И еще. И все улетели. <…> Путь их далек… Помолимся за них: ведь и мы собираемся вслед за ними. Будем же собирать
солнечность, чтобы построить свои корабли! (
Белый — Метнер. Т. 1. С. 244–245).
А «едва ли не первая интерпретация „аргонавтического“ мифа <…>, который своей образной формой идеально соответствовал дерзновенным и предельно неконкретным, неопределенным мистико-жизнетворческим чаяниям»[16] московских символистов, содержится в более раннем (от 26 марта 1903 года) письме Белого тому же адресату:
Кстати: я и один молодой человек (Л. Л. Кобылинский) собираемся учредить некоторое негласное общество (союз) во имя Ницше — союз «Аргонавтов»: цель экзотерическая — изучение литературы, посвящ<енной> Шопенгауэру и Ницше, а также и их самих; цель эзотерическая — путешествие сквозь Ницше в надежде отыскать золотое руно <…> — чувствуете Вы, что звучит в этом сочетании слов, произнесенном в XX столетии русскими студентами, — аргонавты сквозь Ницше за золотым руном!! <…> для других это уплывание за черту горизонта, которое я хочу предпринять, будет казаться гибелью, но пусть знают и то, что в то время, когда парус утонет за горизонтом для взора береговых жителей, он все еще продолжает бороться с волнами, плывя… к неведомому богу… (Белый — Метнер. Т. 1. С. 218).
Тем самым мифология аргонавтизма сформировалась за полгода до того, как было объявлено о собраниях кружка. Поясняя в «Начале века» смысл выбранного названия, Белый указывал, что «кружок <…>, выросший совершенно естественно», «Эллис назвал кружком „аргонавтов“ <…>, приурочив к древнему мифу, повествующему о путешествии на корабле „Арго“ группы героев в мифическую страну (по предположению, в Колхиду): за золотым руном <…>» (НВ. С. 123).
Отсылка к знакомому каждому гимназисту древнегреческому мифу об аргонавтах кажется очевидной. Однако Белый несколько лукавил. Ведь древнегреческий миф под его пером уже к моменту создания кружка претерпел весьма существенную трансформацию. Парируя в мемуарах критику в свой адрес и обвинения в мистицизме, Белый писал:
Если б мы были мистиками в том смысле, в каком нас изображали потом, а не… «и диалектиками», надо было бы видеть в нашем юношеском кружке «Арго» материалистическую эмпирику и ждать, что мы, наняв барку в Одессе, поплывем к устью реки Риона за отыскиванием пресловутого барана; все знали: барана мы не искали и в Кутаис не ездили, а сидели в Москве <…> (НРДС. С. 45).
Главный семантический сдвиг Белый акцентировал в «Начале века»: «<…> я написал стихотворение под заглавием „Золотое Руно“, назвав солнце руном <…>» (НВ. С. 123). Именно замена шкуры барана (руна) солнцем легла в основу символистского мифа:
Солнце село. Рыданий
полон крик альбатросов:
«Дети солнца, вновь холод бесстрастья!
Закатилось оно —
золотое, старинное счастье —
золотое руно!»[17];
<…> огненным шаром
блистать
выплывает
руно
золотое,
искрясь[18];
<…> построю себе солнечный корабль — Арго. Я — хочу стать аргонавтом. <…> Аргонавты ринутся к солнцу (Белый — Метнер. Т. 1. С. 244)[19];
Сотрудниками моими будут аргонавты, а знаменем — Солнце. Популярным изложением основ солнечности зажгу я сердца[20].
Эта замена привела к полной реструктуризации прежнего сюжета[21]. Греческие герои плывут за золотым руном, потому что хотят забрать шкуру барана и привезти ее в Элладу. Герои Белого понимают плавание за руном как движение вслед за солнцем и по направлению к солнцу:
Летим к горизонту: там занавес красный
сквозит беззакатностью вечного дня.
Скорей к горизонту! Там занавес красный
весь соткан из грез и огня[22];
Зовет за собою
старик аргонавт <…>:
«За солнцем, за солнцем, свободу любя,
умчимся в эфир
голубой!..»[23];
К морю спускался седобородый рослый старик. Его кудри метались. Это был великий писатель, отправлявшийся за Солнцем, как аргонавт за руном[24].
Древнегреческое руно находится хоть и очень далеко, но все же в определенной точке земного пространства (Колхида). Руно-солнце Белого — вне земной географии, оно ведь небесное светило, которое манит, исчезает (закатывается) и вновь является, что вызывает в душах аргонавтов драматические переживания:
Горячее солнце — кольцо золотое —
твой контур, вонзившийся в тучу, погас.
Горячее солнце — кольцо золотое —
ушло в неизвестность от нас[25].
В древнегреческом мифе путь к руну долог, но все же заканчивается выполнением поставленной задачи. Путешествие аргонавтов Белого — это «путь к невозможному» (так озаглавлено одно из программных стихотворений «Золота в лазури»). В нем важно экзистенциальное стремление к возвышенному и недостижимому идеалу:
Не вздыхай… Позабудь…
Мы летим к невозможному рядом.
<…>
Глуше вопли зимы.
Дальше хаос туманный…
Это к Вечности мы
полетели желанной[26].
Изменилась и причина, заставившая аргонавтов пуститься в путь. Если греческие герои выполняют поставленное перед ними Пелием задание, то герои Белого действуют в силу внутренней потребности света, из‐за присущей их природе устремленности к будущему, из‐за, можно сказать, врожденной тяги к идеальному и вечному:
Солнцем сердце зажжено.
Солнце — к вечному стремительность.
Солнце — вечное окно
в золотую ослепительность[27];
О Солнце мечтали дети Солнца[28];
Мое желание солнца все усиливается. Мне хочется ринуться сквозь черную пустоту <…> построю себе солнечный корабль — Арго. Я — хочу стать аргонавтом (Белый — Метнер. Т. 1. С. 244)[29].
Цель древнегреческих аргонавтов — не только привезти золотое руно, но и самим вернуться домой. Цель аргонавтов-символистов противоположна. Они стремятся покинуть грешную землю навсегда, чтобы обрести новую, идеальную родину, которая и есть — Солнце. Потому аргонавты ощущают и именуют себя «детьми Солнца»:
Поют о Солнцах дети Солнца, отыскивают в очах друг у друга солнечные знаки безвременья и называют жизнью эти поиски светов. <…> Среди минут мелькают образы, и все несется в полете жизни. Дети Солнца сквозь бездонную тьму хотят ринуться к Солнцу[30];
И огненное сердце мое, как ракета, помчалось сквозь хаос небытия к Солнцу, на далекую родину[31].
И наконец самое, на наш взгляд, главное. Превратив золотое руно из бараньей шкуры в небесное светило, Белый изменил траекторию движения
