1944
Тбилиси
Листья
Равно и к августу и к маюБлаговолящая листва.Как жаль, что я не понимаюТвои зеленые слова.
Быть может, речь твоя чудесней,Нежней, чем мой язык родной.Твои пленительные песни,Увы, проходят стороной.
Я наслаждаюсь только звуком,Но смысла слов мне не понять.Быть может, в шелесте их — мука,Волшебной неги благодать.
Я только молча наблюдаю,Как листья, словно камыши,Друг другу тайны поверяя,Перекликаются в тиши.
О, если б мог я приобщитьсяК блаженной тайне их речей,Как пролетающая птица,Как пробегающий ручей!
1945
Секунды любви
Я шел по дорогам, изрытым годами,Дышал, задыхался и падал в крови.И с тою же силою, как при Адаме,Летели секунды, секунды любви.
Мы к древу познанья пришли не случайно.Мы знаем так много, нам все не в нови,Но с той же слепой, неразгаданной тайнойНесутся секунды, секунды любви.
Как будто все просто и так объяснимо,Как голуби теплые — только лови.Трепещут в руках, но проносятся мимоСекунды, секунды, секунды любви.
Зачем же гадать о бесчисленных звездах.Оставь их в саду поднебесья, не рви.Смотри, как земной наш живительный воздухПронзают секунды, секунды любви.
1946
Над облаками
Смотрю с горы на облака. Под нимиВосходит солнце. Краскам нет числа.И видно ясно в лиловатом дыме,Как перед светом распростерлась мгла.
1947
«Я уезжаю в Ашхабад»
Я слышу голос юный, звонкий,И юноша чему-то рад.Кому-то он кричит вдогонку:«Я уезжаю в Ашхабад».
«Я там учусь!» Ну, что ж, с успехомУчись, мой незнакомый брат,И пусть с улыбками и смехомТебя встречает Ашхабад.
Ведь я тебя совсем не знаю.Чего же я всем сердцем рад,Как будто сам я уезжаюЗа вечным счастьем в Ашхабад?!
И понял я душой поэта,Что мы живем в чудесный век.Мне дорог был в минуту этуПростой советский человек.
И, необъятное объемля,Как некий новый чародей,Люблю я всю родную землюИ любящих ее людей.
И этой радостью большоюЛишь только наш народ богат.И молодел я всей душою,Хотя не ехал в Ашхабад.
Я слышу голос юный, звонкий,И юноша чему-то рад.Кому-то он кричит вдогонку:«Я уезжаю в Ашхабад!»
1947
Баку
Старые письма
Они взметнулись пыльною горой,Еще не уничтоженные письма.Одни из них — как пласт земли сырой,Другие — как готовящийся выстрел.
Какая смесь бумажных их одежд,Почтовых дат, и штемпелей, и марок,Сердечных клятв, несбывшихся надежд,Внезапно превратившихся в огарок.
Благословляя и кляня судьбу,Овладевая тишиной ночною,Как мертвые, они лежат в гробуИ, как живые, говорят со мною.
И я от них уже неотделим,Как от меня неотделимо имя.И я кричу всем существом своим,Что в этот час бессилен перед ними.
Обычный путь их — к печке от стола,Но вдруг я понял их предназначенье:Скорей они сожгут меня дотла,Чем я предам их пеплу и забвенью.
1948
Из плена будней
Из плена будней ежедневных,Из коридорных закоулковБегу к каспийским волнам гневным,К небесной сини, к скалам гулким.
Бегу в ущелье Дагестана,К простым, неискушенным людям,Дыша предутренним туманом,Дыша снегами полной грудью.
И вновь приковывают взорыНедостижимые вершины,И необузданные горы,И камни крепости старинной.
Все, что когда-то здесь шумело,Шумит в моем сознанье снова,И раздвигаются пределыСуществования земного.
1948
Махачкала
Мать
Приходит старость. С ней не так легкоНам справиться, бредем в ее мы сети.А наша юность где-то далеко,Как будто даже на другой планете.
И кажутся каким-то дальним сномКартинки из «Руслана и Людмилы»,Деревья сада, двухэтажный домИ женский образ — бесконечно милый.
Что может быть чудесней слова «мать»?О, сколько губ, трепещущих и нежных,Не уставали матерям шептатьО самых первых чувствах белоснежных!
О, сколько слез горячих, как огонь,Жгли щеки детские и днем и ночью!Слез не собрать теперь в одну ладоньИ не увидеть никогда воочью.
Любимая, не уходи… Постой!Ты для меня всегда была святыней,И на пути, завещенном тобой,Как в раннем детстве, я стою поныне.
Вот почему я этот мир люблю,Овеянный воспоминаньем детства.Вот почему я подошел к КремлюВ семнадцатом году с открытым сердцем,Как подходил я к матери младенцем.
1948
Тбилиси
Курьерский поезд
Курьерский поезд опоздать не мог,Он несся вместе с запахом полыниИ за собою по степи волокПолотнища небес прозрачно-синих.А на ветру твой шелковый платокЛаскал меня пушистой бахромою.О большем счастье я мечтать не мог —Я был с тобою, ты была со мною.Курьерский поезд опоздать не мог.
Года прошли, но поезд не приходит.Шестой десяток лет уж на исходе,А поезд мчится призрачным волчкомС ветрами, с пылью, с запахом полыниИ с материнским шелковым платком,Неведомою силою влеком.
Дрожит окно. Тебя на свете нет.Стал стариком когда-то нежный отрок.А поезд мчится в грохоте планетПо расписанью или недосмотру?Вновь снежные хребты календарейМелькнут в глазах, как прежде это было.В вагоне том же, в той же тишине,Прижмется отрок к матери своей,Святую радость рассказать не в силах,И это чувство передастся мне,Оно проникнуть может и в могилу.
Курьерский поезд опоздать не мог,Он не пришел, и все ж — не опоздал он.Не потому ль, что не было вокзала,К которому он мог прийти бы в срок.В окне еще сверкает твой платок,Как молодости вечное начало.Курьерский поезд опоздать не мог.
1949
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});