опёрлись руками на плечи.
Младший лейтенант снял фуражку и озабоченно вытер ладонью вспотевший лоб.
— Ну-ка, покажи голову! — решил он.
— А ты что, врач? — огрызнулся я.
Но, всё-таки, снял шляпу и наклонил голову вниз.
— На, смотри!
Младший лейтенант подошёл поближе. Я увидел его лакированные ботинки. Затем услышал голос:
— Да, нормально! Кто это тебя так приложил?
Я пожал плечами.
— Не помню. Очнулся на моле. Дошёл до берега, хотел умыться. А тут вы накинулись, и давай руки крутить!
— У нас приказ! — оправдываясь, сказал младший лейтенант. — Задержать студента Гореликова и доставить в комендатуру. Ты идти-то сможешь? Или мне теперь машину вызывать?
Идти жутко не хотелось. Но я представил, сколько времени займёт возня с машиной, которую непременно затеет неугомонный лейтенант. Комендант за это время совершенно озвереет, и меня не ждёт ничего хорошего.
— Смогу, — ответил я, — только не быстро.
И поднялся на ноги.
Мы прошли вдоль набережной и свернули к поросшим травой покатым земляным валам крепости Пиллау. По пешеходному мостику перешли широкий ров, заполненный мутной водой. Возле полукруглых ворот стояли двое часовых. Мы прошли мимо них.
Низкий кирпичный свод заслонил весеннее небо, и я невольно вздрогнул. Показалось, что отсюда я уже никогда не выйду.
Внутренний двор крепости, несмотря на чистоту, производил впечатление серости. Сырой была булыжная отмостка вдоль кирпичных стен. Серый асфальт плаца. Даже белый гипсовый бюст Ленина посерел от весенних дождей.
Наискось через двор меня провели к трёхэтажному зданию из багрового, сильно обожжённого кирпича. Здание то ли осталось с немецких времён, то ли было заново построено из имевшегося под рукой материала. На некоторых кирпичах ещё сохранилась немецкая маркировка.
Узкие окна здания были забраны частыми решётками, сваренными из арматуры. На табличке возле входной двери я успел увидеть надпись «Военная комендатура».
Мы прошли длинным коридором и остановились возле двери, которая была выкрашена серой краской. Младший лейтенант постучал.
— Войдите! — ответили из кабинета.
Мой провожатый толкнул дверь. Матросы вытянулись по стойке «смирно». Младший лейтенант вошёл в кабинет.
— Задержанный студент Гореликов по вашему приказанию доставлен! — доложил он кому-то, сидевшему в кабинете.
— Заводи! — ответил лейтенанту суховатый баритон.
Он показался мне ужасно неприятным.
— Товарищ майор, разрешите доложить! У задержанного не всё в порядке с головой. Рана на затылке и потеря памяти. Ему требуется врач.
— Разберёмся, лейтенант!
Баритон стал резким.
— А с чего ты решил, что у него потеря памяти?
— Задержанный спрашивал, какой сейчас год.
— И ты сказал?
— Никак нет, товарищ майор!
— Молодец! Заводите задержанного!
Один из матросов толкнул меня в бок, и я вошёл в кабинет.
Скорее, это был каземат. Небольшое помещение со сводчатым кирпичным потолком. Стены до закругления оштукатурены и выкрашены серой краской. В стене напротив двери — узкое окно за решёткой.
Боком к окну стоял простой письменный стол, за которым читал бумаги невысокий мужчина с бритой налысо головой. Одет он был в форму защитного цвета с погонами майора.
За спиной майора прислонился к стене огромный стальной сейф, зачем-то выкрашенный в зелёный цвет.
Майор поднял глаза от бумаг.
— Свободны! — кивнул он младшему лейтенанту. — А ты садись.
Я машинально окинул взглядом помещение.
Сесть было некуда.
Майор с улыбкой наблюдал за мной.
— Шутка! — сказал он, весело улыбаясь. — Постоишь. Разговор короче выйдет.
И снова опустил глаза в бумаги. Я переминался перед столом.
Так прошло минут десять. Наконец, майор захлопнул папку и отодвинул её от себя.
— Ну, что, Ковбой! Тебя ведь друзья так называют? Давай, рассказывай!
— Дайте воды, — попросил я.
Пить хотелось давно. Ещё когда мы шли вдоль набережной, я почувствовал, что горло пересохло. Но у патруля воды с собой быть не могло, поэтому я не стал и спрашивать.
— Воды? — удивился майор. — А, может, чаю?
У него была странная привычка — задавать дурацкие вопросы и всерьёз ждать на них ответа. Вот и сейчас он умолк, вопросительно глядя на меня, как будто ожидал, что я соглашусь на чай.
Я тоже молчал.
Майор поднялся из-за стола. Открыл сейф, убрал в него папку с документами, а взамен достал высокий графин с узким горлышком и гранёный стакан. Налил из графина в стакан воды и протянул мне.
— Ну, пей!
Очень хотелось проглотить воду залпом. Но я сдержался и стал пить маленькими глотками. Майор, стоя в двух шагах, внимательно следил за мной.
Я отдал ему пустой стакан. Хотелось ещё воды, но майор больше не предложил. Он убрал графин и стакан обратно в сейф, и снова уселся на стул. Пододвинул к себе другую папку, раскрыл её.
— Давай по порядку, — предложил он.
— Давайте, — согласился я.
— Ты Гореликов Александр, одна тысяча девятьсот сорок седьмого года рождения. Так?
— Так.
Я даже кивнул, чтобы показать согласие.
— Сирота, родителей не помнишь, воспитывался в детском доме в посёлке Осьмино Ленинградской области. Всё верно?
— Верно.
— Хорошо, — сказал майор. — Меньше будет слёз, когда сядешь.
Он снова взглянул на меня, ожидая вопроса.
— За что, товарищ майор?
— Погоди, — довольно улыбнулся он. — Доберёмся и до этого. Давай по порядку. Документы у тебя есть?
Я автоматически поднёс руку к нагрудному карману рубашки.
Паспорта не было.
— Вот видишь!
Майор плотно сжал губы.
— Уже нарушаешь! По закрытой зоне ходишь без документов. А ведь вас настрого предупреждали при въезде. Предупреждали?
— Товарищ майор! — запротестовал я. — Паспорт у меня, наверное, украли! Ведь при въезде в город он был!
— Разберёмся, — кивнул майор. — Давай дальше. Служил в автороте, демобилизован в одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмом в звании рядового. В прошлом году поступил на исторический факультет Ленинградского университета. Проживаешь в общежитии.
Майор отложил папку.
— Что, Гореликов? Устал в общаге бока протирать? Денег захотелось, красивой жизни?
Хотя я и чувствовал, что майор готовит мне какую-то каверзу, но от такого резкого перехода просто охренел.
— Вы о чём, товарищ майор?!
— О чём? А вот об этом!
Майор вскочил из-за стола. Ростом он едва доходил мне до плеча, и яростно взглянул на меня снизу вверх. Не глядя в бумаги, отчеканил:
— Третьего июня одна тысяча девятьсот семидесятого года в составе группы студентов приехал в Балтийск якобы для прохождения археологической практики.
