Наташа уже направилась к дверям, но Ковров преградил ей дорогу.
– Подождите, – сказал он с каким-то непонятным волнением в голосе, – постойте, сударыня, не торопитесь убегать. Кажется, мы с вами не поняли друг друга.
– Не поняли друг друга? Что вы хотите этим сказать?! – воскликнула Наташа, охваченная недобрым предчувствием. Только сейчас до нее дошло, что на нем форма гвардейского кирасирского полка, шефом которого была Мария Федоровна, и от этого открытия у нее внутри все похолодело.
Какое-то время Павел пристально всматривался в ее лицо, затем сардонически усмехнулся и покачал головой.
– Ну разумеется! – воскликнул он. – Каким же я был идиотом, что сразу не догадался! Так, стало быть, это вы та самая «прекрасная и бесстрашная дама», с которой мне предстоит отправиться в опасное путешествие?
– А вы – тот самый «таинственный друг» Марии Федоровны? – упавшим голосом спросила Наташа.
– Он самый, – подтвердил Павел.
Отчаяние Наташи было так велико, что она не сдержала горестного вздоха. Возможно, граф Павел Ковров очень храбрый, ловкий и надежный офицер, возможно, он сумеет сделать их предприятие настолько безопасным, насколько оно вообще может быть таковым, но Наташе не становилось от этого легче. Павел Ковров был ее заклятым врагом, она не могла выносить одного его вида, а провести рядом с ним несколько недель… ужасно! Однако о том, чтобы отказаться от задуманного, не могло быть и речи… Наташа чувствовала, что у нее начинает мутиться разум. Такой несчастной она не ощущала себя очень давно. Наверное, с той самой зимы…
– Натали!
Резкий оклик привел ее в чувство. Сделав глубокий вдох, она заставила себя посмотреть на ненавистного человека. Он больше не улыбался, в его глазах читалась смесь сочувствия и досады.
– Послушайте, – сказал он, подходя к ней вплотную, – я прекрасно знаю, как сильно вы меня ненавидите, и понимаю ваше состояние. Но сейчас вы должны забыть о том, что я ваш враг. У государыни нет времени искать вам замену, а мне не обойтись без помощницы.
– Без помощницы?! – воскликнула Наташа, гневно сверкнув глазами. – Да ведь это вас дали мне в помощники, а не меня вам!
– Пусть так, – согласился Павел, – но это ничего не меняет. Потому что, – он выразительно посмотрел на Наташу, – меня государыне тем более некем заменить. Так что, нравится вам это или нет, а придется нам как-то уживаться… И не надо так от меня шарахаться! – хмуро прибавил он, когда Наташа отдернула руку от протянутой ей руки. – Вы же собираетесь играть роль моей любовницы, или вы забыли?
– Мы пока еще не за границей!
– Да. Но игра уже началась! И сейчас будет бал, где нам придется много танцевать, по крайней мере, танца три или четыре.
– Это совсем необязательно!
– Нет, обязательно. – Павел посмотрел на Наташу непреклонным взглядом. – Среди тех, кто приедет на бал, вполне может оказаться английский или французский шпион. Им может быть кто угодно, знатный сановник или юная фрейлина! И этот человек должен прийти к убеждению, что между нами любовная связь. Тогда наше путешествие не вызовет подозрений и никого не заинтересует.
Он подошел к Наташе и протянул ей руку. Сделав над собой усилие, она вложила свою ладонь в ладонь ненавистного человека, наградив его при этом недобрым взглядом.
– Больше любви и нежности, дорогая, – сказал Павел, легонько сжимая ее пальцы. – Или, на худой конец, кокетства. Вы ведь, насколько я помню, прекрасно владеете этим женским искусством.
– Вы ошибаетесь, князь: я давно этому разучилась, – сухо ответила Наташа. – Я была замужем за прекрасным человеком, и за все четыре года, что я с ним прожила, у меня ни разу не возникло желания завлекать других мужчин.
– Подождите! – Павел посмотрел на нее с легким замешательством. – Так вы что… вдова?
Наташа окинула его взглядом оскорбленной добродетели.
– Разумеется, вдова. Как бы я могла ехать с вами за границу, если бы была замужем?
– Можно подумать, что все наши замужние дамы неотрывно сидят при мужьях! – хмыкнул Павел. – Кстати, а как звали вашего покойного мужа?
– Граф Николай Иванович Струйский.
– Неужели? Я когда-то знавал этого старичка. Но, насколько помню, он всегда был убежденным противником женитьбы! Как же вам удалось его захомутать?
– Послушайте, господин Ковров!
– Простите, сударыня, – поспешно сказал он. – Я вовсе не хотел вас обидеть, это вышло случайно. И, заклинаю вас, перестаньте смотреть на меня так, будто собираетесь убить! Это может повредить нашим замыслам.
– Не беспокойтесь, – надменно проговорила Наташа. – Я прекрасно умею владеть собой, и когда мы окажемся на людях, сумею разыграть роль влюбленной женщины. А вот и государыня! – воскликнула она, посмотрев в сторону открытых дверей соседней гостиной. – Наконец-то!
– Последняя фраза означает, что вам надоело мое общество, не так ли? – насмешливо спросил Павел.
– Вы очень догадливы, сударь, – в тон ему ответила Наташа.
Важный разговор не занял много времени. Из рассказа тайного агента Ковров уяснил суть дела и успел продумать план действий. Было решено, что Наташа покинет Павловск завтра на рассвете, в своем экипаже, и на одном постоялом дворе пересядет в экипаж компаньона. Сам же Ковров собирался незаметно исчезнуть из дворца где-нибудь в середине бала. Он приехал сюда в парадной карете, чтобы не вызвать подозрений, и ему нужно было поменять ее на дорожную карету.
Предложение Марии Федоровны насчет поддельных паспортов Ковров решительно отклонил. Он сказал, что путешествие под чужими именами было бы самой большой ошибкой, которую они только могут допустить. Полиция Бонапарта мгновенно разоблачит их, и они не смогут свободно передвигаться по французской земле. И потом, холостому мужчине и вдове нет никакой нужды в подобной конспирации.
Напоследок Ковров задал императрице самый важный вопрос: что делать с письмом, если, даст Бог, оно все-таки окажется у них в руках. Самым благоразумным, сказал он, было бы сразу уничтожить его, а не везти обратно в Россию: ведь за долгую дорогу может случиться много чего. Но доверяет ли ему государыня настолько, чтобы поверить на слово? К изумлению Наташи, Мария Федоровна без колебаний ответила: «Да»!
«Интересно, чем этот гадкий человек заслужил ее доверие? – с досадой подумала Наташа. – А может, просто все женщины, не наученные горьким опытом, любят самодовольных наглецов? Ведь этот противный Ковров и мне когда-то сумел понравиться!»
В три часа ночи, улегшись в постель, Наташа не сразу смогла заснуть, хотя чувствовала себя очень усталой. Мысль о том, что ей предстоит путешествовать в одной карете с ненавистным человеком, не давала ей обрести покой. Даже опасности, которые могли грозить в дороге, больше не пугали ее: по сравнению с душевными терзаниями, какие придется вынести, они казались пустяками.
Чтобы не думать о Коврове, Наташа стала думать о Стентоне. Вот уж кого можно с полным правом назвать незаурядной личностью! В этом человеке все было необычным: и род его занятий, и сама внешность. По мнению Наташи, Стентон совсем не походил на типичного англичанина. Он был жгучим брюнетом с темными, как ночь, глазами. Пожалуй, только бледная кожа выдавала в нем европейца, иначе его можно было бы принять за какого-нибудь араба. Зато манеры у него были истинно аристократическими, никому бы и в голову не пришло, что он может заниматься такими делами, как контрабанда и воровство чужих писем.
С первых минут общения Стентон произвел на Наташу благоприятное впечатление. Он был очень галантным кавалером и умел увлекательно рассказывать. С Наташей он держался почтительно, никогда не пытался с ней флиртовать, даже когда мужа не было рядом. Тем сильнее молодую женщину поразило его неожиданное признание!
Это случилось в тот осенний день, когда царь объявил о разрыве дипломатических отношений с Англией. Всем англичанам надлежало покинуть Петербург, и Стентон заехал проститься с Наташей и ее мужем. Графа Николая не оказалось дома, и Наташе пришлось принимать гостя одной. Ей сразу бросилось в глаза, что сегодня Стентон какой-то необычный. Он был задумчив и посматривал на Наташу лихорадочно блестящими глазами, отчего она почувствовала себя неловко. Когда вялотекущий разговор зашел в тупик, Наташа не выдержала и спросила:
– Что с вами сегодня, барон? Вы расстроены, что приходится уезжать?
– Нет, – ответил он, – мне все равно пришлось бы скоро уехать. Так какая разница, неделей позже или неделей раньше.
– Тогда что же вас тревожит? – спросила Наташа.
– Вы, – ответил Стентон, не меняя ни интонации голоса, ни выражения лица. – Я влюблен в вас, и мне чертовски досадно сознавать, что я не могу сделать вас своей любовницей.
