Последовавшая за этим кровавая бойня унесла жизни от 300 до 500 тысяч индонезийцев, которых подозревали в связях с коммунистами — это было одно из самых кровавых массовых убийств века, которое можно смело поставить в один ряд с политическими репрессиями Адольфа Гитлера, Иосифа Сталина и Мао Цзэдуна. Еще примерно миллион жителей страны были брошены в застенки и тюремные лагеря. На волне антикоммунистических настроений в 1968 году Сухарто стал президентом Индонезии.
К моменту моего прибытия в страну цели американской внешней политики в отношении Индонезии уже четко оформились: поставить заслон распространению коммунизма и всячески поддерживать президента Сухарто. Считалось, что он будет служить интересам Вашингтона примерно так же, как это делал шах Ирана. Эти два политических деятеля были во многом схожи: оба алчные, тщеславные, жестокие. Мы же не только жаждали индонезийской нефти, но и хотели сделать эту страну образчиком успешного антикоммунистического режима для остальной Азии, да и всего исламского мира.
В задачу консалтинговой фирмы, которая была моим работодателем, входила разработка проекта интегрированных энергетических систем, что позволило бы самому Сухарто и его дружкам из правительства поскорее развить индонезийскую промышленность, еще больше набить карманы, ну и, конечно, на долгие годы сохранить в стране американское господство. Моя собственная задача заключалась в том, чтобы подготовить экономическое обоснование для получения Индонезией кредитов у Всемирного банка, Азиатского банка развития и американского Агентства международного развития (USAID).
Вскоре после моего приезда в Джакарту команда MAIN в полном составе собралась в элегантном ресторане на последнем этаже отеля Intercontinental Indonesia. Слово взял руководитель нашего индонезийского проекта Чарли Иллингуэрт, который в двух словах резюмировал нашу главную задачу: «Мы здесь для того, чтобы — ни много ни мало — вырвать эту страну из тисков коммунизма». И добавил: «Все мы знаем, насколько наша собственная страна зависит от поставок нефти. Индонезия может стать нам мощным союзником. Не забывайте об этом, претворяя в жизнь наш генеральный план. Делайте все возможное, чтобы нефтяная промышленность и все обслуживающие ее отрасли — порты, нефтепроводы, строительные компании — в отношении энергетики были бы обеспечены всем тем, что им может понадобиться, на протяжении всех 25 лет действия нашего плана».
По существовавшему в те годы в Джакарте обычаю большинство правительственных учреждений открывалось рано, уже в семь утра, и работало до двух часов пополудни. Примерно в середине дня чиновники делали перерыв, чтобы немного перекусить, выпить кофе или чай, а обедать предпочитали без спешки, уже после того как кончался официальный рабочий день.
Я взял себе за правило к этому времени быстренько возвращаться в отель, переодеваться в плавки и спускаться в бассейн, где заказывал в баре сэндвич с тунцом и кружку охлажденного местного пива Bintang Baru. И хотя я исправно таскал за собой кейс, набитый деловыми бумагами, скапливающимися после многочисленных деловых встреч, это было чистой уловкой, чтобы обмануть самого себя. Меня гораздо больше занимали иные занятия — я совершенствовал свой загар и вожделенно разглядывал юных красоток в соблазнительных бикини. Это были в основном американки, скучающие жены рабочих и инженеров, дни напролет пропадавших на отдаленных стройках, или менеджеров, просиживающих в офисах в самой Джакарте.
Очень скоро меня очаровала одна из этих прелестниц, примерно моих лет и явно с примесью восточных кровей. Она выделялась не только грациозным, изящным телом, но и удивительно дружелюбным видом. В том, как она держалась, кокетливо потягивалась, ныряла в воду или посылала мне улыбку, заказывая бармену на английском какую-то еду, мне чудилось что-то завлекающее, словно она приглашала меня к флирту. А я, как дурак, в смущении отворачивался и, наверное, даже краснел, кляня в душе слишком пуританское воспитание, которое дали мне родители.
Как я вскоре заметил, примерно в четыре, примерно через час-полтора после того как я занимал свой пост на бортике бассейна, к ней присоединялся мужчина. Уверен, это был японец. Он всегда появлялся в строгом деловом костюме, что было несколько неожиданно в стране, где требования к официальному виду ограничивались брюками свободного покроя и отутюженной рубашкой навыпуск, обычно из батика местного производства. Немного поболтав о чем-то, эта парочка обычно исчезала, а я, как ни искал, никогда не встречал их ни вместе, ни поодиночке — ни в баре отеля, ни в ресторане, ни где-либо еще. Казалось, они бывали в бассейне и нигде больше.
Как-то днем, спускаясь в лифте на первый этаж отеля, я призвал всю свою решимость и дал себе слово, что сегодня непременно подойду к девушке и даже заговорю с ней. В самом деле, думал я, что я теряю? Известно ведь, что она замужем за тем японцем, но я-то ведь ни на что и не претендую — скажу, мол, соскучился по родному языку и просто хочу поболтать с соотечественницей. Ей и возразить будет нечего. Приняв твердое решение, я возликовал.
Направляясь к бассейну и предвкушая разговор с моей красавицей, я испытывал приятное волнение и даже мурлыкал под нос какую-то славную песенку. Но вот незадача! Подойдя к бассейну, я обнаружил, что ее привычное место пустует. Смущенный и сбитый с толку, я застыл возле входа. Потом завертел головой во все стороны в отчаянной надежде ее увидеть. Но очаровательницы нигде не было.
Бросив кейс возле ближайшего шезлонга, я устремился в прилегающие к бассейну сады. Раньше я как-то не интересовался ими, а тут обнаружил, что они довольно-таки обширны. Райские сады, да и только — море восхитительных цветов всех мыслимых и немыслимых расцветок, все благоухает, тут и там на ветках сидят сказочно красивые птички. Мне попались на глаза заросли бромелий — я вспомнил, что видел точно такие же на Амазонке, — но сейчас, глядя на них, испытывал только острое сожаление об утраченной возможности полюбоваться ими вместе с ней.
Пальмы и экзотические кустарники сплетались, образуя множество укромных уголков. Я подумал, что она могла скрыться от посторонних глаз по ту сторону живой изгороди, и представил, как она лежит на полотенце среди изумрудной травы. Я рванулся огибать чертову изгородь, но лишь вспугнул своим топотом какую-то женщину, которая, видимо, устроилась там позагорать. Она приподнялась, судорожно натянув на грудь спущенный верх бикини, и грозно уставилась на меня, будто уличая в подглядывании. Видимо, нечто подобное содержалось и в словах, что она прокричала мне в лицо на непонятном языке. Я извинился со всей учтивостью, на какую был способен, и ретировался в сторону бассейна, где валялся мой брошенный впопыхах кейс.
Дождавшись, когда ко мне подойдет официант, я жестом указал на пустовавшее кресло, которое она обычно занимала. Официант услужливо закивал, улыбнулся, показывая, что понял меня, и схватился за кейс, видимо, намереваясь поставить его на пустое кресло.
«Нет, нет, tidak, — энергично запротестовал я. — Женщина, что сидела здесь. Где она?»
Я полагал, что официант бара при гостиничном бассейне должен бы знать своих постоянных клиентов и их привычки, тем более когда речь шла о даме, у которой был такой приметный спутник — японец в строгом офисном костюме.
«Нет, нет, tidak», — бодро повторил он за мной.
«Да, так куда она ушла?» — при этом я энергично воспроизвел руками и плечами вопросительный жест, который, как я полагал, должен был быть понятен любому человеку.
Официант исправно скопировал мою нехитрую пантомиму и с идиотской улыбкой повторил мои слова: «Так куда она ушла?»
«Да, — подтвердил я. — Так куда?»
«Да, так куда», — вновь как попугай повторил он. Затем вопросительно пожал плечами, и на его лице расплылась загадочная улыбка чеширского кота из «Алисы в Стране чудес». Решив усилить впечатление, официант щелкнул пальцами и сказал: «Да». Ему, видите ли, было смешно.
Мне не оставалось ничего другого, как подавить тяжелый вздох и смириться с полным провалом моей теории о всезнайстве официантов при гостиничных бассейнах.
«Сэндвич с тунцом и кружку Bintang Bara?» — озвучил бармен мой всегдашний заказ.
Вздохнув, я лишь кивнул ему в ответ. Довольный достигнутым наконец пониманием, он рысью удалился.
Тем временем наступило четыре часа пополудни — время, когда к прелестной незнакомке всегда присоединялся ее спутник, — потом полпятого, пять. Однако ни она, ни он так и не появились. До крайности разочарованный, я поплелся в свой номер, принял душ, оделся и вышел. Я ощущал непреодолимое желание вырваться из отеля. Мне казалось, что, окунувшись в атмосферу города, я немного отвлекусь и развеюсь.
2
