– Я ведь из-за тебя тоже беспокоюсь, понимаешь?
Марина протянула руку и погладила Митю по голове, потом положила ладонь ему на лоб и слегка «причесала» его.
– Ну, иди! Все уже, картошка кончилась, спасибо! Ты мне хорошо помог.
– Это вы мне помогли. Спасибо, что говорили со мной… как со взрослым.
– Ты взрослый и есть.
Мите еще попало и от матери, которая разговаривала с ним гораздо жестче, чем Марина.
– Мам, да я все понял.
– Надеюсь. А если не уверен, лучше уезжай в Москву. Я смотрю, вам тут заняться нечем, слоняетесь без толку, один секс в голове. Помог бы дяде Толе или Алексею. Или Семенычу. Работы в деревне полно. Поливать вон надо! А Мусю с Ритой тоже надо к делу подключить, а то ходят, телесами сверкают, дурью маются.
И Юля железной рукой направила обеих девчонок на кухню и заставила приодеться, как они ни ныли, что жа-арко. Митя тоже сделал соответствующие выводы: старался поменьше уединяться с Мусей, и они снова приняли в компанию Ваньку, который в последнее время слонялся одинокий и потерянный. Через день после сеновала приехал Лёшка – с его помощью мальчишки затеялись строить домик на дереве, так что занятие нашлось. А Муся при отце вела себя уж так примерно, что Марина только головой качала, и, чтобы дочь не расслаблялась, время от времени напоминала ей, с серьезным видом вставляя в какой-нибудь невинный разговор о варенье или о погоде фразу: «А вот есть разные способы!» Муся краснела и бросала на мать яростные взоры, испуганно оглядываясь на отца.
А потом произошло такое событие, которое затмило собой все волнения и переживания, связанные с разгоревшимся между Мусей и Митей пожаром. Ни Марина, ни Алексей, сидевшие на крыльце в этот невыносимо жаркий августовский полдень, не могли даже подозревать, что готовит им будущее, вестником которого был большой черный джип Анатолия, показавшийся наконец из лесу.
– Да Толя не один, – сказала с удивлением Марина.
– Кто с ним?
– Это Аркаша.
– Аркаша? Что это его принесло?
Никто из них не видел Аркашу с тех самых пор, как Марина выставила его из Юлиного дома и из Юлиной жизни. Машины подъехали, затормозили. Выскочила из дома Фрося и кинулась Анатолию на шею, постепенно подтянулись и прочие обитатели «колхоза». Митя, увидев отца, резко остановился и ушел к матери на крыльцо, а Илюша, которого невозможно было уложить спать днем, как прочую мелкоту, побежал к машинам: «Папа приехал!» Юля с Митей ушли в дом.
– Фрось, ты давай нам поесть сообрази. И квасу, квасу не забудь. – Анатолий шлепнул ее по заду, туго обтянутому короткими шортами, а увидев, что Марина смеется, подмигнул ей. – Лёш, подойди-ка, поможешь.
Марина с крыльца смотрела, как трое мужчин стоят за машинами и тихо разговаривают о чем-то очень серьезно, и тревога подступила к самому сердцу. Они разговаривали довольно долго, а потом все трое посмотрели на нее. Марина подошла.
– Что, все плохо?
– Да, не слишком хорошо.
– Подожди, я сама посмотрю…
Марина положила руки на плечи Анатолию и «вгляделась»: черный джип мчался на страшной скорости по дороге, окруженной горящим лесом – дым, пламя, падающие деревья…
– Совсем уже близко! – сказала она с ужасом.
– Да, рядом. Ивановское сгорело, все, целиком! Двое погибли, говорят. МЧС не поспевает тушить. Да вы же новости слушаете!
– Что ж делать-то? Уезжать?
– Срочно уезжать! – неожиданно высоким голосом произнес вдруг Аркадий, и все на него посмотрели. – Срочно!
Марина взглянула на Анатолия, на Лешего – они колебались.
– Не знаю, – Лёшка почесал затылок. – Просто не знаю! Ладно, мы уедем, а местные? С собой забирать?
– Местные пусть сами думают. – Аркаша нервничал, но на него никто уже не обращал особого внимания.
– И что? Бросить тут все? – Леший огляделся по сторонам, Марина с Анатолием тоже посмотрели. – Столько труда, столько сил. Терем жалко! Вдруг сгорит красота такая.
– Да все жалко! – согласился Анатолий. – Я вот тоже думаю: может… того? Попробовать устоять, а? Все-таки у нас положение хорошее – до леса далеко, река рядом, пусть мелкая, воды у нас много. В крайнем случае уйдем за реку. Детей вывезти! И женщины уедут. А мы…
Леший молчал, и Марина знала, о чем он думает.
– Если вы останетесь, я тоже. Вы же понимаете – я вам нужна.
Алексей выдохнул:
– А, твою мать! Тогда все уезжаем. Или что? Попробовать?
– Что тут пробовать! – закричал Аркаша. – Надо немедленно всем уезжать!
Марина видела, что его просто трясет от страха. Леший посмотрел на Аркашу, потом – со страданием в лице – на Марину, она не дрогнула.
– Ну, хорошо, остаемся. Только все дети уедут, – сказал он, резко повернулся и ушел в дом.
– Марин? – Анатолий, нахмурив брови, кивнул в сторону уходящего Лёшки.
– Ничего, Толь, все нормально. Ты сам-то что решил?
– Да что я могу решить! Один же я не останусь.
– Ты думаешь, шансы есть у нас?
– Мне кажется, есть. Народу, конечно, маловато! Нас трое, Семеныч… Парням бы хорошо остаться. Но это вам решать. Лес мы, конечно, не спасем, но деревню – можем.
Парни – Ванька с Митей – стояли чуть вдалеке и с тревогой смотрели на взрослых. Марина взглянула на них, как впервые – один выше другого, крепкие, плечистые…
– Марин, да я все понимаю. На месте Лёшки я бы тоже переживал. Я Фроську не оставлю, пусть хоть застрелится. Была б ты моя жена! Но ты не моя.
– Это точно, – подтвердила Марина, и они переглянулись, усмехнувшись.
Все давным-давно было решено между ними, и Анатолий без ума любил свою Фросю, а Марину искренне называл сестрой, да и Марина не променяла бы ни на кого своего Лёшку, но все равно в воздухе между ними всегда что-то витало: неосуществленные намерения, несбывшиеся желания, тайные мечты. Словно где-то в ином, неведомом параллельном мире, где карты легли по-другому, Анатолий и Марина были вместе…
– Но и ты ведь не Фрося. Ты особенная. Так что решайте.
– Но ты сам остался бы?
– Да! Марин, ты только не думай, что я из-за барахла этого. Вложено сюда немало, ну и черт бы с ним! У меня бабла до хрена, запросто можно все заново отстроить. Терем Лёшкин только вряд ли. Понимаешь, это как… как война. Враг наступает – а мы что, бежим? Я ж воевал, ты знаешь. Я только ругаю себя, что не догадался кого-нибудь из Москвы нам в помощь привезти. А местных теперь не найдешь – все сами спасаются. Не думал, если честно, что тут так быстро все завертится. Вот дурак! Да что теперь делать…
– Ладно, идите поешьте. А я с Лешим поговорю.
Леший лежал на диване лицом к стене. Марина легла рядом и обняла его. Они долго молчали: каждый знал мысли другого. Потом Леший вздохнул и повернулся к ней. Глядя в глаза друг другу, они разговаривали без слов. Марина погладила его по щеке, потом взяла и поцеловала несколько раз Лёшкину руку, а он сильно прижал ее к себе, потом отпустил.
– Лёш, если ты скажешь – я уеду.
– Уедешь?
– Да. Ты мой муж, ты решаешь. Если тебе будет легче, я уеду.
– А тебе?
– Ты знаешь.
– Марин, ты же понимаешь… Эта деревня… Я тут счастлив. А дом – это ж не просто бревна! Он… сердце деревни!
– Лёшечка, я все понимаю. Если дом пропадет, ты всю жизнь потом будешь казниться!
– А если с тобой что случится, я вообще жить не смогу.
– Лёша, а если с тобой? Без меня? И я буду знать, что могла бы спасти! А меня рядом не было!
– Хорошо, хорошо. Ладно. Только я тебя умоляю – береги себя.
– Перестань, Лёша, перестань. Со мной ничего не случится.
– Что ж, придется и это пережить. Марин, а ты не видишь? Что там, впереди?
– Не вижу. Будущего пока нет – мы же ничего не решили.
– Я решил.
– Спасибо. Но знаешь, Лёш, это еще не самое страшное. Старшие дети… Они тоже… захотят остаться. Ваня, Митя.
– Нет. За Митю Юля отвечает, а Ванька… Нет.
– Это будет трудно. Подумай сам: Ваньке четырнадцать, он здоровый парень. Ты вспомни себя. Разве ты в его возрасте не рвался бы в бой, а? Ты думаешь, я сама за Ваньку не боюсь? Еще как! Но лишние руки не помешают, а то сколько нас – трое! И Семеныч, если не струсит. Да и вы с Толей не мальчики – ему вон шестьдесят уже, тебе полтинник.
– А, провались оно все! Но чтоб ты с Ваньки глаз не спускала!
– Лёш, муха не сядет!
– Муха! Господи! Смерти вы моей хотите! Нет, уезжаем все. К черту!
Но Марина видела, что он действительно решился.
– А Муська – чтобы уехала! И без разговоров.
Муся! Боже! Марина про нее и не подумала, а ведь девчонка тоже захочет остаться. Будут разговоры, да еще какие, «видела» Марина, но промолчала. Может, еще обойдется? Раздался звучный удар гонга – всех созывали на собрание. Марина с Лёшкой было пошли, но в дверях Марина его задержала и всерьез поцеловала – для бодрости духа.
– Иди, поцелуйщица. Веревки из меня вьешь…
Марина знала, что, приняв решение, он больше не будет думать об этом, а просто начнет действовать: надо это пережить – переживем. Лёшка действительно был здесь счастлив и мечтал, уйдя от дел, поселиться насовсем в этой деревне посреди соснового бора. Он разговаривал с домом, как с живым существом, а дом, кряхтя и поскрипывая, отвечал ему.
