этаж.
– Сдается мне, господин художник не склонен тратиться на комфорт, – пробормотал я. – А ведь парадные портреты хорошо оплачиваются…
Начинало смеркаться, и хозяин лавки, увидев остановившихся перед его вывеской господ, немедленно выскочил, предлагая купить седла, подпруги, торбы для овса – все очень недорого и лучшего качества. Но, услышав, что всадников интересует не его замечательный товар, а жилец, насупился и, ответив на вопрос, дома ли господин ван Хеллен: «Проходил», – удалился, только дверь брякнула колокольчиком.
Мы обошли неказистое жилище со стороны примыкающего к нему небольшого сада. На второй этаж вела лестница под деревянным навесом, крытым черепицей.
– Господа, – вдруг переполошился лекарь, – смотрите! Здесь на ступеньках кровь!
– И дверь приоткрыта, – мрачно констатировал Лис.
Я скривился, мысленно коря себя за медлительность.
– Позови хозяина, пусть бежит к будочнику[8].
– Ща все будет, – отозвался Лис. – Ты ж только сам пока не суйся. Если наверху труп, хрен потом отмажешься.
Мы прислушались. Из-за двери не было слышно ни звука. Ступени болезненно кряхтели под сапогами, точно сгорбленные немилосердным роком. Кровавые следы виднелись на каждой из досок, а в одном месте я даже заметил нить, зацепившуюся за шляпку гвоздя. Судя по всему, мешковина. В голове сразу возник образ упакованного в старый куль пронзенного тела. «Он или его? – думалось мне. – Кто же был этот самый Якоб ван Хеллен?» Память молчала, отказываясь дать подсказку. Я включил закрытую связь.
– Джокер 1 вызывает базу. Европа-центр, ответьте Джокеру 1.
– Слушаю тебя, Джокер 1, — раздался на канале связи приятный женский голос.
– Срочно нужна объективка на художника Якоба ван Хеллена.
– Минуту. – Голос умолк, но очень скоро в голове послышалось: – Якоб ван Хеллен, тысяча семьсот шестьдесят четвертого года рождения, родом из Гельдерна, сын иллюстратора-гравировщика Самуэля ван Хеллена. Обучался в Амстердаме, затем в Риме, вернулся, пять лет работал при дворе штадтгальтера[9], затем перебрался в Вюртемберг, был придворным художником. Знаменитые картины: «Орфей и Эвридика», «Ясон и Медея усыпляют дракона», ряд портретов…
