тряпкой. Оно не болело, и вообще он чувствовал себя здоровым.
– Ы-ы-ы! – Матвей показал два пальца.
– Двое суток? Хм… – Марк поджал губы. Диспетчер, наверное, его обыскался. Заказы в последнее время приходили каждую неделю. «И как там дела у Елены Эдгард?» – подумал он с тревогой.
Марк сбросил с себя одеяла и остался голышом.
– Одежду мою продал, что ли? – проворчал он. – Плащ-то довоенный, раритетный. Надеюсь, не продешевил?
Матвей в ответ осклабился, сходил к печке и вернулся со стопкой высушенных вещей.
– Шикарно! – Марк взял вещи и принялся одеваться. – Хорошо тут у тебя! – Он натянул ботинки, набросил на плечи плащ. Рука машинально залезла в карман, и пальцы нащупали шершавую рукоять пистолета.
– Ы-ы-ы! – Матвей придвинул к тахте круглый столик и перенес на него с печки армейский котелок. Пахнуло вареными овощами и мясом. У Марка засосало под ложечкой.
В котелке дымилась наваристая жижа из капусты, картошки и консервированной тушенки. Марк взял ложку и принялся жадно есть. Матвей протянул ему несколько кусков серого хлеба.
Минут через пять Марк отодвинул пустой котелок и вытер ладонью губы.
– Спасибо тебе, дружище! – Он встал из-за стола. – Мне пора.
Матвей замотал головой. Он, как прежде, взял Марка за рукав и потянул к незаметной в тени металлической двери с круглым штурвалом посредине, какие бывают в бомбоубежищах. Матвей покрутил штурвал, кряхтя, потянул дверь на себя. Мышцы на его руках вздулись, стальная плита поддалась и начала со скрежетом открываться. Из темной щели пахнуло холодной сыростью.
Матвей пошарил рукой по стене, раздался щелчок, и темнота за дверью сменилась тусклым желтым электрическим светом. Марк вслед за Матвеем шагнул через обитый клепаной сталью порог и очутился в узком каменном коридоре с шершавыми стенами. По потолку тянулся белый электрический провод. На нем через равные промежутки горели лампочки без плафонов. Между каменных стен оказалось значительно холоднее, чем в жилище Матвея. Марк поежился и ускорил шаг, чтобы не отстать от товарища.
Коридор шел под уклон, местами приходилось держаться за холодную влажную стену. Матвей, пройдя метров тридцать, толкнул плечом еще одну дверь, и Марк следом выбрался в просторный освещенный тоннель со сводчатым потолком. Под ногами, искривляясь, уходила в темноту узкоколейка.
На рельсах стояла ручная дрезина. Матвей взгромоздился на переднее сиденье, Марк сел напротив и осмотрелся. Тоннель выглядел ухоженным: рельсы блестели, на стенах кое-где виднелись свежие цементные заплаты. Катакомбники хорошо устроились: восстановили брошенную каменотесами железную дорогу, провели электричество и, похоже, как-то подключились к городскому газопроводу.
Матвей навалился на рычаг, и дрезина нехотя тронулась. Они ехали минут сорок в холодной, влажной темноте. Тоннель петлял, колеса гулко стучали на стыках рельсов. Наконец впереди забрезжил свет, становясь с каждой минутой все ярче.
Послышалась музыка. Матвей убрал руки с рычага, и дрезина по инерции выкатилась в просторный круглый зал диаметром не меньше ста метров. В его стенах виднелись двери разных цветов и размеров, будто выставка достижений дверного хозяйства. Некоторые были открыты. У их порогов в креслах сидели люди – мужчины и женщины разных возрастов, старики и старухи. Мужики курили и читали газеты, женщины штопали и вязали. Из репродуктора под потолком лились тихие фортепианные переливы. Все это походило на сценку тихой фермерский жизни после рабочего дня где-нибудь на южной окраине города. У ярко-красной двери с массивным медным кольцом двое мальчишек лет пяти чертили мелками на каменном полу.
– Звезда! – звонко крикнул один из ребят.
Марк улыбнулся. Он в детстве тоже играл в «Кресты и звезды», и Андрей у него часто выигрывал. Андрей Бенеш вообще был намного удачливей и расторопней. Всегда на шаг впереди, а Марк – в догоняющих.
На них никто не обратил внимания. Марк лишь пару раз поймал брошенные на него мимолетные взгляды. На середине зала Матвей улыбнулся, хлопнул Марка по плечу и на ходу соскочил с дрезины. На его место тут же запрыгнул хмурый щуплый паренек лет пятнадцати.
– Криста хочет с тобой поговорить. – Он широко улыбнулся, и его лицо преобразилось. Стало видно, что это, по сути, еще ребенок. Марк вспомнил Максима с пустыря недалеко от дома Елены Эдгард. Что-то неуловимое делало этих детей похожими друг на друга.
Марк слышал о Кристе. В прошлом она кадровый военный. Во время войны командовала двумя десантными батальонами. Когда власть взял Курц, отношения у них не сложились. Особая служба требовала полного подчинения. Некоторые соглашались, но Криста уволилась из армии и собрала вокруг себя таких же, как она, бывших вояк, недовольных послевоенным мироустройством.
Марк нажал на рычаг. В конце зала колея расщеплялась на две, уходящие в новые тоннели. Хмурый паренек выхватил палку, уложенную на два крюка сбоку дрезины, развернулся и на ходу быстрым тычком перевел стрелку. Дрезина свернула направо.
Минут через пять они подъехали к платформе, метра три длиной. От нее вверх уходила металлическая винтовая лестница, ведущая к открытому люку в потолке. Хмурый паренек кивком велел Марку остановить дрезину. Они сошли на платформу, и Марк вслед за своим проводником загремел подошвами по чугунным ступеням.
Марк добрался до верха, вылез через открытый люк и неожиданно оказался в просторном квадратном зале метров шестьдесят в поперечнике. Из высоких полукруглых окон падал яркий солнечный свет, на подоконниках стояли горшки с цветами, от сквозняка колыхался тюль, с улицы доносился гул моторов и сигналы авто. Центр комнаты занимал массивный деревянный стол с развернутой на всю столешницу картой города. Вдоль глухой стены, упираясь в потолок, тянулся стеллаж, плотно заставленный книгами. В дальнем конце зала у окна примостились два кресла с красной бархатной обивкой и журнальный столик с черной пепельницей посредине.
В одном из кресел сидела женщина лет сорока в махровом банном халате, мягких домашних тапочках и с тюрбаном из полотенца на голове. Прямой тонкий нос, поджатые губы и цепкие карие глаза под черными бровями.
– Здравствуй, Марк! – произнесла Криста, не вставая. Голос у нее был низкий, с хрипотцой. – Располагайся, – указала она на соседнее кресло.
Марк пошел вдоль комнаты. На середине пути не удержался и шагнул к окну. За стеклом, с высоты примерно второго этажа, просматривалась оживленная городская улица. По дороге с ревом проносились авто. На перекрестке мигал светофор. По тротуарам сплошным потоком двигались пешеходы. На другой стороне улицы, у дверей магазина «Все для рыбалки», собралась небольшая очередь – видно, ждали продавца с обеда.
– Неплохо вы тут устроились! – покачал головой Марк.
– Курить будешь? – спросила Криста.
Марк отказался и опустился в кресло. Хозяйка дома взяла со столика длинный мундштук с сигаретой, прикурила от зажигалки, затянулась и выпустила длинную струю сизого дыма. Марку в нос ударил резкий запах табака, смешанного с ментолом и еще чем-то пряно-сладким.
– Матвей тебя рекомендовал как опытного разведчика. – Криста внимательно посмотрела на Марка сквозь дымовую завесу.
– За три года войны каждый может научиться, – пожал он плечами.
– Не скромничай! – улыбнулась Криста. – Два ордена Мужества и медаль «За отвагу» говорят о многом. И ты выжил – это главное.
– Выжил благодаря Виктору Курцу, – парировал Марк. – Еще один год войны я бы не потянул.
– Ты наверняка знаешь, как я к нему отношусь? – Криста подняла бровь.
– Да, знаю. – Марк подался вперед. – А чем вы лучше него? Война началась из-за таких, как вы: самонадеянных, уверенных, что все можно решить силой. Если бы вы взяли власть вместо Курца, вели бы себя не лучше него.
– Вижу, ты с зубками, – мрачно усмехнулась Криста. – Хорошо, давай начистоту. Я знаю, кто ты такой, Марк Новак. И поверь, мы с тобой на одной стороне…
– Сомневаюсь, – перебил ее Марк.
– Ты – телефонист. – Она хищно улыбнулась. – Государственный преступник и исчезающий вид.
– Допустим. – Марк облокотился на спинку кресла с видом, будто разговор ему наскучил. – Вам-то что до этого?
Он посмотрел в окно. На перекрестке с обеих сторон, нервно гудя, скопились машины. Похоже, сломался светофор.
– Жизнь одна, а мертвые продолжают жить исключительно в памяти своего потомства. – Криста еще раз затянулась. – Сотню лет пропаганда вдалбливает подобное в головы людей по обеим сторонам реки. Но знаешь, гораздо раньше в катакомбах под нами, – кивнула она на люк в полу, – тоже
