Куэнкэй-Ну рассерженно зашипел, выгнув хвост, затем полоснул костяными пальцами по голове мертвого мантулис, разодрав кожу до черепной кости. Кровь бывшего соперника уже свернулась, и из ран выступила лишь мутная сукровица. Но немного полегчало. Ладно, гордость подождет, сейчас у него есть занятие поважнее. Раз он задумал основать новый род, то небесная пища пригодится ему самому.
Куэнкэй-Ну одним прыжком соскочил с ветки на землю, пританцовывая от возбуждения, подбежал к самке, все еще испуганно прижимавшейся к боку пожирателя веток, словно парализованный зверь способен был ее защитить от гремящей с неба угрозы, насмешливо фыркнул и осторожно провел костяными иглами по ее загривку. Самка заметно успокоилась и доверчиво потянулась к охотнику, признав его своим повелителем. Куэнкэй-Ну деловито погладил ей брюшко, определяя, сколько там могло остаться яиц, и довольно зашипел, ощутив его упругость. Самка попалась очень плодовитой. Чем крупнее пища, тем больше на нее уходит яиц, и тем многочисленнее будет вылупившееся потомство. Но, несмотря на размеры пожирателя веток, самка потратила на него лишь половину будущего выводка.
Великолепные перспективы.
И не менее серьезные затруднения.
Он не мог уйти, оставив свое потомство без охраны. Не только чужие охотники могли добраться до пожирателя, но и другое лесное зверье. Самка – слишком нежное создание, она не сможет защитить потомство. И забрать ее с собой сейчас нельзя, без нее молодые куарай просто не выведутся. Своей хвостовой иглой она должна постоянно вводить в плоть пожирателя порции фиссу,[16] способствующей пробуждению и развитию молодняка из яиц. Но и небесная пища может снова улететь.
Злость вернулась, спугнув хорошее расположение духа.
Неразрешимая проблема заставила его лихорадочно метаться вокруг пожирателя в попытках придумать выход, костяные иглы пальцев безжалостно кололи мягкую землю, срывая мох, но он этого не замечал. Успокоенная самка флегматично жевала кустик чхой,[17] оказавшийся поблизости, но и она Куэнкэй-Ну сейчас не интересовала. Предок-куарай благосклонен к нему, раз послал такой щедрый двойной дар, но Куэнкэй-Ну не мог разорваться, чтобы принять все. Значит, нужно решить, что важнее…
И Куэнкэй-Ну сразу успокоился.
Это же было очевидно. Конечно же – его потомство. Еще неизвестно, что и как получится с этой небесной пищей, а туша пожирателя веток с молодняком охотника внутри – вот она, только лапу протяни. Живая и теплая…
Слишком живая, неожиданно понял охотник, оборачиваясь в стремительном прыжке. И все равно опоздал.
Присев на все четыре лапы рядом с тушей пожирателя веток, самка в этот момент, выгнув над своим плечом хвост, как раз вводила жало в боковой рот пищи, обогащая яйца необходимой фиссу. Куэнкэй-Ну еще находился в прыжке, когда ближайший к самке толстогубый рот жертвы вдруг широко распахнулся. Мускульный мешок рта выдвинул вперед тупые роговые челюсти и сомкнул их на плече ничего не успевшей понять самки. Раздался хруст костей…
Жало охотника с лету вонзилось в язык пожирателя, впрыснув большую дозу яда, и только потом его лапы коснулись тела зверя. Куэнкэй-Ну пружинисто оттолкнулся от панцирной туши, отскакивая на безопасное расстояние. Но челюсти пожирателя уже замерли, мгновенно обездвиженные, а покалеченная самка медленно повалилась ничком, распластав по земле крылья. Укус зверя не только разорвал ей плечо, но и сломал позвоночник. Самка умирала.
Куэнкэй-Ну не хотел думать о причинах, по которым его настигло ужасное проклятие предка. Возможно, яд юного мантулис оказался недостаточно хорош и не сумел надежно парализовать пожирателя, возможно, небесный гром летающего гнезда каким-то образом сумел привести, пусть и не полностью, пожирателя в чувство, возможно…
Можно было предполагать что угодно, почему это произошло. Но Куэнкэй-Ну просто не мог думать. Он нахлынувшей боли и горечи Куэнкэй-Ну громко и протяжно зашипел. Жестокое разочарование помутило его разум.
Без самки и ее ухаживания за пищей ему потомство не вывести. Молодняк внутри пожирателя вскоре умрет, не получив развивающей подпитки, а как самец, Куэнкэй-Ну ничем не мог ему помочь. Едва вылупившись, его детеныши были обречены.
Разум Куэнкэй-Ну охватило дикое бешенство. Он завертелся вокруг оси, не в силах остановиться на месте, от его когтей во все стороны полетели клочья мха и влажной земли. Он попытался ухватиться зубами за собственных хвост. Ужасная потеря. Ужасная, ужасная потеря… Ему требовалось немедленно на ком-нибудь выместить ярость, пока она не сожрала его разум окончательно.
Бешеный взгляд охотника упал на мертвого мантулис. Это он виноват! Никчемный слабак! Позволил себя убить! Не сумел правильно обездвижить пищу! Будь ты проклят своим ненастоящим камнем-предком!
Он метнулся к мертвому врагу, вспрыгнул на его покачивающееся в ветвях тело и вонзил когти в его плоть. Плоть поддавалась плохо, ее было слишком мало – как и у любого охотника, и когти сразу упирались в костяк под кожей и тонким слоем мышц. Этого показалось мало. Куэнкэй-Ну попытался сорвать мертвеца с ветки, но окоченевшие пальцы держались крепко. Тогда он замолотил всеми когтями, кромсая ему лапы, разорвал плоть, содрал ее с костей. Затем перегрыз суставы, и тело мантулис наконец шлепнулось на землю.
Схватив его передними лапами, Куэнкэй-Ну, в бешенстве совершенно не чувствуя веса, поднял его над головой и швырнул как можно дальше. Тело ударилось в густой куст куарай и застряло в ветвях. Куэнкэй-Ну свирепо зашипел. В два прыжка подскочил к нему, выдернул из ветвей и швырнул другую сторону. Некоторое время он носился по лесу, бил труп о землю, о стволы деревьев, ломал им кусты, полосовал хвостовым жалом и когтями всех четырех лап…
Когда ярость оставила его, от разорванного на куски трупа мантулис мало что осталось. Куэнкэй-Ну угрюмо побрел обратно к пожирателю и мертвой самке. Его била дрожь, мышцы охватила слабость и усталость.
Свой род ему теперь не основать. Мечты жестоко разрушены.
Придется позвать самку из своего племени, самку, уже оплодотворенную другим охотником, и чужой молодняк сожрет пищу вместе с несозревшим потомством Куэнкэй-Ну. Думать об этом было невыносимо…
И мятежные мысли вновь набрали силу.
А почему бы не присвоить и ее? Почему бы и нет? Он не позволит ей отложить чужие яйца, зато заставит вывести его потомство, нужно лишь возобновить ухаживание …
Некоторое время он колебался, не зная, как поступить. Затем, стиснув клыки, забрался на ближайшее дерево, решившись исполнить ритуал зова. Его родовое гнездо было далеко, с такого расстояния он смог послать только призыв, несущий мало сведений, и очень надеялся, что никто не заподозрит его мятежных мыслей.
Ответ пришел довольно быстро. Его призыв перехватили охотники, которым выпало в этот день охранять родовое гнездо. Свободной самки не оказалось. Видимо, сегодня охота была удачной для многих куарай. Поэтому Куэнкэй-Ну приказали ждать и охранять пищу.
План провалился снова. Пожиратель веток, парализованный ядом охотника, может ждать очень долго, пока настанет момент превратиться в пищу, но его, Куэнкэй-Ну, молодняк за это время умрет.
Куэнкэй-Ну исступленно зашипел…
И заставил себя успокоиться.
За такую добычу, как пожиратель, его все равно должны простить. Ему придется лишь набраться терпения…
В этот момент он вспомнил о небесной пище. А как же быть с ней? Если бы не приказ из гнезда, он мог бы сбегать на разведку, выяснить все на месте. А теперь не может. Нужно охранять добычу. Да и расстояние слишком большое, передать подробную информацию о небесном гнезде невозможно. Его не поймут. Но он не может не предупредить, Содоруй-Да и так имеет на него зуб. Значит, придется бежать к своему гнезду поближе, чтобы послать точную весть. Но он – безголосый, он не имеет права нарушить уже полученный приказ…
Опять двойственная ситуация, разрывающая его пополам.
Куэнкэй-Ну задрожал от гнева…
И снова заставил себя успокоиться. На этот раз получилось легче. Его воля постепенно крепла. За сегодняшний день он исчерпал большой запас нервной энергии, неистовство ушло, оставив внутри лишь усталость.
Будь что будет.
Куэнкэй-Ну швырнул свое тело вперед и помчался по лесу длинными, почти летящими прыжками. Он должен все проверить сам. Нужно понаблюдать, собрать побольше сведений о поведении новой пищи. Это может оказаться куда важнее одного пожирателя, пусть и такого крупного.
А затем он будет действовать по обстоятельствам…
Глава 4
Пища не улетела.
