– Что за праздник сегодня? Ах, да – Прощёное Воскресенье…
Юрий не считал себя верующим, однако, в церковь всё же иногда заходил: во-первых, модно, во-вторых, «а вдруг попы не врут?..»
– Пожалуй, это – самый лицемерный праздник из всех существующих, – рассуждал он, перестраиваясь в правый ряд. – Вот представьте: живет какой-нибудь подлец и ежедневно делает гадости: кого-то оскорбляет, унижает, обманывает. И всё это со спокойной душой. А зачем ему волноваться, о чём переживать? Придет Прощёное Воскресенье – его и простят. Вздохнет он с облегчением, да на следующий же день тому, кто его накануне простил, опять напакостит. И вновь целый год будет ожидать следующего повода извиниться. А за это время многим можно успеть плюнуть в душу… Шанс для негодяев легко списать все свои грешки – вот что это такое! А порядочным людям, имеющим честь и совесть, такой праздник, как дождь во время наводнения. Они если и виноваты, то извиняются сразу же…
Равнодушно посматривая на величественный храм, Юрий недоумевал:
– Зачем людям нужна Вера? Неудачники ходят в церковь за утешением, слабаки – за ободрением, старики и больные – за надеждой. Но что она может дать лично мне? – всё больше закипал он от крамольных мыслей. – Чего стоит мудрость, не приносящая практической пользы? Мы зарабатываем деньги, потому что без них нет материальных благ и удовольствий, заводим знакомства, чтобы стать сильнее и успешнее, женимся, когда надоедает одиночество. Нам же две тысячи лет талдычат о «страхе Божьем», ограничениях и каких-то обязанностях. На самом же деле от жизни необходимо получить максимум удовольствия… А есть ли хоть одна Божья заповедь, которую я не нарушил? – переключая скорость, подумал он и стал вслух перечислять: – «Не убей», «Не укради», «Не прелюбодействуй», «Почитай отца и мать»… Дальше не помню. Всё это – не для меня…
Проспект изогнул свою лебединую шею вправо. На долю секунды Юрий перевел взгляд на зеркало заднего вида. Как вдруг…
– Куда ты… прёшь!.. – непроизвольно вырвалось у него.
Завизжали тормоза. Сила инерции бросила тело вперед. Машина замерла на «зебре», прямо перед старушкой в сереньком пальтишке, которая пыталась перейти улицу на красный свет. Юрий не успел ни испугаться, ни порадоваться своей отличной реакции, как ощутил сильный удар в бампер… Его толкнуло вперед, голова откинулась на подголовник, а старушка пропала из поля зрения… Сознание словно переключилось в иной скоростной режим, а все события как бы застыли на месте…
…Приёмный отец, посвятивший всю свою жизнь авиации, выбрал для меня Ставропольское училище лётчиков и объяснил: «там есть несколько факультетов, но я хочу, чтобы ты стал „наземным“ штурманом». Я, конечно же, поступил на «лётчика»… Правда, только со второй попытки. А причиной тому – излишняя самоуверенность. Уже в девятом классе папа познакомил меня с лейтенантами — выпускниками этого училища, служившими на Балтике. Они-то и «напели мне песен» о том, чтобы я с учебой особо не «напрягался», лишь бы по здоровью прошёл, поскольку берут даже с двойками. Так я в первый раз и «пролетел». Зато уверовал в мистику…
Предыстория этого случая была такова… Приёмная матушка умерла от неизлечимой болезни, когда мне было всего пятнадцать лет, а в конце выпускного класса меня постигло очередное горе: неожиданно и довольно глупо погиб отец. Он поехал с друзьями на рыбалку и утонул в заливе. В тот воскресный день ничто не предвещало беды. А в час, когда далеко от дома случилось несчастье, мне внезапно стало душно, и я вышел подышать на балкон. Вдруг откуда-то сверху слетел белоснежный голубь и уселся на моё плечо…
Вам когда-нибудь садился на плечо голубь? Мне тоже — ни разу. Ни «до», ни «после»… Удивлённый я взял птицу в руки, занёс в нашу квартиру и насыпал на кухонный стол крошек. Голубок не вырывался и не улетал. Он склевал угощение и снова сел ко мне на плечо. Так мы и вышли обратно на балкон. Птица вспорхнула, сделала небольшой круг над нашим домом и улетела навсегда. А вечером мне сообщили о смерти отца. Я уверен, что тот голубь был его душой, решившей со мной попрощаться…
Вспомнил я всё это потому, что перед самым отъездом на вступительные экзамены в Ставрополь, мне приснился покойный отец – злющий-презлющий. Он мне кричал: «Учи физику!..» Я бы, наверное, забыл тот сон, если бы потом не получил двойку именно по физике, из-за которой меня и отправили обратно домой. Конечно, во всех своих бедах я тогда обвинил молодых лейтенантов. А отец больше никогда не снился…
Пришлось мне окончить подготовительные курсы и ехать поступать на следующий год. Во второй раз я всё сдал на «хорошо» и «отлично», но вот что обидно: в том году здоровяков брали даже с двойками… Так я оказался среди своих единомышленников, и первое время был этим очень доволен и страшно горд. Бытовые неудобства и тяготы армейской жизни меня совершенно не пугали. Мне нравилось всё: и чай – «белые ночи», и перловка – «дробь-шестнадцать», и мясо «белого медведя», точнее – то сало, которое мы получали в лётной столовой вместо порционной свинины… Не обижался я и на подколки ребят из других училищ: «В самолёте всего две деревянные части… в их числе – голова пилота…» Ведь прекрасно помню, как многие из нас не могли пройти простейшие тесты. Например, преподаватель задаёт вопрос: «два в квадрате?» Отвечаем: «четыре». «Четыре в квадрате?» – «шестнадцать», а «угол в квадрате?..» – молчим… Самое интересное, что когда говорили: «Подсчитано, что лётчик в критической ситуации принимает до десяти решений в одну секунду…» – то у нас это действительно получалось. Видимо, преобладали какие-то качества, более важные для лётного дела…
Но самое главное – реальная лётная подготовка началась непосредственно с первого курса: самостоятельные вылеты, пилотаж… Романтика! Там для меня открылась совершенно иная реальность, и посчастливилось испытать абсолютно новые, необыкновенные ощущения! Вот тогда-то я и понял, что нет ничего выше, чище и прекраснее Неба! Как же хотелось остаться в нём навсегда! Раствориться в этой бесконечной синеве, тишине и радости!
Однако мне была уготовлена совершенно иная судьба… Человека всегда что-то ведёт по жизни. Незадолго до окончания первого курса я познакомился с пареньком, который всё свободное время проводил за чтением каких-то книжек. Как-то «от нечего делать» я его спросил:
– Что ты постоянно читаешь?
– Стихи, – ответил он мне
Я чуть не упал, поскольку был уверен, что «стишками» увлекаются только девчонки! Однако любопытство и недоверие пересилили.
– Покажи, – попросил я.
Как сейчас помню – это был томик Эдуарда Асадова. И товарищ охотно мне объяснил, что он – слепой поэт, фронтовик.
– Как незрячий человек может писать стихи? – ещё больше удивился я.
– А ты возьми и почитай… – предложил мне сокурсник.
И всё… Я – пропал! Как будто запруду прорвало в моей душе! В гарнизонной библиотеке я ознакомился с творчеством всех поэтов, которые там только были. Читал днём и ночью, как будто навёрстывал упущенное время. В окружении людей мне теперь частенько становилось скучно, а вот с книжкой – никогда! На сослуживцев я смотрел как бы со стороны и видел то, что не замечали другие. Это не замедлило сказаться на моем характере и «моральном» облике. Вскоре я стал очень задумчивым курсантом: отвечал невпопад, задавал командованию «неудобные» вопросы… А таких в армии не любят! Меня неоднократно, но тщетно пытался перевоспитывать замполит, «строить» – начальник училища, запугивать – особист… Больше всего начальников бесила фраза: «Извините, но я думаю, что вы неправы…» «Найди в Уставе слово «думать»! – орали они.
Кончилось всё тем, что в начале второго курса я решил «поставить крест» на своей офицерской карьере. Конечно, если бы отец был жив, то он меня как следует «взлохматил» и направил на «путь истинный», но так сложилось, что посоветоваться было уже не с кем. Свой выбор я сделал самостоятельно, чем резко поменял свою просчитанную на четверть века вперед судьбу… Согласно закону «О всеобщей воинской обязанности»» меня отправили дослуживать положенный срок в строевую часть. Там изменились не только окружение и среда моего обитания, но и что-то серьезно «сломалось» в самой душе. Так я начал «катиться по наклонной плоскости»…
…Треснувшее яблоко с розовым бочком, удивительно похожее на алое закатное солнце, катилось по дорожному покрытию… На проезжей части лежала женщина лет семидесяти. Очки в роговой оправе с одной разбитой линзой валялись в стороне. Из-под белого платочка выбивались серебристые пряди. Подол старомодного платья некрасиво задрался и демонстрировал порванный и испачканный кровью чулок. Первое, что Юрий с удивлением отметил: никакой жалости к несчастной старушке он не испытывает: ни сочувствия, ни сострадания, ни милосердия! Ничего христианского, да и просто – человеческого! Никаких других чувств, кроме досады и страха. Страха наказания… Даже в животе сделалось противно и щекотно, как во время воздушной «ямы» на борту самолёта. Он и не заметил, как виновник происшествия, врезавшийся в него ссади, скрылся…
