– Какая деревня? – усмехнулась белобрысая. – Это старуха из последнего подъезда на балконе развела себе курятник. Там у нее курятник, а здесь получается выпас. Житъя нет ни днем, ни ночью. Мы хоть наискосок от нее живем, а те, кто под бабкой, те постоянно это «кукареку» слышат.
Но куда ж деваться!
– А что вы говорили про эту Юлю? – напомнила я. – Вы сказали, кто-то довел. Как это «довел»?
– Да в газете ее пропечатали в одной, – сказала худая шатенка, – чуть ли не как проститутку ославили: и гуляет она, и трахается за деньги, и мужа своего Кольку ругает, и такая и сякая. Короче, кто-то ей подлянку подпустил, вот она и не выдержала. Еще бы: весь город, поди, читал; это ж с ума сойти можно. Как потом людям в глаза смотреть?!
Мы с Маринкой переглянулись. Я ничего не поняла, если честно. Маринка, похоже, тоже.
– Что, прямо так и было написано, – переспросила Маринка, – прямо проституткой назвали?
– Ну, проституткой не проституткой, но что гуляет с мужиками – это прописали точно, – подтвердила белобрысая.
– А вы сами читали? – осторожно спросила я.
– Я – нет, – призналась белобрысая, – мне рассказали.
– Да эту газету теперь хрен найдешь, – вмешалась шатенка. – Все ж прочитать хотят, вот и расхватали. Юлька, значит, перед тем как повеситься, написала записку, что, типа, не могу жить с такой славой, стыдно и прочее. И газету эту рядом с запиской положила, чтобы понятно было… Колька, муж ее, так плакал…
– Да, – поддержала ее белобрысая и сильнее закачала свою коляску, – жалко парня. И нормальная же семья была. Кто-то позавидовал.
– Или сглазили, – сказала шатенка, – это, может, Юлькина мать.
– Да ты что? Против своей родной дочери такое задумать? – ужаснулась белобрысая, подумала, привстала и поправила одеяло на своем ребенке.
– А она не против дочери, а против их семьи, – важно произнесла шатенка, – а порча, значит, и перекинулась на Юльку. Вот в прошлом году, помнишь, у Петровны сын утонул? Это она к экстрасенсу ходила и просила, чтобы тот его от запоев вылечил, ну тот и вылечил. Сашка теперь уж точно не пьет.
Мы с Маринкой еще раз переглянулись и встали. Больше здесь узнавать было нечего, узнали все, что было нужно, и даже чуть-чуть лишнего.
– Спасибо, – сказала я мамашкам и пошла обратно к «Ладе».
– Ну, что скажешь, подруга? – спросила я у Маринки, когда мы отошли на несколько шагов.
– А что я скажу? – переспросила Маринка, вздрагивая от очередного «кукареку». – Кто-то отпечатал один номер нашей газеты и подсунул этой Юльке, вот она и того… понервничала.
– Какой номер? – не поняла я.
– Ну, такой же, как и наш, только статью новую всунул, где про Юлю Пузанову написал всякие гадости.
– Не забывай, – напомнила я, – что газету нам принес сам Николай, и она была та самая, что делали мы, ничего лишнего. По логике, он должен был прийти ко мне именно с тем номером, на который и ссылалась его жена.
– Может быть, в этом номере еще какая-то статья есть, – заупрямилась Маринка. Ей понравилась ее версия. – Просто мы не в ту смотрели.
Я помню этот номер, там еще Ромкина статья есть.
И моя, кстати. Но я писала про дома, представляющие историческую ценность, и про кредиты по траншу Министерства культуры, – тут же уточнила она.
Мы подошли уже почти к самой «Ладе», как вдруг справа от нас послышался какой-то крик. Но это уже было не «кукареку», а что-то человеческое и не очень приятное.
Мы оглянулись.
От дома, стоящего первым в ряду пятиэтажек, к нам бежал Николай Пузанов. В руке у него была длинная палка.
– Ой, мама, – прошептала Маринка и быстро открыла дверь «Лады».
Она шмыгнула в салон и крикнула мне:
– Ну ты что там застыла? Хочешь получить дубиной по балде?
Я прыгнула за нею следом, и Виктор, всегда бывший начеку, тут же рванул машину с места.
Я обернулась и увидела, как Коля, поскользнувшись, едва не упал, но быстро вскочил на ноги и, видя, что мы уезжаем, кинул палку нам вслед.
Она не долетела до бампера всего ничего, каких-то несколько метров.
Обе мамашки, сидя на лавочке, смотрела на нашу «Ладу», открыв рты и выпучив глаза.
– Ну вот, – проворчала Маринка, – теперь в этот двор и не сунешься больше, сразу скажут: журналисты-убийцы приехали. Самих еще убьют.
– Или свяжут и позовут Николая, – сказала я, закуривая. – А он точно убьет.
Маринка промолчала, и в этот момент зазвонил мой сотовик.
– О, правильно! – сказала Маринка. – Поговори и давай его мне, я всегда буду держать на нем два пальца наготове.
– Почему два, – не поняла я, вынимая телефон из сумки, – какие два пальца?
– Ну, два пальца, – Маринка потрясла у меня перед лицом рукой, – чтобы сразу моментально нажать «ноль» и «два» и звать милицию.
– Это когда меня убивать будут? – невесело усмехнулась я.
– Ну! – кивнула головой Маринка.
Я наконец-то достала телефон и ответила на звонок:
– Да!
– Салам и шолом, о светоч души моей! – про-, кричал Фима мне прямо в ухо. – Ты где?
– В машине, – ответила я, – а ты?
– И я тоже! – засмеялся Фима. – Кажется, мы с тобой дошли до абсолютной гармонии: испытываем одинаковые ощущения в одно и то же время. Что скажешь?
– Скажу, что у тебя с чувством юмора нелады, – заметила я.
– Это у тебя с ним не очень, солнышко мое, – запротестовал Фима, – ну, я в общем догадываюсь о причине твоего настроения. Я все узнал.
– Что ты узнал?
– Ну ты же оставила мне сообщение через секретаря. Забыла?
– К сожалению, нет, – ответила я, – То есть получается, что ты уже в курсе?
– Можно сказать, что в самом полном объеме, но… – Фима замялся, и я догадалась о причинах.
Их было несколько, а точнее – две. Фима очень правильно опасался говорить по телефону на темы, которые он считал серьезными, а вторая причина была банальнее. Он хотел слить свою информацию не просто так, а при личном общении. Меня это сегодня устраивало, как никогда. С Фимой мне нужно было посоветоваться.
– Ты хочешь что-то предложить? – якобы наивно спросила я, уже зная, чего мне ожидать.
– Только покушать, только покушать в приличном, светлом и людном месте, мечта моя, ты не подумай какого-нибудь свинства! – затараторил Фима, не изменяя своим радостным интонациям. – Фима чист и светел как в помыслах, так и во внешности! – выдал он под финиш и затаился в ожидании моей реакции.
– Ну и какое же светлое место вы выбрали, светлый юноша? – не выдержав и улыбнувшись, спросила я.
– Кафе «Лира» достойно вас, девушка? – поигрывая интонациями, спросил Фима.
– Мы туда уже едем, – сказала я.
– Кто это «мы», – заворчал Фима, – я вообще-то приглашал только тебя. Ты что же, даже на деловые свидания ездишь с дуэньями и евнухами?
Это несовременно!
Я покосилась на Маринку, напряженно прислушивающуюся к разговору.
– Я знала, что тебе приятно будет увидеть не только меня, но и Марину с Виктором, – быстро сказала я и отключилась, не давая Фиме возможности ответить. А ответить он вполне мог что-то такое, что Маринке бы не очень понравилось.
Фима вот уже несколько лет упорно, как помешанный горняк, разрабатывал совершенно пустую жилу, намереваясь найти там самородок. Так тонко и поэтически я назвала его маниакальное желание перевести наши с ним дружеские отношения в плоскость более чем дружескую. Я знала, что ему ничего не светит, но сам Фима категорически отказывался даже мысль допускать об этом. Я устала ему объяснять прописные истины и больше не заикалась об этом.
Договорившись с Фимой о встрече, мы поехали из этого тоскливого куриного захолустья в самый центр города, где на Немецкой улице располагалось кафе «Лира».
Не знаю, почему Фима часто назначал мне именно здесь встречи, хотя до его места работы это кафе находилось далековато. Но какие-то причины у Фимы для этого наверняка были, и я лично подозревала две.
Первая причина была культурной – в «Лире» лабал неплохой оркестр, который днем, когда не было наплыва среднестатистических клиентов, исполнял замечательные блюзовые композиции. Вторая причина была прозаичной и чисто мужской, то есть потребительской. Однажды Фима проболтался мне, что совсем недалеко от «Лиры» живет один его приятель, часто отсутствующий дома. А даже если он присутствует, то для лучшего друга, каковым, без сомнения, является Фима, тут же собраться и уйти к чертовой матери для него не составляет проблемы.
– Фима не хотел меня видеть? – настороженно спросила Маринка, заглядывая мне в глаза.
– Немного не так, – ушла я от ответа, стараясь потщательней сформулировать приемлемую версию.
– А как же? – Маринка сверлила меня взглядом, упорно добиваясь правды. Пришлось ей предоставить правду, достаточно правдоподобную, между прочим. Здорово я сказала, да?
– Он удивился, что я не одна в машине, и когда я ему объяснила, кто со мною, ну ты это сама слышала, то он сказал, что тебя-то лично он будет очень рад видеть.
