– Можете быть уверены, сэр, я вас не подведу, – заверил я с приличествующей случаю поспешностью.
– Очень хорошо, сэр, иного я и не жду. Сейчас вкратце объясню, что вам предстоит сделать. Только что открылась железнодорожная ветка до Жолтева – это небольшой городок в полутораста милях отсюда. Так вот, мне хотелось бы раньше других одесских фирм начать закупки продуктов в этих краях, разумеется по самым низким ценам. Вы отправитесь на поезде в Жолтев, повидаетесь там с господином Демидовым, самым богатым землевладельцем в уезде. Постарайтесь сойтись с ним на самых выгодных для нас условиях. Имейте в виду: и я, и мистер Демидов желаем, чтобы дело было улажено тихо и, насколько возможно, втайне – словом, чтобы никто ничего не знал до той минуты, как зерно появится в Одессе. Я хочу этого в интересах фирмы, Демидов – из-за угроз крестьян, противящихся вывозу зерна за пределы уезда. Вас встретят на вокзале. Отправиться вам необходимо сегодня же вечером, получив предварительно деньги на необходимые расходы. Желаю успеха, мистер Робинсон! Надеюсь, вы оправдаете моё доброе мнение о ваших деловых качествах.
– Грегори, – проговорил я, входя в контору с чувством собственной значительности, – хозяин посылает меня с поручением! Заметь, голубчик: с секретным поручением. Речь идёт о тысячах фунтов! Одолжи-ка мне свой дорожный чемоданчик – мой, знаешь ли, слишком бросается в глаза – и вели Ивану уложить мне вещи. Меня ждёт русский миллионер. И учти: ни слова никому из нашей шатии в конторе Симкинса, не то мы всё дело провалим. В общем, будь нем как рыба, дружище!
Как меня восхищала моя исполненная таинственности роль! В избытке чувства возложенной на меня ответственности я в глубокой задумчивости целый день прослонялся по конторе с видом отъявленного заговорщика. И когда вечером я украдкой явился на станцию, случайный наблюдатель по моему поведению, конечно бы, заключил, что я только что ограбил какую-нибудь кассу, содержимое которой упрятал в маленький чемоданчик Грегори. Кстати, с его стороны было ужасно неосторожно оставить на чемодане английские наклейки, пестревшие там и сям. Мне оставалось только надеяться, что все эти «Лондоны» и «Бирмингемы» не обратят на себя внимания или что, на худой конец, ни один из торговцев хлебом и зерном не сумеет догадаться по ним, кто я и в чём состоит моя миссия.
Заплатив деньги и получив билет, я притаился в уголке удобного русского вагона и предался мечтам о неожиданном счастье, на меня свалившемся. Диксон становится стар, и, если я сумею ухватиться как следует, передо мной откроются небывалые перспективы. В мечтах я добрался до компаньонства в фирме. Колёса, казалось, громко и ровно выстукивали: «Бэйлей, Робинсон и К°», «Бэйлей, Робинсон и К°». Этот однообразный рефрен навевал непреодолимую дремоту, и я в конце концов погрузился в тихий и глубокий сон. Да, знай я, что меня ожидает в конце пути, едва ли бы я смог тогда почивать в своё удовольствие.
Проснулся я с неприятным чувством, что кто-то пристально на меня смотрит. Я не ошибся: высокий смуглый человек сидел на противоположной скамейке, и его чёрные пытливые глаза сверлили меня, словно пытаясь заглянуть мне в самую душу. Потом я заметил, что он перевёл свой взгляд на мой чемодан.
«Боже правый, – подумал я, – это наверняка агент Симкинса. Надо же было Грегори, болван он безголовый, оставить свои дурацкие наклейки!»
На минуту я закрыл глаза, а открыв их, вновь поймал на себе пытливый взгляд незнакомца.
– Я вижу, вы из Англии? – спросил тот по-русски, показывая ряд белых зубов и раздвигая губы, что у него, вероятно, означало любезную улыбку.
– Да, – отвечал я, стараясь напустить на себя беззаботный вид, но с тоской чувствуя, что у меня это не выходит.
– Должно быть, путешествуете для собственного удовольствия? – спрашивает этот тип.
– Да, – горделиво отвечаю я, – разумеется, для собственного удовольствия, для чего же ещё?
– Несомненно, ради чего же ещё? – подтвердил он с оттенком насмешки в голосе. – Англичане всегда путешествуют удовольствия ради, не правда ли? Только так и не иначе.
Подобное поведение было по меньшей мере странно. Объяснений тому могло быть только два: либо он сумасшедший, либо – агент какой-нибудь фирмы, посланный с тем же поручением, что и я, и желавший теперь показать мне, что он видит меня насквозь.
Любое из этих предположений было одинаково неприятно, и я почувствовал немалое облегчение, когда поезд въехал наконец в какой-то низкий сарай, игравший, по-видимому, роль вокзала в процветающем городке под названием Жолтев. Здесь я был призван оживить промышленность и направить местную кустарную торговлю в великое мировое русло. И потому, ступив на платформу, я ожидал увидеть чуть ли не Триумфальную арку в свою честь.
Меня должны были встретить, как предупреждал мистер Диксон. Я вглядывался в серую толпу, двигавшуюся по перрону, но господина Демидова нигде не мог обнаружить. Внезапно человек славянского типа, с небритым подбородком, быстро прошёл мимо и глянул сперва на меня, а потом на мой чемодан – причину всех моих тревог. Он тут же исчез в толпе, но вскоре снова появился и, проходя рядом и почти коснувшись меня, прошептал:
– Следуйте за мной, но на расстоянии.
Засим он весьма прытко направился из вокзала на улицу. Да, таинственности не занимать! Я бежал за ним следом с чемоданом в руке и, свернув за угол, вдруг натолкнулся на грязные дрожки, меня поджидавшие. Мой небритый друг распахнул замызганную дверцу, и я смог взобраться на протёртое сиденье.
– А что, господин Деми… – начал было я.
– Тсс! – шёпотом прервал он меня. – Никаких имён, никаких! Даже у стен есть уши. Сегодня вечером вы всё узнаете.
С этим туманным уверением он захлопнул дверцу, сел на козлы, хлестнул лошадей – и мы взяли с места в карьер такой рысью, что мой черноглазый знакомец по купе, которого я вдруг заприметил на улице, в изумлении остановился и ещё долго провожал нас взглядом, пока мы не исчезли у него из виду.
Трясясь в отвратительной, лишённой рессор повозке, я предавался размышлениям о странных обстоятельствах своего дела.
«Да, а ещё говорят, что дворяне – угнетатели России, – размышлял я. – Видать, всё как раз наоборот, взять хотя бы того же разнесчастного господина Демидова. Ведь он боится, что его же бывшие крепостные восстанут и убьют его, коли он, вывозя из уезда зерно, подымет на него цену. Вообразите себе только, что вы вынуждены прибегать ко всей этой таинственности и скрытности для того только, чтобы продать свою же собственность! Это, пожалуй, даже похуже, чем быть ирландским помещиком. Просто чудовищно! Однако он, как погляжу, живёт не в особенно-то аристократическом квартале», – заключил я свои размышления, оглядев узкие кривые улицы и грязных, дурно одетых московитов, попадавшихся по дороге. Жаль, что со мною нет Грегори или ещё кого-нибудь из наших, – дело-то ведь опасное, отчаянное-таки дело! Здесь ведь и горло могут перерезать. Ах, боже мой! Он натягивает вожжи. Кажется, приехали!
Да, по всей видимости, мы и впрямь приехали: дрожки встали и косматая голова моего возницы показалась передо мной.
– Это здесь, премногоуважаемый мэтр, – сказал он, помогая мне выйти.
– Что же господин Деми… – начал я.
Но он снова прервал меня.
– Что угодно, только не имена, – прошептал он. – Никого, решительно никого, ради всего святого, не называйте! Вы привыкли жить у себя в свободной стране, здесь же совсем не то. Будьте осторожнее, высокочтимый!
И он свёл меня по выложенному камнями проходу, затем помог подняться по лестнице в конце его.
– Посидите несколько минут в этой комнате, сударь, – сказал он, отворяя дверь, – а тем временем вам будет приготовлен ужин.
С этими словами он ушёл и оставил меня наедине с моими думами.
«Ладно, – подумал я, – каков бы ни был дом Демидова, слуги его, во всяком случае, хорошо вышколены. Святители божьи! – „премногоуважаемый мэтр“!.. Ха-ха! Хотел бы я знать, как он называет старика Диксона, коли так вежлив с его конторщиком?.. Хорошо бы выкурить здесь трубочку. Кстати, помещение выглядит как-то по-тюремному».
И в самом деле, оно было похоже на тюрьму: дверь железная и необыкновенно крепкая, а единственное окно заделано частой решёткой. Деревянный пол скрипел и гнулся под моими шагами. И пол, и стены были запачканы кофе или какой-то другой тёмной жидкостью. В общем, это было далеко не то местечко, где у человека могут возникнуть причины развеселиться.
Едва я окончил свой осмотр, как услыхал в коридоре звук приближающихся шагов и дверь открыл мой приятель по дрожкам. С многочисленными поклонами и извинениями за то, что оставил меня в «расходной комнате» – или «комнате для расходов» – буквально так он и назвал её, а я что-то не знаю, как это правильнее перевести с русского на английский, он объявил, что обед готов, и повёл меня по коридору в большую, великолепно убранную комнату. В центре был накрыт стол на двоих, а около печи стоял человек несколько старше меня. При моём появлении он обернулся и шагнул мне навстречу с выражением глубочайшего почтения.
