найти причину: они не были близки? Виделись слишком редко? В нем все же укоренилась мысль о неизбежности, естественности смерти всякого живого существа?
И да, и нет. Горькая правда заключалась в том, что Шоуцзю был для него… чужим. Не тем, ради кого Ючжэнь посвятил себя служению богам и изучению трав. Не той необходимой частью семьи.
Да, Шоуцзю был чужим; для него, но не для Сяньцзаня.
И этому своему брату Ючжэнь обязан был помочь – не только из-за вгрызшегося вдруг в душу чувства вины.
– Сожалею, эргэ, – тихо проговорил он, взяв холодную ладонь брата в свои, и беззвучно прошептал молитву Небесным покровителям. – Все в руках высших сил. Пусть душа Шоуцзю недолго пробудет в круге перерождений и быстрее вернется в мир.
– Наш брат умер, – повторил Сяньцзань, и что-то дрогнуло в его лице, судорожно дернулись ледяные пальцы. – Ты не понимаешь, А-Чжэнь… Его убили.
Даосское спокойствие Ючжэня, и так подточенное внезапно накатившей виной, все-таки не выдержало. Эмоции нахлынули мгновенно – одной огромной волной, разбивающей волю в щепки.
– Как убили?! – Монах схватил брата уже за обе руки. – Кто? Почему? За что?
– Если бы я только знал, – горько усмехнулся Сяньцзань. – А-Ши сообщил мне вчера. Все сложно, А-Чжэнь. Тело нашли в саду столицы с множеством колотых ран… Видно, дагэ скрывал от нас многое – хотя бы то, что никогда не состоял в клане Хань Ин, как мы считали.
– То есть он обманывал тебя? Нас? – Ючжэнь все никак не мог осознать услышанное. В ушах начинало противно звенеть.
– Хотелось бы мне верить, что это не так. Прости, что ворвался к тебе с такими вестями, но А-Ши сейчас в столице, пытается выяснить хоть что-то, а мне, – он замялся, – слишком тяжело было оставаться одному.
– Эргэ… – На памяти Ючжэня Сяньцзань впервые так откровенно говорил о своих чувствах. Монах боялся даже предположить, насколько сильно тот тревожился, если не в силах был удержать маску ответственного и всезнающего старшего брата. «Действительно, как сильно он переживает! Что ты почувствовал бы сам, узнай о смерти эргэ или саньгэ[30]?» – тут же выговорил себе Ючжэнь, едва удержавшись от того, чтобы закусить губу.
– Надеюсь, мне позволят побыть здесь до завтра, – тихо закончил Сяньцзань. – Здесь даже дышится легче.
– В Тяньбаожэнь всегда рады гостям, – твердо ответил Ючжэнь, окончательно справившись с волнением. – Я прослежу, чтобы тебя разместили со всеми удобствами. И еще, эргэ… ты позволишь вернуться с тобой домой?
– Домой? – Сяньцзань недоуменно моргнул и внезапно впился взглядом в лицо брата – обсидиановые глаза заблестели, словно омытые дождем камни. – Со мной? Зачем? Ты же…
– Следовать Пути можно везде, – сказал Ючжэнь уже мягче. – А я так давно не был дома. Прости за откровенность, эргэ, но мне кажется, там я буду нужнее, чем здесь.
Сяньцзань глубоко вздохнул, словно сбрасывая с плеч тяжелый груз, и вдруг обнял монаха, прижав его к себе так крепко, будто тот в любое время мог раствориться в полуденных тенях:
– Спасибо, А-Чжэнь…
И Ючжэнь уже точно знал, что скажет мастеру-травнику и самому настоятелю, чтобы те отпустили его с братом. В конце концов, облегчить боль потери близкому человеку – задача ничуть не менее достойная, чем избегание мирских соблазнов в стенах монастыря. А странности с богами, о которых он услышал сегодня, подождут. Он нужен своей семье.
* * *
Иши никогда не считал себя общительным. Да, он не был ни таким скрытным, как Шоуцзю, ни таким напоказ уверенным в себе, как Сяньцзань, ни таким доброжелательно-отстраненным, как Ючжэнь, – но искренне считал, что кому попало свои чувства и пристрастия открывать не стоит. Это не подобает благовоспитанному мужу. Быть со всеми ровным и вежливым, не терять лица и стойко встречать все, что посылают Небеса, – так его учила мать. «Беден – так не обманывай, богат – так не зазнавайся», – говорила Мэн Минчжу; ей, дочери знатного, но обедневшего рода об умении держать лицо было известно не понаслышке. Иши вырос скорее ее сыном, чем отца – и, наверное, потому его и любили больше в семье матери за эту сдержанность и прилежание в науках. Старший господин Мэн очень помог в продвижении по службе: пригодились былые связи при дворе.
Иши никогда не считал себя общительным – и, возможно, именно поэтому поладил с Хань Шэнли. Молодой заклинатель любил поесть и поболтать – последнее, пожалуй, больше всего, – а Иши хорошо умел слушать. Его не раздражала болтовня Хань Шэнли – она казалась вовсе не надоедливой, как другим служащим их ведомства, а даже уютной; Хань Шэнли же был рад молчаливому собеседнику, способному, однако, четко дать понять, когда следует остановиться. Они быстро сработались – потому господин Цао и отправил их двоих во Дворец Дракона. Полет на мече туда занимал чуть более ши; вчера Иши и Хань Шэнли успели вернуться до исхода ши Крысы, но измученный душевной болью и дорогой молодой чиновник дурно провел ночь, и сейчас ему, поднявшемуся с рассветом, приходилось прилагать все усилия, чтобы ровно держаться на мече и не слишком сильно наваливаться на стоящего впереди напарника. В иное время ведомство выделило бы повозку для служебной поездки, но тогда дорога заняла бы несколько дней, а господин Цао считал, что дело не терпит отлагательства. Иши был с ним согласен – пусть и по иной причине.
– Си Иши! Си Иши, ты слушаешь?
– Да? – очнулся от полусна-полузадумчивости молодой чиновник. – Прости, ты что-то сказал?
– Говорю, ты очень хороший брат! – почти прокричал Хань Шэнли, повернув голову. – Так заботишься о родных! Едва получил письмо о болезни господина Си и сразу сорвался домой – нет-нет, я не упрекаю, мне в радость помочь. Даже завидую.
«Ты и не представляешь, до какой степени я забочусь о родных», – мрачно подумал Иши, стискивая меч-цзянь Шоуцзю – вещественное доказательство. Последнее, что осталось от брата. Прямой меч с простой кожаной рукоятью и потрепанной кистью. Прямой меч – а путь старшего брата, как видно, прямым не был.
И кто виноват – еще только предстоит выяснить. Если бы не потребность хранить тайну от всех, Иши бы сейчас с полным правом распустил волосы[31] и был рядом с Сяньцзанем в его горе, но ему пришлось вместо этого сосредоточить сердце и направить волю[32]. Что ж, Небеса посылают испытания под стать человеку – в этом Иши убеждался всю сознательную жизнь.
Кажется, он все же задремал, уцепившись за пояс Хань Шэнли, и едва не свалился с меча от пронзительного вопля приятеля:
– Мы на месте! Си Иши, смотри, где ты еще увидишь такое!
Осторожно выглянув из-за плеча своего возницы, молодой чиновник увидел внизу и впереди Дворец Дракона – резиденцию клана Хань Ин. В зеленой долине возле реки вилась целая цепь дворцов и зданий разной высоты, складывавшихся в изображение дракона. Река и галереи по обоим ее берегам служили ему туловищем с длинным хвостом, вытянутые одно- и двухэтажные дома (очевидно, склады или жилые павильоны) – лапами, а головой – несколько соединенных между собой зданий с загнутыми крышами. Крыши отливали зеленым, будто и правда покрытые драконьей чешуей. Между домами вдоль реки розовели цветущие магнолии и темнели хвойные деревья.
Постепенно снижаясь, Хань Шэнли в нескольких чжанах[33] от земли заложил лихой вираж и подвел меч прямо к главным воротам, резко выделявшимся ярким пурпуром на фоне бледно-зеленых с голубыми вкраплениями стен. «Точно пасть дракона, готовая нас проглотить. Строители постарались на славу», – невольно подумал Иши, осторожно спускаясь с меча. О заклинателях он слышал много – в основном от матери, впоследствии кое-что рассказывал и Шоуцзю (горько теперь думать о том, сколько же правды в действительности было в его словах); сам Иши познакомился с совершенствующимися уже на службе в ведомстве, а вот бывать в клане ему еще не доводилось. Да, миссия у них сегодня важная (а для него это еще и долг перед семьей), но, если уж эта свеча зажглась, Иши обязательно воспользуется случаем[34] и рассмотрит все как следует.
От ворот к ним уже спешили двое заклинателей в лазурных ханьфу.
– Приветствую братьев! – звонко выкрикнул Хань Шэнли, складывая руки в приветствии. Иши повторил его жест. – Этот адепт[35]
