– Спасибо, что одолжили мне своего портного.
– Я вижу, он не угодил вам?
– Он чуть не уморил сам себя, стараясь создать поистине достопамятный шедевр. – Не почудилась ли Жаиму легкая заминка перед словом «достопамятный»? Брендон небрежно повел рукой сверху вниз и добавил: – Но не имея известий об отце...
– О да, – с низким поклоном молвил Шривашти. – Вы совершенно правы.
Еще один поклон, Брендон кланяются в ответ, и Архон исчезает в толпе.
Жаим обнаружил, что не дышит. Что, собственно, здесь произошло?
Ванн, вероятно, почувствовал что-то, потому что сказал:
(Эренарх носит траур как частное лицо. Он мог бы от имени отца объявить при дворе официальный траур, появившись в соответствующем костюме, но не сделал этого.)
В ровных интонациях не содержалось никакого намека, но Жаим был уверен, что упустил что-то важное. Решив разобраться с этим позже, он заметил, что Дулу опять расступаются – но теперь это сопровождалось перешептываниями.
Брендон посмотрел через всю длину зала на двух только что вошедших женщин – точнее, на одну из них, маленькую и стройную, одетую в белое. Простота ее туалета, особенно разительная среди окружающего ее разноцветия, подчеркивала плавные линии тела.
(Ваннис Сефи-Картано, вдова покойного Эренарха.)
Вот, значит, кто выселил штатский персонал и офицерские семьи из их домов – ловко, с улыбочкой. Женщина остановилась в дверях – до того легкая и грациозная, что казалась скорее голограммой, чем живой фигурой, – а затем двинулась вперед походкой профессиональной танцовщицы. Рет Сильвернайф тоже так двигалась. Жаим в новом приступе горя не мог отвести глаз от Ваннис. Шурша платьем, она приближалась к Эренарху.
– Брендон! – произнесла она звонким, мелодичным голосом и склонилась в глубоком, исполненном печали поклоне, но глаза ее выражали радость.
– Ваннис, – откликнулся Брендон. Он помог ей выпрямиться и надолго поднес ее пальцы к губам. Она ответила ему ослепительной улыбкой, и их руки опустились одновременно.
Ваннис посмотрела по сторонам, словно пробудилась от сна, и сделала рукой легкий, стремительный жест.
– У нас еще будет время поговорить. Я слышу музыку – давай потанцуем.
Брендон с поклоном подал ей руку.
Жаим отступил назад, созерцая прищуренные глаза и ехидные улыбки вокруг.
Невидимый оркестр искусно обратил создававшую фон музыку в вальс, и Дулу, разбившись на пары, с привычной легкостью закружились по блестящему полу. В центре танцевали Ваннис и Брендон – простота их нарядов выделяла их среди украшенных драгоценностями оттенков белого, серого, черного и сиреневого.
Жаим, с интересом глядя на это, почувствовал, что кто-то подошел к нему сзади, обернулся и увидел знакомое лицо.
Это был Осри Омилов, сын гностора. Темные глаза, исполненные такой ненависти во время долго путешествия на «Телварне», теперь смотрели озабоченно.
Жаим с опозданием вспомнил о своей оплошности и поклонился, как полагается кланяться сыну шевалье.
Осри, к его удивлению, смутился и лишь потом ответил коротким кивком.
– Ты уже... – начал он и умолк, поскольку толпа снова взволновалась.
На сей раз шепот выражал недоумение, даже тревогу. Дулу расступились быстрее, чем прежде, и Жаим увидел белые пушистые фигурки эйя – они шли, открыв голубые рты, в фасеточных глазах отражались огни настенных светильников. Двигаясь быстро, они не смотрели ни на кого из людей. Их легкие, как паутинка, одежды колыхались. Позади них, высокая, стройная, внушающая тревогу, шла Вийя в своем всегдашнем черном комбинезоне. Он выглядел здесь до того неуместно, что Жаим усмехнулся.
Она повернула голову, махнув по бедрам хвостом блестящих, черных, как космос, волос, и ее черные глаза встретились с глазами Жаима. Она слегка, без улыбки, кивнула ему, и Жаим вздрогнул, увидев, как она провела двумя пальцами по своей одежде. «Встретиться. Как можно скорее», – говорил этот жест.
Осри затаил дыхание.
– Что она здесь делает?
– Наверное, выполняет обязанности переводчика. Она единственная, кто может общаться с эйя.
– Мне следовало бы спросить, что делают здесь они.
Жаим снова усмехнулся. Он уже привык к эйя, которые, несмотря на свою устрашающую славу пси-убийц, ни разу не причинили вреда экипажу «Телварны».
– У них посольский статус – хотя никто не может сказать, известно ли им об этом.
«Должно быть, это Вийя их привела, чтобы иметь возможность со мной связаться».
Сердце Жаима тревожно забилось.
* * *
До этого Ваннис танцевала с Брендоном только однажды и уже забыла, какой он хороший партнер. Поначалу все ее внимание ухолило на то, чтобы приспособиться к нему и двигаться с ним в лад: он, видимо, любил быстрый темп, и Ваннис напрягалась, чтобы кружение не мешало ей видеть происходящее.
Однако вскоре она освоилась с ситуацией. Она знала, что каждая пара глаз устремлена на них, и все присутствующие задают себе вопросы. Она прямо-таки слышала, как циркулируют по залу слова, сказанные ею Ристе: «Время урезать расходы», и сознавала, что сумела одержать еще одну победу.
Но Брендон оделся так, конечно, по другой причине – и ей нужно выяснить по какой. Сосредоточив все внимание на нем, она заметила, что он смотрит куда-то через ее плечо и его рука прикасается к ней легко и безразлично.
Ваннис взглянула в ту же сторону и увидела пару маленьких инопланетян – они пробирались сквозь толпу, и от переступа их ножек по мраморному полу бросало в дрожь. Это, должно быть, те самые, что способны сжигать мозги на расстоянии. Ваннис заметила также высокую темноглазую женщину, идущую следом, но тут же выбросила ее из головы, полубессознательно присвоив ей ярлык прислуги.
Гораздо интереснее то, почему Брендон так пристально следит за ними. Неужели пси-способности эйя внушают ему страх? Потом Ваннис вспомнилось, что кто-то говорил, будто эти существа путешествовали с ним на одном корабле. Странно: надо будет спросить его об этом, но первым делом следует выяснить, как он к ней относится.
Он оказал ей неожиданную честь, признав ее право на первый танец. Это подтверждает – по крайней мере на данный момент – ее ведущую роль в свете. Теперь неплохо бы разобраться, что значит этот поступок для него самого.
И эта простота – не признак ли искреннего горя?
– Я скорблю о ваших братьях, – сказала она.
Он опустил глаза, и их взгляды встретились. Его взор не выражал ничего, кроме вежливой заинтересованности.
– А я – о вашем муже, – сказал он.
Как это понять?
Она попыталась еще раз, решив теперь немного рискнуть.
– Мне думается, теперь семье самое время объединиться.
Брендон внезапно сделал крутой поворот, и перед Ваннис вспыхнула целая радуга красок, когда они вклинились между двумя другими парами.
– Нам всем следует объединяться, – ответил он.
Неужели он и правда так глуп, как говорил Семион? Они так мало встречались до настоящего времени! Где найти отмычку, чтобы посмотреть, что скрывается за этими голубыми глазами – если там вообще что-то есть?
Но внезапно он спросил очень серьезно:
– Вас известили, что мой отец жив?
– Да, я слышала, – кивнула она. – Так это правда?
– Надеюсь, что пока еще правда, – пробормотал он.
– Что же теперь делать?
– Вернуть его обратно, – улыбнулся Брендон.
Танец кончился – прошло больше времени, чем она полагала. Брендон с поклоном передал ее первому подошедшему кавалеру.
Она с улыбкой ответила на поклон и приказала себе не смотреть ему вслед.
2
– Я думал, вы цените правду превыше всего, – сказал Анарис.
– Так и есть, – ответил Геласаар.
– Почему же тогда ваши советники не докладывали нам о Семионе?
– У правды много слоев.
– Софистика, – бросил Анарис.
Панарх прищурился с беззлобным удивлением.
– Тогда позволь выразиться по-другому: у восприятия много слоев.
– Либо вам рассказывали о происках Семиона, либо нет.
Панарх задумался, словно грезя наяву. Лоб его был гладок и спокоен. Анарис молча ждал, и дираж’у замер в его руках. Через некоторое время Панарх поднял глаза.
– Рассказывали, но обиняками.
– В последнее время они стали не столь уклончивы?
– Да. Теперь мы можем позволить себе роскошь говорить прямо.
– Казалось бы, должно быть наоборот. Когда вы находились у власти и было известно, что вы цените правду, вашему окружению следовало почитать прямоту за добродетель.
Панарх склонил голову.
– Когда ты у власти, вес твоего слова – если мерить по последствиям – растет со временем в геометрической прогрессии. Чтобы действовать в этих условиях, приходится учиться языку компромисса.
* * *
Элоатри шла вдоль периметра Обители, думая о том, как мыслил и чем руководствовался неизвестный, создавший все это. Она уже обнаружила два потайных входа в частный туннель транстуба и спрашивала себя, какие отношения могли существовать в прошлом между этим религиозным центром и панархистским правительством.
