— Как ты мне и советовала сказать, — кивает мисс Лифолт телефонной трубке. — Когда мы соберемся переезжать, это увеличит стоимость дома.
— Ну-ка, маленькая, давай сюда ручки, в водичку.
Но Малышка вырывается. Пытаюсь намылить ей пальчики, а она вертится туда-сюда, ужом вьется у меня в руках. Выскальзывает, бежит к матери и, вскинув подбородок, дергает телефонный провод изо всех своих силенок. Трубка вылетает из руки мисс Лифолт и с грохотом падает на пол.
— Мэй Мобли! — сердито говорю я.
Бросаюсь к ней, но мисс Лифолт успевает раньше. Губы изогнуты в жуткой улыбке. Шлепок по голым ножкам такой силы, что даже я подпрыгиваю от боли.
Потом мисс Лифолт хватает Мэй Мобли за руку.
— Не смей больше трогать телефон! — отрывисто произносит она, на каждом слове дергая маленькую ручку. — Эйбилин, сколько раз повторять, чтоб вы держали ее подальше от меня, когда я говорю по телефону!
— Простите, — бормочу я, подхватываю Мэй Мобли, пытаюсь обнять, но она орет во весь голос, личико багровое, и принимается вдобавок колотить меня. — Успокойся, маленькая, все хорошо, все…
Мэй Мобли кричит еще громче и — бац! — стукает меня кулачком прямо по уху.
Мисс Лифолт вопит, указывая на дверь:
— Эйбилин, убирайтесь отсюда, обе!
Уношу девочку из кухни. Я так жутко разозлилась на мисс Лифолт, что даже язык прикусила. Если бы эта дура хоть немножко внимания уделила собственному ребенку, ничего бы и не случилось! В комнате малышки я усаживаюсь в кресло-качалку. Мэй Мобли рыдает мне в плечо, а я поглаживаю бедняжку по спинке, радуясь, что она не видит сейчас моего лица. Не хочу, чтоб она подумала, будто это я на нее так разозлилась.
— Успокоилась, детка? — шепчу я.
Ухо еще побаливает от ее крошечного кулачка. Как я рада, что она стукнула меня, а не свою мамочку, а то не знаю, что бы эта женщина с ней сотворила. Опускаю взгляд и вижу красный отпечаток ладони на голой ножке.
— Я здесь, маленькая, Эйби с тобой. — Покачиваюсь и поглаживаю, покачиваюсь и поглаживаю.
Но Малышка все плачет и плачет.
К полудню, когда начинается мой сериал по телевизору, во дворе под навесом становится тихо. Мэй Мобли сидит у меня на коленях, помогает чистить фасоль. Она все еще немножко нервничает после утреннего. Я, наверное, тоже, но я-то затолкала свои чувства поглубже, где о них можно не беспокоиться.
Мы идем в кухню, и я готовлю Малышке сэндвич с колбасой. Рабочие на улице устраиваются перекусить в своем грузовике. Все, слава богу, мирно. Улыбаюсь Малышке, протягиваю ей клубничку. Как хорошо, что я оказалась рядом, когда случилась вся эта история с ее мамашей. Страшно подумать, что могло произойти, не будь меня. Она заталкивает клубнику в рот, улыбается в ответ. Думаю, она тоже так считает.
Мисс Лифолт дома нет, так что решаю позвонить Минни в дом мисс Уолтер, выяснить, не нашла ли она работу. Но только я направляюсь к телефону, как в заднюю дверь стучат. На пороге один из рабочих. Совсем уже старик. В комбинезоне поверх белой рубашки.
— Здрасьте, мэм. Можно попросить у вас водички?
— Нет проблем, — отвечаю я.
Не узнаю его. Должно быть, живет где-то в южной части города. Достаю из буфета бумажный стаканчик. Остались со дня рождения Мэй Мобли, с нарисованными шариками. Я знаю, мисс Лифолт не понравится, если я дам ему стеклянный стакан.
Он выпивает воду залпом и возвращает стаканчик. Лицо у него очень уставшее. И в глазах какая-то тоска.
— Как дело движется? — интересуюсь я.
— Работаем. Но воды пока нет. Думаю, проложим трубу оттуда, от дороги.
— Другому парню нужно попить?
— Было бы очень любезно с вашей стороны, — кивает он, и я иду за вторым детским стаканчиком для его товарища, наполняю водой из-под крана.
Но он не сразу несет его напарнику.
— Прошу прощения, — начинает он, — но где тут… — Он переминается, рассматривает свои ботинки. — Где я мог бы… отлить?
Он поднимает голову, и с минуту мы оба молча пялимся друг на друга. Забавно это все, однако. Не так, чтоб хохотать до упаду, но, знаете, когда думаешь: вот это да. В доме два туалета, еще один строится, а все равно нет места, где бы мужчина мог сделать свои дела.
Я никогда еще не оказывалась в таком положении. Молодой парень, Роберт, который прибирает двор каждые две недели, думаю, справляет нужду до прихода сюда. Но этот мужчина, он старый. Руки все в морщинах. Семьдесят лет тревог оставили много следов на его лице, оно как дорожная карта.
— Э-э… Думаю, вам лучше сходить в кусты, за домом, — слышу свой голос. Бог свидетель, многое я бы отдала, чтобы оказаться сейчас в другом месте. — Там собака, но она вас не тронет.
— Ладно, — отвечает он. — Спасибо.
И медленно он возвращается со стаканом воды для своего напарника.
Стук и земляные работы продолжаются весь оставшийся день.
А весь следующий день они стучат и копают прямо перед домом. Я не задаю мисс Лифолт никаких вопросов об этом деле, а мисс Лифолт ничего не объясняет. Только каждый час открывает заднюю дверь посмотреть, что там к чему.
В три часа шум прекращается, мужчины садятся в грузовик и уезжают. Мисс Лифолт, глядя им вслед, шумно вздыхает. Потом прыгает в машину и уезжает по своим делам, которыми обычно и занимается, когда не переживает из-за пары цветных мужиков, околачивающихся около ее дома.
Вскоре звонит телефон.
— Мисс Лиф…
— Она всем в городе рассказала, что я воровка! Поэтому я не могу найти работу! Эта стерва превратила меня в самую наглую и болтливую горничную округа Хиндс! К тому же уголовницу!
— Погоди, Минни, переведи дух…
— Сегодня утром перед работой я пошла к Ренфроу из «Платанов», так мисс Ренфроу меня едва с лестницы не спустила. Говорит, мисс Хилли ей все обо мне рассказала, мол, все уже знают, что я украла подсвечники у мисс Уолтер!
Слышу, как орет Киндра, и удивляюсь, почему это Минни уже дома. Обычно она не уходит с работы раньше четырех.
— А я ведь только вкусно кормила старуху и ухаживала за ней!
— Минни, я знаю, что ты честная женщина. Господь тому свидетель.
Голос понижается — будто пчелы в сотах жужжат:
— Когда я пришла к мисс Уолтер, мисс Хилли была уже там и попыталась всучить мне двадцать долларов. Говорит: «Возьмите. Я знаю, вы нуждаетесь». А я чуть не плюнула ей в лицо. Но не плюнула. Нет, сэр, — и она аж запыхтела, — я сделала хуже.
— Что ты сделала?
— Не скажу. Никому не скажу про тот пирог. Но она получила то, что заслужила!
Минни теперь причитает в полный голос, а меня охватывает ужас. Не стоит затевать опасных игр с мисс Хилли.
— Я никогда больше не найду работу, Лерой меня убьет…
Плач Киндры все громче. Минни бросает трубку, даже не попрощавшись. Не возьму в толк, что это она там толковала о пироге. Боже, зная Минни, думаю, это определенно что-то нехорошее.
Вечером я сорвала пучок салата и большой помидор в огороде Иды. Поджарила кусочек ветчины — чуть сдобрить свои сухие оладьи. Шевелюра моя уже закручена на розовые бигуди, забрызгана лаком для волос. Весь вечер я думала о Минни и беспокоилась. Надо бы выкинуть это все из головы, если собираюсь сегодня заснуть.
Сажусь за стол поужинать, включаю радио. Маленький Стиви Уандер поет «Кончики пальцев». Этому пареньку дела нет до того, что он цветной. Ему всего двенадцать, он слепой, но уже распевает по радио. Когда песня кончается, я кручу настройку, пропускаю проповедь пастора Грина и останавливаюсь на станции WBLA. Передают настоящий южный блюз.
Люблю в темноте слушать эти стонущие, тягучие звуки. Кажется, что дом полон людей. Я словно вижу их, покачивающихся в такт музыке. Когда выключаю верхний свет, представляю, что мы в «Вороне». Маленькие столики, лампы с красными абажурами. Май или июнь, тепло. Мой парень Клайд ослепительно улыбается мне и говорит: «Дорогая, хочешь выпить?» А я отвечаю: «"Блэк Мэри", чистую», а потом смеюсь сама над собой — сижу тут в кухне, мечтаю, а сама в жизни не пробовала ничего крепче лиловой «Ниха».[5]
Минни Мемфис[6] поет по радио про то, что не стоит жарить постное мясо, то есть на самом-то деле про то, что любовь не длится долго. Время от времени я задумываюсь, что могла бы найти другого мужчину, кого-нибудь в нашей церкви. Проблема в том, что я люблю Господа и мужчина никогда не сможет занять такое же важное место в моей жизни. Мужчины, которые мне нравятся, обычно из тех, что сбегают сразу, как потратили все ваши денежки. Такую ошибку я уже совершила двадцать лет назад. Когда Клайд бросил меня ради дешевой бесстыжей шлюхи с Фэриш-стрит, по прозвищу Какао, я решила, что с мужчинами завязываю навсегда.
Кошачий визг за окном возвращает меня в мою холодную кухню. Выключаю радио, включаю свет и вытаскиваю из сумочки молитвенник. Мой молитвенник — это обычный синий блокнот, купленный в магазине «Бен Франклин».[7] Пишу я карандашом, так что могу стирать, пока не получится как надо. Я начала писать молитвы еще в детстве. Когда в седьмом классе я сказала учительнице, что не смогу больше ходить в школу, потому что должна помогать маме, мисс Росс чуть не расплакалась.
