не стремились обнаружить своего присутствия в реке жизни. Пусть даже в любой момент могли перекрыть ее устье.
Но на этой неделе ни съемок, ни студийной работы не намечалось, а потому можно было позволить себе немного расслабиться.
— Хорошо, давай. Только это может быть надолго.
— Сдается мне, мы можем себе это позволить. — Шири рассмеялась, лениво сползая с кровати и наблюдая за тем, как Эфрат укрывает черным шелком рельеф мышц, украшавший ее спину.
Комната была наполнена полумраком, только по углам стояли тусклые лампы, чей свет едва пропускали витражи от Тиффани, ставшие легендарными благодаря своему участию в оригинальном сериале «Семейка Аддамс», впоследствии появившись во множестве цветных лент. Эфрат встала с кровати и подошла к туалетному столику, стоявшему напротив. Ничего необычного, подобных столов с зеркалами в тяжелой раме существовало огромное количество в то время, когда корсеты еще были в моде. Она присела на табурет.
— Как ты думаешь, почему мы отражаемся в зеркалах? Хотя легенды рассказывают обратное? — Ее золотые волосы рассылались по плечам, отражая и приумножая даже тусклый свет.
— Потому что легенды рассказывают люди, а им свойственно замечать только то, что они могут пережить и понять. Либо то, что уже знают. И, кроме прочего, у нас все-таки есть тела. — Шири погрузила в золотой водопад свои тонкие пальцы, каждый из которых был увенчан острым рубиновым ногтем.
— Ценное замечание. Но ведь не все такие, как мы. Возможно, есть и те, кто не отражается в зеркалах. Я слышала о таких, кто может восстанавливать собственные тела, пусть даже те подвержены гниению и разложению.
— Да, жить в теле, которое досталось тебе неизвестно какими путями и которое почти не связано с тобой, очень неудобно. — Лицо Шири мерцало в отражении и постепенно начало терять очертания, в то время как ее руки продолжали расчесывать волосы Эфрат.
И вот уже Эфрат никого не видела в зеркале, кроме самой себя, а ее локоны шевелились будто сами по себе, подобно змеям на голове какого-нибудь древнего божества, последние упоминания о котором сохранили греки.
— Но ведь наша история куда старше любого из известных письменных или устных преданий, мало ли что еще может быть. — Голос Шири раздавался из ниоткуда, но от этого как будто становился только сильнее. И Эфрат с удовольствием погружалась в эти волны, несущие в далекое прошлое на заре времен, когда народ Дня и народ Ночи сменяли друг друга на посту смотрящих и никто и подумать не мог, что однажды в их мире случатся люди.
Иногда в памяти Эфрат возникали эти картины. Она снова оказывалась под куполом звезд, сиявших ярче любых небесных светил и той луны, которая несла миру перемены. Их свет помогал пережить самые лучшие и самые тяжелые напоминая, что все в этом мире преходяще и только они остаются вечными. Если бы это было так! Эфрат не могла вспомнить деталей, ведь память услужливо ограждала ее от всего, что было связано с этим временем, когда им пришлось уйти как можно дальше, так далеко, чтобы проворные человеческие ножки не смогли туда добраться. Долгие тысячи лет она и ее народ привыкали к новому миру, наблюдая за тем, как эта смешная и неуклюжая раса создает свои первые цивилизации. День ото дня тело Эфрат становилось все слабее, магия почти оставила ее, волны больше не вздымались по единому движению руки, а солнце не спешило скрыться из вида, когда нужно было увидеть мир, живущий под покровом ночи. Все изменилось и становилось только хуже, и быть может, им было предначертано однажды уснуть и не проснуться. Теперь этого никто не узнает, ведь однажды ее клан вышел на Охоту. Эфрат была там и помнила все, что случилось в ту ночь, когда они превратились в легенду.
Шири продолжала мягко прикасаться к Эфрат голове, и собеседницу и ее руки снова можно было увидеть в зеркале:
— В твоих волосах живет много историй, которые стоило бы рассказать.
— Люди довольно успешно справились с пересказом опорных моментов.
— Да, но нет. История глазами людей всегда предвзята и ограничена их верой, а верят они в то, во что хотят верить. Я закончила. — Шири сделала шаг назад и полюбовалась своей работой.
— Ты им определенно нравишься.
— Конечно, ведь меня никто не укусил. Не люблю, когда больно кусают, — усмехнулась Шири.
— А я люблю. — Гедалья зашел в комнату, не дав себе труда постучать.
— Ох уж мне этот говорящий сендвич … — Эфрат встала и пошла к шкафу, стоящему в другом углу комнаты. В комнатах без окон есть свои преимущества, намного больше простора для фантазии. И искусства. Именно благодаря любви к искусству и круговороту денег среди его поклонников Эфрат познакомилась с теми, кого ждала сегодня на ужин.
— Хочешь меня съесть? — Гедалья шагнул ей навстречу и то ли случайно, то ли специально преградил дорогу. Эфрат, будучи ниже ростом, уткнулась лицом в его шею. Ощутив биение живого сердца и запах человека в такой опасной для последнего близости от себя, Эфрат не сочла нужным сдерживать свои инстинкты и вот уже два острых клыка касались пульсирующей артерии на его шее. Но тут к привычно дурманящему запаху бегущего по его венам эликсира жизни, добавился еще один. Это было то, что люди называют многими именами и среди прочих…
— Интересно… — Эфрат отстранилась и взяла его за руку. В смотрящих на нее карих глазах не отражалось спокойствие и чего-то еще, что заставило ее улыбнуться. — Может быть, он и правда не еда.
— Но ты все еще можешь меня съесть, если хочешь. — Гедалья сжал ее руку в своей.
— Сходи лучше дверь открой. — Эфрат чувствовала, когда люди приближаются к границам ее владений, но этих людей она позвала сама. Им предстояло подготовить дом к приходу гостей, зажечь огни вдоль дорожек и всеми прочими способами «очеловечить» ее жилище.
Гедалья вышел из комнаты, оставив милых леди одних.
— Иногда мне кажется, я могу еще одну вечность просидеть в этой комнате. Невольно начинаешь верить историям, которые люди о нас рассказывают, будто мы можем спать вечность, как если бы кроме их мира во всей вселенной не было бы больше ничего.
— Из того, что я успела о тебе узнать, ты довольно неплохо проводишь время среди людей. — Шири бросила взгляд на стопку журналов, лежавшую на туалетном столике. На обложке каждого из них красовалась Эфрат. — Ты если не богиня, то младшее божество точно, особенно в пантеоне тех, кто верит в деньги.
— Человеческая вера вообще довольно избирательна, не находишь? Она выбирает, кому
