Фулгрим и Мортарион совершили путешествие к Двеллу с целью увидеть Гора Луперкаля, однако Магистр Войны явился не для того, чтоб его увидели.
Он явился, чтобы его услышали.
Тело Фулгрима свернулось под ним с шипением трущихся чешуек, и он стал выше Мортариона с Магистром Войны.
— Гор, — произнес Фулгрим, и в каждом звуке его голоса таился едва заметный смысл. — Мы живем во времена величайшего потрясения, какое знала Галактика, а ты совсем не изменился. Как это разочаровывает.
— Зато ты изменился до неузнаваемости, — отозвался Гор.
За спиной Фулгрима развернулась пара гладких драконьих крыльев, а его тело пошло темной рябью.
— Более чем тебе известно, — прошептал Фулгрим.
— Менее чем ты думаешь, — ответил Гор. — Но скажи мне, жив ли еще Пертурабо? Мне потребуется его Легион, когда стены Терры рухнут.
— Я оставил его в живых, — сказал Фулгрим. — Хотя для меня загадка, что с ним сталось после моего возвышения. В… как там он его называл? Ах да, в Оке Ужаса нет места тем, кто столь сильно погружен в материальные заботы.
— Что ты сделал с Владыкой Железа? — требовательно проскрежетал Мортарион из-под бронзового респиратора, который закрывал нижнюю половину его лица.
— Я избавил его от дурацких представлений о постоянстве, — ответил Фулгрим. — Почтил, позволив его силе подпитать мое вознесение к этой высшей форме бытия. Однако в конце он не стал жертвовать всем ради любимого брата.
Фулгрим хихикнул.
— Думаю, я слегка его надломил.
— Ты его использовал? — произнес Мортарион. — Чтобы превратиться в… это?
— Мы все друг друга используем, ты не знал? — рассмеялся Фулгрим, скользя по полу зала и любуясь своим отражением в разбитых стеклах. — Чтобы достичь величия, мы должны принять благословение новых вещей и новых форм силы. Я принял этот урок близко к сердцу и охотно приветствую подобное преображение. Лучше бы тебе последовать моему примеру, Гор.
— Копье, нацеленное в сердце Императору, должно быть не гибким, а из твердого железа, — сказал Гор. — Я — это твердое железо.
Гор повернулся к Мортариону, который даже не удосуживался скрывать свое отвращение от того, во что превратился Фениксиец.
— Как и ты, брат, — произнес Магистр Войны, шагнув вперед и по-воински сжав запястье Повелителя Смерти. — Ты поражаешь меня, непреклонный друг мой. Если даже Хану не хватило сил повергнуть тебя, на что же надеяться остальным?
— Его скорость в бою чудесна, — признал Мортарион. — Но без нее он ничто. Я еще скошу его.
— И я позабочусь об этом, — посулил Гор, разжимая руку. — На земле Терры мы стреножим Хана и посмотрим, сколь хорошо он бьется.
— Я твой слуга, — произнес Мортарион.
Гор покачал головой.
— Нет, ни в коем случае. Не слуга. Мы ведем эту войну, так что не должны быть ничьими рабами. Я не собираюсь заставлять тебя менять одного господина на другого. Ты нужен мне рядом как равный, не как вассал.
Мортарион кивнул, и Аксиманд заметил, что примарх Гвардии Смерти выпрямился после слов Луперкаля.
— А что с твоими сыновьями? — спросил Гор. — Тифон так и дразнит охотников Льва?
— После Пердитуса он весело пляшет с монахами Калибана среди звезд, оставляя за собой смерть и горе, — отозвался Мортарион с довольным ворчанием, от которого из ворота пошли струйки ядовитых эманаций. — Если позволишь, я вскоре присоединюсь к нему, и охотники станут дичью.
— Уже скоро, Мортарион, уже скоро, — сказал Гор. — Твой Легион готов к войне, и мне почти что жаль Льва.
Фулгрим ощетинился, не получив слов похвалы, однако Гор еще не закончил.
— Сейчас более чем когда бы то ни было мне нужны вы двое рядом, не как союзники или подчиненные, а как равные. Я сохраняю титул Магистра Войны не из-за того, что он олицетворял, когда был пожалован, а из-за того, что он значит теперь.
— И что же это? — поинтересовался Фулгрим.
Гор взглянул в орлиное лицо Фениксийца, обладавшее холодным совершенством алебастра. Аксиманд почувствовал силу протянувшейся между ними связи — борьбы за главенство, в которой мог быть лишь один победитель.
Фулгрим отвел взгляд, и Гор заговорил.
— Он значит, что лишь у меня есть силы сделать то, что должно. Лишь я могу собрать своих братьев под одно знамя и переделать Империум.
— Ты всегда был гордым, — заметил Фулгрим, и от тона Фениксийца Аксиманда потянуло схватиться за эфес Скорбящего. Однако меч больше не висел у него на боку, клинок был сильно иссечен и нуждался в ремонте.
Гор оставил шпильку без внимания и продолжил.
— Если я и горд, то это гордость за моих братьев. Гордость за то, чего вы добились с нашей прошлой встречи. Вот почему я призвал к себе вас и более никого.
Фулгрим ухмыльнулся.
— Так чего же тебе нужно от меня, Магистр Войны?
— То создание, с которым я говорил после Исствана, покинуло тебя? Ты вновь Фулгрим?
— Я очистил свою плоть от присутствия этого создания.
— Хорошо, — произнес Гор. — То, о чем я говорю здесь, касается Легионов и не относится к тварям, что обитают вне нашего мира.
— Я изгнал тварь варпа, однако научился множеству вещей, пока наши души были переплетены.
— Каким вещам? — спросил Мортарион.
— Мы договорились с их хозяевами, заключили сделки, — прошипел Фулгрим, указывая серповидным когтем на Гора. — Ты заключил кровавые соглашения с богами, а клятвы богам не следует с легкостью нарушать.
— Меня насквозь пробирает отвращение, когда ты говоришь о вере клятвам, — сказал Мортарион.
Магистр Войны поднял руку, удерживая Фулгрима от ядовитого ответа.
— Вы оба здесь, поскольку я нуждаюсь в ваших уникальных талантах. Гневу Сынов Гора снова нужно дать волю, и я не стану этого делать, не имея возле себя братьев.
Гор медленно двинулся по кругу, оплетая Мортариона и Фулгрима словами, словно сетью.
— Эреб поднял великий Гибельный Шторм на Калте и расколол Галактику на части. По ту сторону бурь Пятьсот Миров пылают в «теневом крестовом походе» Лоргара и Ангрона, однако теперь от их бессмысленной резни нету прока. Выбор между победой и поражением сделает то, что происходит здесь, с нами, с вами.
Слова Магистра Войны были одновременно соблазнительными и успокаивающими, что было очевидно даже Аксиманду, однако они оказывали желаемое воздействие.
— Мы наконец-то выступаем к Терре? — спросил Мортарион.
Гор рассмеялся.
— Еще нет, но скоро. Я позвал вас сюда, чтобы подготовиться к этому дню.
Гор сделал шаг назад и вскинул руки, а из пола быстро, словно коралловые наросты, поднялась древняя аппаратура, разворачивающаяся и раскрывающаяся с механической точностью. С ней поднялась сотня или больше стеклянных цилиндров, в каждом из которых находилось тело, вечно лежащее на пороге между бытием и забвением.
Из прежде незаметных входов появилось множество плачущих техноадептов и механикумов в черных облачениях, которые заняли места возле мягко светящихся цилиндров.
— По любым оценкам смертных, наш отец бог, — произнес Гор. — И хотя Он и позволил Своему царству погрузиться в мятеж, Он все равно слишком могуч, чтобы сражаться с ним.
— Даже для тебя? — с ухмылкой спросил Фулгрим.
— Даже для меня, — подтвердил Магистр Войны. — Чтобы убить бога, воин сперва должен сам стать богом.
Гор сделал паузу.
— По крайней мере, так мне сказали мертвые.
2
КРЕПКИЕ КОРНИ
МОЛЕХ
ОГОНЬ МЕДУЗЫ
Под куполом километровой высоты располагался Гегемон — чудо гражданской инженерной мысли, которое идеально воплощало замысел, лежавший в основе создания Дворца. Расположенный в округе Кат Мандау Старой Гималазии, Гегемон был резиденцией имперского правительства — центром деятельности, где никогда не останавливался и не прерывался даже на миг непрестанный труд.
Лорд Дорн, разумеется, хотел укрепить его, обложить золотые стены адамантием и камнем, однако это распоряжение было тихо отменено на высшем уровне. Если бы армии Магистра Войны углубились во Дворец настолько далеко, значит война уже была бы проиграна.
Его кости пронизывал миллион комнат и коридоров — от бездушных загородок из голого кирпича для писцов до головокружительных покоев из оуслита, мрамора и золота, заполненных величайшими сокровищами искусства всех времен. Десятки тысяч закутанных в рясы секретарей и клерков спешили по высоким вестибюлям в сопровождении нагруженных документами сервиторов и бегущих рысцой чернорабочих. Послы и знать со всего мира собирались, чтобы подать петицию лордам Терры, а министры руководили делами бесчисленных департаментов.
Гегемон давно перестал быть зданием в буквальном смысле этого слова. Он раскинулся за пределы купола, превратившись в громадный самостоятельный город: спутанную массу отвесных провалов архивов, канцелярских башен, куполов просителей, дворцов бюрократии и ступенчатых террас с висячими садами. За века он стал практически непостижимым органом тела Империума, функционирующим, несмотря на чрезвычайную сложность — или, возможно, благодаря ей. Это было неторопливо бьющееся сердце владений Императора, где решения, касающиеся миллиардов, распространялись по Галактике функционерами, которые ни одного дня не провели вне вращения кругов Дворца.
