Когда он стал нежно ласкать ее, то не смог вызвать в ней ни малейшего отклика, ее тело даже не вздрогнуло. Он видел ее лицо очень близко, словно на экране крупным планом, и это лицо ровным счетом ничего не выражало.
Ему стало даже как-то совестно оттого, что удовольствие получает он один.
Но разве такое не случается довольно часто? И кое у кого из его приятелей бывало такое, но со временем все как-то налаживалось.
– Может, пойдем прогуляемся по Английскому бульвару?
Она соглашалась без особого восторга и даже не брала его под руку, просто шла рядом.
– Как красиво!..
Он боялся наступления новой ночи. Что было тому виной – неловкость, эмоциональность?
Она по-прежнему не реагировала на ласки, но улыбалась ему как ребенку.
– Ты во мне разочарован?
– Нет.
– Я не виновата, Жорж. Наверное, я не так устроена, как другие женщины. Надеюсь, со временем это пройдет...
– Конечно. Главное, не бери это в голову...
Он всячески старался угодить ей, и на каждое проявление нежности она отвечала благодарной улыбкой.
Можно было сказать, что их любовь была целомудренной. За пределами спальни она становилась самой собой и лишь много месяцев спустя начала чувствовать хоть какое-то удовольствие.
И все же она по-прежнему запиралась в ванной комнате. Он ни разу не видел ее в ванне или под душем. Лишь изредка ему удавалось какое-то мгновение видеть ее обнаженной.
Она снова занялась своей работой и, несмотря на свою кажущуюся хрупкость, развила бурную деятельность.
– Тебе незачем работать. Я зарабатываю достаточно для нас двоих.
Тогда он работал еще на улице Сент-Оноре, и там ему очень хорошо платили. Они подыскали себе квартиру на бульваре Бомарше, которую вскоре расширили за счет соседней. Детей у них еще не было.
А будут ли они? Жорж начинал в этом сомневаться, и от этой мысли у него становилось тяжело на сердце.
– Ты любишь детей, Аннет?
– А как же! Разве не все любят детей?
– Я не о том. Я хочу сказать: ты любила бы наших детей, нашу плоть и кровь?..
– Почему же нет?
Он не был несчастным. Он никогда не чувствовал себя несчастным вплоть до того момента, когда увидел форменное кепи полицейского в дверном проеме.
У него была она. Разве это не самое главное? К тому же на четвертом году их супружества она объявила ему, что забеременела. На этот раз она была радостно возбуждена.
– Хоть бы был мальчик...
– Девочка или мальчик-это будет наш ребенок. К тому же у нас могут быть еще дети...
– Мне хотелось бы, чтобы первым был мальчик. Я не хочу много детей: может быть, двоих – мальчика и девочку...
Все время, пока она вынашивала, он не трогал ее из какого-то особого уважения и из боязни нарушить происходивший в ней процесс.
– Надеюсь, когда он у нас появится, ты не будешь больше работать...
– Возможно, первые несколько недель, а потом я не смогу сидеть сложа руки.
Она не советовалась с ним. Она решала сама.
Как раз в это время они и наняли Натали, и та сразу заняла важное место в их доме. Теперь Аннет не занималась ни уборкой, ни кухней. Она ходила на работу вплоть до последнего месяца, и это можно было расценить как вызов с ее стороны.
И тем не менее он был счастлив. В то время это казалось ему естественным. И только теперь, думая об этом и задаваясь вопросами, он пытался представить себе истинную Аннет.
У них родился мальчик. Он надеялся, что его назовут Жоржем в честь него самого или Патриком – это имя ему очень нравилось.
– Нет, мы назовем его Жан-Жак...
Он не возражал. Теперь он работал самостоятельно на улице Севинье, а его компаньоном был Жан-Поль Брассье. В молодости Жорж мечтал стать скульптором. Приехал в Париж в надежде поступить в Школу изящных искусств, зарабатывал на жизнь чем придется, даже разгружал по ночам ящики с фруктами на Центральном рынке.
Все переменилось, когда он прочитал одно объявление. Требовался ученик ювелира на улице Сент-Оноре, и он отправился туда, опасаясь, как бы ему не отказали из-за юного возраста.
Уже через несколько недель ему стали доверять довольно тонкую работу, а спустя три года он занял место главного мастера, ушедшего на пенсию.
С Аннет он познакомился на вечеринке, которую устроил у себя на квартире на Орлеанской улице один его женатый приятель. На такой вечеринке он был впервые. Он пил как все, но ему казалось, что вино в стакане не убывает.
Он танцевал под фонограф. В какой-то момент он подошел к девушке, которая сидела в одиночестве и смотрела, как другие танцуют.
– Вы танцуете?
– Нет.
Она не выглядела очень привлекательной, и все же он подсел к ней.
– Вы давно знакомы с моими товарищами?
– Я здесь впервые. И знаю только Липского, вон того рыжего коротышку, он привел меня, потому что мы живем в одной гостинице.
– Вы парижанка?
– Нет, я родилась в Ньевре.
– И давно в Париже?
– Почему вы меня обо всем этом спрашиваете?
Вино сделало свое дело, и потому он непринужденно ответил:
– Надо же о чем-то говорить, верно?
– По крайней мере вы откровенны. Ведь вам все равно, где я родилась – в Ньевре или в Стране басков...
– Вы брюнетка с карими глазами, так что вполне могли бы быть басконкой... А почему вы не танцуете?
– Не люблю... Мне кажутся смешными все эти пары, которые дергаются друг перед другом кто во что горазд.
– Вы работаете?
– Да.
– В какой-нибудь конторе?
– Нет.
– В магазине?
– Нет. Не пытайтесь угадать, ничего не выйдет. Я работаю в социальной защите.
– Ив чем же состоит ваша работа?
– Мы посещаем стариков, больных, людей обездоленных... Выбираем тех, кто предоставлен самому себе... Мы их моем... Готовим им еду... Немного прибираем в доме...
– Это не слишком тяжело?
– Нет. Все дело в привычке.
– И это не вызывает у вас разочарования в жизни?
– Все они живут надеждой. Большинство из них здраво смотрят на вещи, я не слышала ни об одном случае самоубийства... Кончают с собой самые молодые, потому что они не знают жизни...
Он мог бы сейчас повторить слово в слово их беседу. В заключение он спросил:
– Могу я надеяться снова увидеться с вами?
– Зачем?
– Я тоже здесь совсем один...
Она не спросила, чем он занимается.
– Я живу в гостинице «Большой медведь» на улице Сен-Жак...
Все это промелькнуло как в тумане от винных паров. Он был уверен, что больше никогда ее не увидит, и не слишком переживал по этому поводу.
Она была не такая, как другие девушки. Выбрала себе неблагодарную профессию, возможно, самую неблагодарную, да еще говорила о ней с таким воодушевлением.
Прошло недели три-четыре. Он забыл спросить, как ее зовут, но приятель, который устраивал вечеринку, пришел ему на помощь.
– Ее зовут Аннет Делен... Но если ты собираешься за ней приударить, то знай, что ничего у тебя не выйдет... До тебя уже пытались...
– Ты ее хорошо знаешь?
– Мы с ней из одной деревни. Ее отец-учитель... Мы учились вместе. Она младше меня, и я тогда обращался с ней как с малышкой... Теперь не посмел бы.
И вот он купил билеты в театр и вечером постучал в ее комнату на улице Сен-Жак...
– Кто там?
– Жорж Селерен.
– Я такого не знаю...
– Мы с вами довольно долго разговаривали у моего друга Рауля...
– Почему вы не позвонили? Вы же знаете, что в гостинице есть телефон... Что вам от меня нужно?
– У меня есть два билета в «Комеди Франсэз»...
Он нарочно выбрал серьезный театр.
Она посмотрела на него с любопытством.
– Вы купили билеты?
Он покраснел, хотел было сказать, что ему их подарили, но все же пробормотал:
– Да.
– Даже не зная, соглашусь ли я пойти и вообще дома ли я?
– Да.
– А что там сегодня идет?
– Какая-то пьеса Фейдо и «Мнимый больной».
– Подождите меня на улице. Я буду готова через четверть часа.
Тогда-то все и началось. Она его не отвергала. Время от времени соглашалась пойти с ним в театр и даже в кино, если шел какой-нибудь из ряда вон выходящий фильм. Потом они заходили в бар выпить пива и съесть бутерброд.
Он провожал ее до входа в гостиницу, но понимал, что попытка поцеловать Аннет была бы ошибкой.
– Спасибо вам за этот вечер, – говорила она, пожимая ему руку как доброму товарищу.
Так продолжалось больше года. За это время он не сильно преуспел, хотя думал только о ней. Как-то раз зимним вечером в гололедицу она машинально взяла его под руку, и он почувствовал ее тепло.
– Я хотел бы задать вам один вопрос, – сказал он срывающимся голосом, но я знаю, что вы мне скажете «нет».
– Какой вопрос?
– Не согласитесь ли вы выйти за меня замуж?.. Я небогат, но зарабатываю достаточно на жизнь и, возможно, вскоре буду работать самостоятельно.
– Вы очень огорчитесь, если я скажу «нет»?
– Да, очень.
– А если мы поженимся, вы позволите мне не бросать работу?
Скрепя сердце он выдавил из себя:
